В последнее время диалог Украины с Европейским Союзом, по выражению известного британского аналитика Дж.Шерра, все больше напоминает «диалог глухих». Но в данном случае партнеры не столько не слышат (или не хотят слышать) друг друга, сколько не всегда понимают собеседника. В этой ситуации необходимость поиска общего языка приобретает самостоятельное значение. Действительно, когда коммуникация идет свободно — никто, как правило, не задумывается над значениями слов, но когда в общении возникают преграды, самое время задаться вопросом, понимают ли друг друга обе стороны диалога, пользуются ли они общими понятиями и не получается ли так, что, употребляя на первый взгляд одни и те же слова, они говорят на самом деле о разных вещах.
Внимание к словам и понятиям, когда речь идет о политике, совершенно обоснованно, так как политическая деятельность — это в первую очередь деятельность дискурсивная, то есть осуществляющаяся в виде «разговоров» и разного рода текстов. Политики не всегда осознают это, напоминая мольеровского Журдена, не догадывавшегося о том, что говорит прозой. Политическая реальность создается собственно тем, что сказано или написано, а каждое публичное высказывание действущего политика тождественно социальному действию, хотя смысл такого действия не равен буквальному значению употребленных слов. Не стоит, как это часто делается, противопоставлять в политике слова (риторику, декларации) действительности. Если внимательнее присмотреться к словам, то перед нами могут открыться новые аспекты политической действительности.
Итак, насколько же действенной является украинская риторика по вопросам евроинтеграции и какое содержание за ней стоит? Как это содержание влиет на политическую аргументацию и на эффективность политического диалога? Насколько ключевые евроинтеграционные понятия, употребляющиеся в Украине, соответствуют пониманию интеграционных процессов, которое существует в Европейском Союзе? На эти вопросы некоторым образом позволяет ответить современная техника лингвистического анализа. Она дает возможность выйти за пределы практически-интуитивного понимания политических текстов и достичь более глубокого уровня их смысла.
Первый вывод, который возникает вследствие такого анализа: украинская евроинтеграционная риторика построена как своеобразная «риторика обид».
Нация или государство регулярно возникают в политике в образе отдельного человека (личности), с присущей именно отдельному человеку логикой действий и с его соответствующей оценкой, в частности моральной. Мы постоянно употребляем такие, к примеру, словесные формулы, вовсе не замечая их метафоричности: Украина выдвигает предложения, Германия начинает диалог. В ситуации вооруженного конфликта стране-врагу обязательно приписывают такие индивидуальные человеческие качества, как коварство и жестокость.
Действительно, с рациональной точки зрения государству как таковому неуместно приписывать возможность отвечать, выдвигать ему обвинения в коварстве, наглости, агрессивности, упрекать за непоследовательность, нерешительность или, наоборот, одобрять его политические действия, как одобряют индивидуальные действия. Однако на самом деле именно таким образом постоянно описывают, оценивают и, главное, понимают внешнюю политику разных стран. Данные метафоры не являются риторическим украшением. Они отражают конкретный образ восприятия политических событий, и, что важнее, этот способ восприятия влияет (часто незаметно для деятелей пространства политической власти и даже для экспертов) на характер соответствующих решений и действий, на методы ведения политического диалога.
Позиция Украины, начиная почти что с момента провозглашения независимости, но наиболее явно после отказа от ядерного оружия, напоминала позу человека, который с полным правом и совершенно искренне протягивает руку дружбы тем, кого считает друзьями и партнерами. Конечно, когда эти партнеры не осуществляют в ответ симметричных действий, то есть не отвечают взаимностью, этот человек испытывает чувство обиды. А потом это чувство, ощущение того, что с Украиной обращаются несправедливо, проникает в политические тексты, в основном не на уровне прямых формулировок типа «нас обижают», а в скрытом виде. Это ощущение сказывается на общем тоне ведения политического диалога и прорывается в едва завуалированных упреках. Один из примеров — распространенная фраза «мы в Европе никому не нужны, нас там никто не ждет».
Еще один пример — из официального политического выступления. В нем говорится: «Тогда (в 1991 г.) европейский экспресс проследовал мимо украинской станции, даже не сбавив скорости». Этот образ, подчеркивающий разочарование Украины и стремление довести этот упрек до европейских партнеров, несмотря на всю его кажущуюся внешнюю выразительность, невольно вызывает в воображении удивленную фигуру, стоящую на перроне и растерянно всматривающуюся в окна скорого поезда, который почему-то не останавливается и мчится дальше, а на лице у этой фигуры — выражение разочарования и непонимания: почему ее оставили и что происходит? Плохо только, что эта растерянная и непрезентабельная особа по законам политического жанра прямо и непосредственно отождествляется с Украиной.
К тому же этот образ может утратить всю свою чувствительность, если найдется незаинтересованный наблюдатель, который спросит: а почему она не подумала о том, чтобы заранее приобрести билет?
От упреков не свободны даже тексты аналитиков, в частности, в тех случаях, когда говорится, что Румынию и Болгарию пригласили в Европейский Союз, а Украину — нет (неназванное продолжение таких высказываний — «это несправедливо» — прочитывается очень легко). Вообще за «риторикой несправедливого отношения» ощущается отсутствие уверенности. Поза обиженного порождает и высказывания типа «не хотите нас, ну и не надо!», также весьма распространенные в украинском политическом дискурсе.
Конечно, у гражданина Украины, небезразличного к ее судьбе, есть определенные основания для подобных эмоций. Однако построение политического диалога с помощью упреков и укоров вряд ли может привести к желаемому результату, особенно когда таких упреков много. Жаловаться партнерам на них самих, упрекать в несправедливом отношении к Украине — все это способно свести на нет самые продуманные и убедительные аргументы в пользу возможности и желательности будущей интеграции Украины в ЕС. Поскольку партнеры, чувствуя этот тон обвинений, вместо того чтобы оправдываться и просить прощения, закономерно демонстрируют известную, к сожалению, украинским дипломатам реакцию «вежливого раздражения». Понятно, что на этом фоне обсуждать конкретные вопросы становится довольно сложно.
В формировании риторического и ментального пространства проблемы европейской интеграции Украины одно из ключевых мест принадлежит метафоре путь в Европу (шлях до Європи). Но что в действительности стоит за этой метафорой? Прежде всего путь — это перемещение в пространстве. И поскольку мы имеем дело с живой метафорой, которая не утратила конкретной образности, это означает, что подсознательно мы исходим из допущения, что для европейской интеграции Украине необходимо сняться с места, передвинуться в пространстве, чтобы очутиться каким-то образом в Европе. Этот алогический образ обыденного сознания в конечном итоге отражает недостаточную степень осознания украинцами своей европейской идентичности.
(Для сравнения: отношения с Россией представляются совсем иначе. Для того чтобы строить отношения с ней, нужно только «не поворачиваться к России спиной», то есть передвигаться в пространстве в этом случае не нужно. Для представления отношения с Россией ключевой является другая политическая метафора — метафора родства. И даже если мы давно не употребляем по отношению к России выражения типа старший брат/сестра, это не имеет значения. Представления о родственных связях продолжают существовать на более глубоком уровне. Так, в высказывании «Россия была, есть и будет нашим союзником и партнером» в скрытом виде содержится значение родства. Поскольку только родственные отношения даются человеку навсегда (брат был, есть и будет братом), а отношения партнерства и союзничества могут быть приостановлены в зависимости от обстоятельств.)
Возвращаясь к понятию пути, нужно сказать, что идея дороги как средства достижения цели является универсальной. Дело, однако, в том, что дороги бывают разными (тропинка, трасса, дистанция и т.п.), а украинский шлях — это конкретный вид дороги. Слово шлях не имеет полных соответствий в других языках, это не совсем то же самое, что русское слово путь. Одна из особенностей, отмеченная Т.Радзиевской, состоит в том, что украинский шлях — это часть традиционного сельского пейзажа, другими словами — шлях — это природнный, а не искусственный, созданный руками людей объект. Это понятие связано с целым рядом сопутствующих обстоятельств. Так, рухаючись шляхом, невозможно точно определить время, необходимое для его прохождения (шлях — это не дистанция, не автострада и не железная дорога). Понятно одно, если шлях — то он обязательно длинный. С этим понятием стойко связаны представления о трудностях передвижения (недаром мы говорим — важкий шлях, а легкой может быть, скорее, дорога), о преградах, возникающих на таком пути, об опасностях, поджидающих за каждым поворотом. На нем можно заблудиться, поэтому тут отыскивают указатели. В украинском политическом дискурсе встречаем поэтому совершенно закономерную фразу: Польща — це наш дороговказ до Європи. Вообще, по такому пути лучше идти со спутниками (в отличие от дистанции, которую спортсмен должен пройти один). Тут и возникает лозунг — «В Европу вместе с Россией». Действительно, у метафоры собственная логика, и никого уже не интересует, что Россия, в отличие от Украины, не провозглашала намерений вступить в будущем в Европейский Союз, и никто не спрашивает — до какого пункта мы двигаемся вместе, потому что на шляху такие пункты не предусмотрены.
Существенно, что на таком пути следует быть осторожным, спешить тут, в отличие от спортивной дистанции, неуместно. Тут нужно не столько рваться вперед, как взвешивать каждый шаг. Отсюда постоянные ссылки на недопустимость поспешных движений, боязнь двигаться слишком быстро и т.п. Вследствие этого создается и поддерживается распространенное в украинской политике иллюзорное и опасное впечатление, что медлительность в принятии политических решений способна замедлить и обезвредить действие возможных негативных последствий. Хотя на самом деле несвоевременное решение может порождать неконтролированные следствия (но для осознания этого нужен уже не образ сельской дороги, а современной автострады).
Короче говоря, со словом шлях связан целый сюжет с расписанными и конкретными деталями.
Таким образом, метафора «шлях до Європи» отражает конкретный образ процесса евроинтеграции и в то же время, что наиболее важно, определенным образом программирует дальнейшие действия в этом направлении. За политической метафорой стоит сценарий действий, и политики, используя это обозначение, не в состоянии выйти за пределы этого сценария. Речь совсем не идет о каком-то речевом украшении. На самом деле с помощью метафоры мы рисуем евроинтеграцию как длительный, трудный, опасный и плохо прогнозируемый процесс. Нужно ли после этого удивляться, что именно так все и происходит?
Впрочем, в последнее время наблюдается некоторое снижение частоты использования данной метафоры. Закономерным образом это происходит одновременно с постановкой вопроса о конкретных временных рамках, в которые планируется достичь евроинтеграционные цели. Однако там, где нас призывают не спешить с евроинтеграцией или когда говорят о движении в Европу вместе с Россией, шлях появляется вновь.
Об отличиях в восприятии у нас и у наших партнеров по диалогу свидетельствуют соответствующие метафоры в политическом дискурсе Европейского Союза. Если в Украине процессы интеграции осознаются через понятие шлях, то в ЕС в таких случаях предпочитают говорить о пройденном расстоянии (дистанции). Вообще, говоря о вопросах расширения Евросоюза и об оценке деятельности стран-кандидатов, здесь отдают предпочтение метафоре спортивной борьбы. В отличие от передвижения по шляху бег на дистанцию четко хронометрируется, тут ценится скорость, а не медлительная осмотрительность. При оценке процесса расширения ЕС действует принцип индивидуальной оценки достижений стран-кандидатов. В таких условиях ни у кого не возникает желания тратить время — тот, кто отстает, должен нагонять. Для стран-кандидатов в официальных документах ЕС сформулирован даже специальный принцип — «догонять, ликвидировать отставание».
В данном сюжете поощряются и принимаются во внимание именно индивидуальные результаты — у спортсмена нет попутчиков, у него есть соперники. Конечно, в целом тут речь идет о понятии конкуренции — одном из важнейших в западной культуре.
Все это свидетельствует о том, что моменты непонимания в диалоге Украина — ЕС основаны на отличиях в стойких социальных, культурных и политических моделях. Но такие барьеры в принципе не являются непреодолимыми, при условии что обе стороны осознают их природу. Учитывая, что Украина в этом диалоге является стороной в большей степени заинтересованной, нужно уделять больше внимания таким расхождениям, не упрекать партнеров, не пренебрегать принципами и системой аргументации, используемой противоположной стороной, а внимательно рассматривать их и пытаться обратить в свою пользу.