Саркомания против глобалофобии

«Бежит он быстро, но куда?». Этот заголовок статьи в журнале The Economist как нельзя лучше передает общее впечатление от той гиперактивности, которую новый президент Франции Николя Саркози успел проявить за первые 100 дней своего пребывания на посту. Ответ на этот вопрос все дружно ринулись искать в программной речи французского президента, выступившего в конце августа на 15-й конференции французских послов. Причем занялись этим так усердно, что практически весь текст, уместившийся на менее чем пятнадцати печатных страницах, был мгновенно разобран на цитаты.

А тем временем в начале сентября был обнародован еще один концептуальный документ — доклад «Франция и глобализация». Его по поручению президента готовил бывший министр иностранных дел Франции Юбер Ведрин. И 60 с лишним страниц этого текста большинству журналистов ока­зались не совсем по зубам. По­ставив на нем клеймо «антиамери­канского» и противопоставив «про­американскому» выступлению Сарко, большинство англоязычных СМИ этим и ограничились. Ну разве что надергали оттуда пожеланий типа «быть скромнее» и «идти на уступки», при этом практически полностью потеряв изначальный смысл. А жаль.

Отношение европейцев, и в первую очередь французов, к глобализации изначально было более чем настороженным. Но после сентябрьских терактов 2001 года стало откровенно отрицательным. Как указывает в своем докладе г-н Ведрин, в ноябре 2001 года 45 процентов французов считали, что издержки глобализации перевешивают перспективы, которые она открывает. Противополож­ной точки зрения придерживались 34 процента. У 64 процентов опрошенных явление глобализации вызывало чувство тревоги. Весной 2007 года, в разгар президентской избирательной кампании, первый показатель остался на том же уровне, зато последний вырос до 74. Поиску причин подобной французской глобалофобии и посвящена значительная часть доклада.

Примечательно, что диагнозы, поставленные министром-социалистом, и президентом, возглавляющим Союз за народное движение, который имеет либерально-консервативную прописку во Франции, практически совпадают. Сопротивляться глобализации не только бессмысленно, но и не нужно. Именно ей мир обязан тем, что мировой ВВП с 1990 года удвоился, а среднестатистический уровень жизни вырос на 50 процентов. Более того, Франция, на долю которой приходится один процент территории и один процент населения, производит пять процентов мирового ВВП, достаточно успешно выдерживая конкуренцию как с азиатской дешевой рабочей силой, так и с многочисленными акулами капитализма в классическом, в том числе и заокеанском, обличье. Иными словами, Франция очень даже неплохо обустроилась в этом самом глобализованном мире.

Другое дело, что основным антонимом глобализации ее главные идеологи сделали протекционизм, превратив его тем самым в откровенно ругательное слово. Социалист Ведрин считает, что тут они явно погорячились. Система, обеспечивающая как защиту стратегических государственных интересов, так и гарантирующая определенную социальную солидарность, необходима. Правда, и в ранг всеобщей панацеи ее возводить тоже не следует. А вот либерал (хотя и консерватор) Сарко высказывается гораздо более радикально: противостоять рискам и угрозам глобализации можно, только сделав сознательный выбор в пользу «решительных и согласованных действий, направленных на обеспечение прозрачности и регулируемости международных рынков. Можно выступать в поддержку рыночной экономики и конкуренции, но при этом требовать прозрачности, чтобы тем, кто создает материальные блага, не приходилось расплачиваться за существование спекулянтов. Система, в которую я верю, — это система, способствующая созданию благ, а не спекуляции». Вот так и взял быка за рога, прямо с первой страницы.

И только после этого принялся анализировать расстановку сил на мировой арене. Впрочем, и в этом вопросе его подход тоже отличался от традиционного «против кого дружить будем?». Единственной возможной кандидатурой на эту «объединяющую» роль оказался Иран, да и то только в том случае, если будут испробованы все возможные методы для избежания «разрушительной альтернативы: иранская бомба или бомбардировка Ирана».

Исключительное значение и в выступлении, и в докладе было уделено реформированию всей системы взаимоотношений, сложившихся в мире: внутри Европы и через Атлантику, между Западом и мусульманским миром, между развитыми и развивающимися странами. Самым главным (по определению Саркози, «абсолютным») приоритетом для Франции является, естественно, обустройство Европы. Французы, заблокиро­вавшие в 2005 году отрицательным голосованием на референдуме по принятию общеевропейской Конституции дальнейший про­цесс евроинтеграции, сейчас, похоже, таки сдвинули с места этот лежачий камень. Вместо 500-страничного фолианта, за написание которого их соотечественник Валери Жискар д’Эстен получил литературную премию, Сарко предложил 30-страничное «упрощенное» соглашение. Которое не предусматривает никаких национальных референдумов, а должно быть просто ратифицировано правительствами. Эта идея уже получила одобрение и поддерж­ку как канцлера Германии Ан­гелы Меркель, так и высших брюссельских чинов. Тем не менее гораздо более важным французский президент считает ответ на вопрос «Какой должна быть Европа в 2020—2030 годах и какие миссии ей предстоит выполнять?». Для его поиска предлагается создать «группу наимудрейших» из 10—12 человек, которым предстоит в том числе определиться и с тем, насколько необходимым и целесообразным является одновременное проведение и углубления, и расширения Европейского Союза. Иными словами, у каких стран сохраняются шансы прописаться в этом элитном клубе?

Естественно, именно этот вопрос больше всего интересовал и украинских журналистов, которых посол Франции Жан-Поль Везиан пригласил как раз для обсуждения президентского выступления. Ничего конкретного о судьбе Украины сказано не было, зато решению этого вопроса на примере Турции было уделено немало внимания. Известно, что сам Саркози выступает против вступления Турции в ЕС, как известно и то, что эта позиция подвергается очень жесткой критике с самых разных сторон. По словам французского президента, разница между «формой самой тесной ассоциации, но без членства», которую предлагает он, и вступлением в ЕС, на котором настаивают его оппоненты, заключается в пяти из 35 разделов, оставшихся открытыми в переговорах между Брюсселем и Анкарой. Вот эти самые пять разделов Сарко и предлагает оставить на самый конец, на закуску. Может, на период председательствования Франции в ЕС, которое выпадает на вторую половину 2008 года?

Сейчас же зацикливаться на проблемах, только тормозящих про­цесс и не приносящих никаких прагматических результатов, Елисейский дворец считает нерациональным. Конфигурация всевозможных союзов, альянсов, объединений и так далее должна диктоваться оптимизацией спосо­ба решения проблем, ради которого они и создаются. И при этом строиться по принципу партнерст­ва, а никак не вассальства или, тем более, антагонизма. В наи­большей степени это относится к трансатлантическим отношениям. Совместное с Бушем поедание в Кеннебанкпорте гамбургеров, хотдогов или даже омаров во всем мире было воспринято как признак потепления отношений между Парижем и Вашингтоном, замороженных до состояния абсолютного нуля после того, как Жак Ширак выступил против войны в Ираке. Время доказало правоту Франции, однако, по мнению Сарко, это не дает французам права равнодушно наблюдать за развитием иракской трагедии. Тем более что только феноменальная неуклюжесть может помешать Парижу разыграть уже имеющиеся у него на руках козыри.

Другое дело, насколько тесное сближение с США при этом можно себе позволить. В этом вопросе, как считается, и содержатся максимальные расхождения в позициях президента и бывшего министра иностранных дел Фран­ции. Ведрин считает, что репутация США стараниями нынешней американской администрации упала настолько низко, что серьезный трансатлантический диалог, вплоть до возвращения Франции в интегрированные командные структуры НАТО, предпочтитель­нее начинать уже после избрания нового американского президента. Да и вообще экс-министр предостерег Францию от «искушения атлантизмом/вестернизмом». За что и попал под раздачу в англоязычной прессе. Хотя в телефонном интервью Катрин Бенгольд, французскому корреспонденту The International Herald Tribune, заявил: «В некотором смысле я скорее американец, чем европеец. Ведь они живут своим умом».

Более того, уже упоминавшиеся «скромность» и «уступчивость» касаются исключительно тона французской внешней политики. Ведь мало самому занять правильную позицию. Надо и другим не дать столкнуть наш общий мир в пропасть очередного глобального катаклизма.

А вот что касается стратегии, то Франции как раз и не хватает «динамической агрессивности», «амбициозной наступательности». Правда, опять же ничего личного, а все против издержек «вероломного капитализма».

Со всеми же остальными участ­никами игры в глобализацию Франция намерена строить равноправные и взаимовыгодные отношения партнерства и сотрудничества. И, похоже, это уже не только пустые и звонкие фразы. Основные вызовы, которые несет с собой глобализация, как раз и обусловлены дисбалансом в развитии. Просто отойти от однополярного мира недостаточно. Каждый регион, каждая страна должна найти место в мире, где гегемонию сверхдержав сменит прагматизм и здравый смысл. В том числе, считают в Париже, необходимо положить конец французскому патернализму в Африке, конфронтации с исламским миром, перетягиванию сырьевого каната как с основными производителями, так и с основными потребителями важнейших природных ресурсов. Создание Союза Средизем­номорья (который мог бы объединить страны Юга Европы, Севера Африки и Запада Азии), а также расширение «большой восьмерки» за счет присоединения Китая, Индии, Бразилии, Мексики и Южной Африки рассматриваются как наиболее эффективные пути решения проблем миграции, энергетической безопасности, свободной торговли, защиты окружающей среды и, конечно же, борьбы с терроризмом.

Отдельного рассмотрения заслуживает вопрос французской и европейской оборонной стратегии, о которой уже много сказано и по которой готовится так называемая «Белая книга» национальной безопасности и обороны Франции. Похоже, французы действительно получили президента, как и хотели, — который действует и получает результаты. Саркози, избранный 53 процентами голосов, теперь имеет 75-процентную поддержку своей внешней политики. Сложно сказать, удастся ли ему, со всей его энергией и одержимостью, удержаться от ошибок и откровенных провалов. Очевидно лишь одно — Франция больше не будет прятать голову в асфальт в страхе перед призраком глобализации. А значит, и весь мир получает шанс познакомиться с глобализацией с французским лицом.