Станет ли Беларусь Украиной?

Украина и Беларусь среди самых близких друг к другу в культурном отношении народов Европы. Их восточнославянские языки, христианские православные церкви, а также особенности расположения между Россией с одной стороны и ЕС и НАТО — с другой, сопоставимы и связаны. Оба народа также культурно близки к православному и восточнославянскому русскому. Однако украинцы и белорусы как постколониальные народы отличаются от пост-, а частично и неоимперских россиян, международные амбиции которых отчасти больше похожи на мировоззрения сегодняшних турок или китайцев, если не межвоенных немцев.

Хотя некоторые маргинальные украинские группировки и лелеют ирредентистские мечты о южно-российской Кубани, ни в украинских, ни в белорусских политических мейнстримах нет внешних гегемонистских притязаний. Украинцы и белорусы — в отличие от многих русских, венгров или сербов — территориально удовлетворенные нации. Несмотря на эти и другие структурные сходства между Беларусью и Украиной, большинство комментаторов — будь то западные, российские, белорусские или украинские — сегодня подчеркивают скорее различия, чем сходства двух братских народов. «Беларусь — это НЕ Украина» — основной посыл недавних комментариев многих политиков и экспертов продолжающегося восстания в Минске.

Различия между Беларусью и Украиной

Действительно, белорусы имеют досоветскую, советскую и постсоветскую историю, которая глубоко отличается от истории украинцев. Белорусский национализм уже в царский период был слабее украинского — важное отличие, актуальное и сегодня. Белорусская диаспора во времена «холодной войны» была менее организованной и активной, чем более заметные украинские эмигрантские общины Западной Европы и Северной Америки. И новое белорусское государство — в отличие от украинского — после 1991 г. участвовало в ряде неоимперских организаций России.

Беларусь — один из соучредителей двух главных организаций, на которых базируется сегодняшнее московское неоимперское правление на территории бывших царской и советской империй. Минск стоял у истоков так называемой Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), своего рода «Варшавского договора 2.0», в котором доминирует Россия. Вряд ли случайно официальное создание ОДКБ состоялось 7 октября 2002 года и таким образом оказалось приурочено к 50-летнему юбилею Владимира Путина.

Беларусь также является членом-учредителем Евразийского экономического союза (ЕАЭС), первоначальный трехсторонний договор о котором был подписан Москвой, Минском и Астаной в разгар эскалации гибридной войны Кремля против Украины, 29 мая 2014 года. Являясь псевдокопией ЕС, ЕАЭС взял на себя значительные национальные прерогативы в таких областях как регулирование торговли и производства своих государств-членов. Сегодня ЕАЭС является основным кремлевским инструментом самопрезентации России как независимого глобального «полюса» в якобы многополярном мире. Беларусь важна для этого московского геополитического миража, так как является единственной страной, предоставляющей ЕАЭС, с точки зрения географии, исключительно европейский элемент (Армения — хотя и культурно европейская, но формально географически азиатская страна).

Более того, 8 декабря 1999 года — ровно через восемь лет после заключения Беловежских соглашений о роспуске СССР — Беларусь подписала Договор о создании Союзного государства с Россией. Вскоре этот исторический документ был ратифицирован парламентами обеих стран. Однако, как это ни парадоксально, до сих пор Союзный договор не привел к возникновению реального нового политического союза двух стран. Несмотря на появление определенных институциональных атрибутов и даже небольшого бюджета, российско-белорусское Союзное государство существует лишь на бумаге.

Ничто из вышеперечисленного даже отдаленно не напоминало и никогда не было официальной политикой Киева. Вопреки некоторым заблуждениям на Западе и в России, с 1991 года Киев был настроен более или менее проевропейски почти при всех своих руководителях, а не только при яро прозападных президентах Викторе Ющенко (2005–2010) и Петре Порошенко (2014–2019). Полноправное членство Украины в ЕС Киев объявил своей официальной целью президентским указом уже в 1998 году. Верховная Рада цель вступления Украины в ЕС и НАТО в 2003 году внесла в Закон о национальной безопасности, а в 2019-м — в Конституцию Украины. Масштабное Соглашение об ассоциации с ЕС, заключенное в 2014 году, рассматривается в Киеве как принципиально недостаточный документ. Многие украинцы считают, что Соглашение об ассоциации — всего лишь шаг на пути к полноправному членству их страны в ЕС.

Это некоторые из аспектов, характеризующие Украину и Беларусь как различные геополитические образования в Восточной Европе. Возможно, самым близким постсоветским эквивалентом Беларуси является, таким образом, не Украина, а Армения, сходная с Беларусью своими связями с Россией и новейшей историей. Как и Беларусь, Армения является членом ОДКБ и ЕАЭС, и так же экономически тесно связана с Россией. В то время как Минск является ближайшим партнером Москвы в Центрально-Восточной Европе, Армения — самая пророссийская страна на Южном Кавказе. 27 марта 2014 года Армения и Беларусь были единственными постсоветскими странами — членами ООН, которые однозначно поддержали Россию в ее отказе от резолюции Генеральной ассамблеи ООН №68/262 о территориальной целостности Украины. Все другие бывшие республики СССР либо проголосовали за резолюцию, осуждавшую аннексию Крыма, либо же воздержались или не голосовали.

Более того, в 2018 году Армения пережила восстание, частично похожее на события в Беларуси летом 2020 года. Армянская Бархатная революция, как и нынешние протесты в Беларуси, не имела геополитических аспектов. Она привела лишь к замене политика старого образца новым лидером-реформатором. Изгнанный армянский лидер Серж Саргсян (р. 1954 г.) почти такого же возраста, что и Александр Лукашенко, родившийся на два месяца позже Саргсяна. Новое армянское руководство при Николе Пашиняне с 2018 года следует внутреннему реформистскому и внешне консервативному курсу.

Сочетание внутриполитических реформ и внешнеполитической преемственности Пашиняна напоминает о нынешнем дискурсе в Беларуси и вокруг нее. Сохранение тесных связей Минска с Москвой и перезагрузка окаменевшей политической системы Беларуси — то, чего ожидает и намеревается достичь Координационный совет белорусской оппозиции. Относительно стабильное развитие событий в Армении после смены власти в Ереване в 2018 году, по-видимому, также является тем, чего может ожидать и к чему должна стремиться Беларусь после ухода Лукашенко. Многие наблюдатели предполагают, отдают предпочтение и советуют для Беларуси повторение пути послереволюционной Армении, а не Украины.

Почему белорусский транзит власти может отличаться от армянского

Но все может быть не так просто, как кажется на первый взгляд, в отношении будущего после смены сегодняшнего режима в Беларуси. Не только смещение Александра Лукашенко в 2020 году оказывается более сложным, чем относительно быстрое и мирное избавление Армении от его ровесника Саркисяна в 2018-м. Позиция российского империализма по отношению к белорусскому национализму сложнее, чем достаточно простая роль, которую Москва играет в рамках своих отношений гегемон—клиент с Ереваном. Армения смогла провести Бархатную революцию под лозунгами национальной гордости, достоинства и свободы, не вызывая сильных эмоций в Москве, пока у Еревана не было планов покинуть ЕАЭС и ОДКБ.

Использование же этнонациональной символики в Беларуси в 2020-м для имперских националистов России уже само по себе более проблематично, чем празднование армянами своей государственности и национальности в 2018 году. Белорусский национализм имеет более выраженное европейское измерение и географически ближе к ядру Европы, чем армянский национализм. Гражданин Беларуси, который идентифицирует себя в первую очередь этническим или политическим белорусом, а не в паннациональном восточнославянском контексте, вероятно, будет склонен рассматривать белорусский народ как принадлежащий к европейской культуре. Это в принципе может быть беспроблемным по отношению к Москве до тех пор, пока русские тоже определяют себя в первую очередь как европейцы.

Однако официальное название, которое Москва 1 января 2015 года выбрала для транснационального пространства, центром которого она претендует быть, или даже континентом, на котором она расположена, — это «Евразия», а не всего лишь Восточная Европа. Интересно, насколько национально пробужденные белорусы захотят последовать за Кремлем в этом разграничении уникального цивилизационного сообщества, отличного от ЕС и Запада. Если русские настаивают на том, чтобы быть евразийцами, а не европейцами, это может быть приемлемой формулой для некоторых армян, которые, учитывая их географическое положение, были бы готовы принять такое смешанное определение своей идентичности. Однако у национально сознательного белоруса могут возникнуть проблемы с принятием его принадлежности — как Москва это предлагает Минску — к более крупному культурному коллективу, который является некоей загадочной «евразийской», а не общеизвестной европейской цивилизацией.

Более того, геополитические амбиции Кремля в отношении восточнославянских народов отличаются от его амбиций в отношении народов Южного Кавказа — горький урок, который украинцы усвоили в 2014 году. Москва, видимо, сегодня удовлетворена тем, что Ереван продолжает свое членство в ЕАЭС и ОДКБ после Бархатной революции 2018 года. Однако, что касается западной границы России, многие в Москве все еще мечтают о белорусско-российском политическом слиянии (а также о различных экспансионистских вылазках в Украину). Правда, эти панславянские мечты российских империалистов до недавнего времени были частично популярны и в Беларуси. Однако нынешнее празднование белорусской государственности, народной власти и свободы, спровоцированное антилукашенковскими протестами, меняет восприятие гражданами Беларуси отношений государства и общества.

Освободительный пафос белорусских протестов 2020 года таким образом рождает двойную концептуальную проблему для будущей финализации белорусско-российского союза. На структурном уровне всем, и не в последнюю очередь самим белорусам, понятно, что российско-белорусский союз не будет слиянием равных. Население всей Беларуси лишь незначительно превышает население Москвы.

Протестующие против режима Лукашенко сегодня настаивают на народном суверенитете белорусской политической нации. Они выражают это в том числе национальным флагом, который не является официальным знаменем белорусского государства. Таким образом, сегодняшние протестующие в Беларуси в определенном смысле более радикальны, чем украинские революционеры 2004-го и 2013–2014 годов, которые использовали тогда уже официальный украинский национальный флаг (кроме многочисленных партийных знамен) в качестве главного беспартийного визуального маркера, символизирующего их борьбу за народный суверенитет. Согласятся ли белорусы после изнурительных протестов под национальным флагом Беларуси на принадлежность к союзному государству с другим знаменем и силовым центром в Москве, а не в Минске?

Вторая концептуальная проблема заключается в сходстве политических режимов и экономик Беларуси и России при президентах Лукашенко и Путине. Многие белорусы, возможно, в принципе были бы не против союза с Россией. Но Россия, которой правит многолетний президент, даже немного старше ненавистного Лукашенко, и политико-экономическая система которой довольно похожа на лукашенковскую, может быть непривлекательна и для отдельных белорусских русофилов. Эта ситуация может усугубиться тем, что российской экономике все больше будут мешать ее глубокие структурные проблемы, как и постоянная аккумуляция внешних санкций против РФ.

Армяне, возможно, также сомневаются в пользе интеграции своей экономики с российской. Однако союз Еревана с Москвой, в первую очередь — геополитический, а не геоэкономический. Именно вовлеченность Еревана в рискованный территориальный конфликт с Баку из-за Нагорно-Карабахского региона Азербайджана, а вовсе не экономические интересы, является главным фактором, скрепляющим армяно-российский альянс. По крайней мере на поверхности нет сопоставимого геостратегического императива, делающего Минск таким же образом зависимым от Москвы. Напротив, ориентация белоруской экономики на российские рынки и энергоресурсы является основным двигателем интеграции двух стран. Однако, что произойдет, если российские рынки будут продолжать сжиматься для белорусских товаров, а мировые цены на энергоносители останутся низкими?

Выводы

Конечно, Беларусь — это не Украина. Но она и не Армения. Такие утверждения могут показаться банальными или даже нелепыми. Однако практические последствия этих труизмов значимы для будущей геополитики Восточной Европы. Если постлукашенковская Беларусь не сможет легко встать на послереволюционный примирительный путь Армении после 2018 года, каким именно путем она тогда будет идти? Если современная белорусская нация, выйдя из протестов, определит себя как европейскую, а не евразийскую, какие последствия это будет иметь, например, для продолжения членства Беларуси в Евразийском экономическом союзе?

Если послереволюционный белорусский национализм непригоден для подчинения Союзному российско-белорусскому государству, каково будет мнение Кремля по этой проблеме и как он будет с ней справляться? Предполагаемый победитель белорусских президентских выборов в 2020 году Светлана Тихановская в недавнем интервью подтвердила, что, вопреки голосованию Беларуси в Генеральной ассамблее ООН в марте 2014 года, Крым легально принадлежит Украине. Тем самым она публично нарушила новую конституцию Путина 2020 года, где прямо запрещено ставить под сомнение целостность территории РФ, которой, согласно российской конституции, принадлежит Крым. Как примирить это и многие другие идеологические различия между современным мировоззрением белорусской оппозиции с одной стороны, и неоимперским мировоззрением нынешнего руководства России — с другой? И что будет делать Москва, если придет к выводу, что эти противоречия не могут быть урегулированы дипломатическим путем?

В худшем случае будущее развитие Беларуси таким образом может стать более похожим на печальные аспекты судьбы Украины, чем это можно предположить на базе несопоставимых современных историй этих двух разных стран и их разной международной вложенности. Пока ирредентизм и реваншизм остаются основными детерминантами российского внешнеполитического поведения, фундаментальные различия между украинской и белорусской национальными самоидентификациями и внешними ориентациями могут оказаться недостаточными для Москвы. Вероятно, с точки зрения Кремля, постреволюционная Беларусь должна будет однозначно подчиниться Союзному государству, в котором доминирует Россия, и принять свою принадлежность к Евразии, а не к Европе. В противном случае бóльшая умеренность белорусских протестующих по сравнению с украинскими революционерами может оказаться для Москвы малозначительной.

Продолжающееся дружелюбное отношение белорусов к России во время и после протестов может оказаться недостаточным, чтобы компенсировать их растущее отсутствие покорности перед авторитаризмом. Если сама Россия и особенно ее внешнеполитические взгляды не изменятся в ближайшее время, то россияне и белорусы могут оказаться в спирали растущей конфронтации. Лучшим шансом для постлукашенковской Беларуси, который помог бы ей избежать будущего, подобного печальной судьбе Украины после Януковича, стали бы значительные политические изменения внутри РФ.

Такая базовая российская трансформация должна была бы положить конец не только президентству Путина, но и путинскому внутреннему режиму и внешней доктрине. Правда, такая принципиальная международная переориентация Москвы и отступление России от неоимперских проектов могли бы в конечном счете также означать, что Беларусь станет более похожа на Украину. Если Минску будет позволено следовать своим собственным геополитическим курсом, то он, рано или поздно, скорее всего так же обратится на Запад, как это ранее сделал Киев.

Все статьи Андреаса Умланда читайте здесь.