«Параллельное СНГ» и «балканские прецеденты»

К терминам «параллельное СНГ» или «СНГ-2», которыми полушутя обозначают СМИ и отдельные политики самопровозглашенные и никем не признанные сепаратистские регионы — Приднестровье (Молдова), Абхазию, Южную Осетию (Грузия) и Нагорный Карабах (Азербайджан), на днях прибавилось новое громкое название. В результате сухумской встречи так называемых президентов и министров иностранных дел трех из них (представители Нагорного Карабаха не принимали участия) на свет родилась декларация, провозгласившая создание Сообщества за демократию и права народов. В ней сказано, что главной целью этого сообщества является «завершение политико-правового оформления распада СССР путем признания международной правосубъектности республик Абхазия, Приднестровье и Южная Осетия», а также создание общих «миротворческих сил» для предоставления помощи в случае военной агрессии. О политической направленности этой инициативы свидетельствовало не только довольно прозрачное подражание названию «Сообщество за демократию и экономическое развитие — ГУАМ», но и неприкрытая позиция наблюдателей из Госдумы России, которые откровенно определили это новообразование как «анти-ГУАМ».

Толчком к оживлению усилий членов нового сообщества с целью получить международное признание стало, безусловно, развитие событий на Балканах — в частности на территории государств, образовавшихся после распада Югославской Федеративной Республики. Особая заинтересованность лидеров непризнанных постсоветских псевдогосударств объясняется формальным совпадением политических планов — главным образом отделение от государств, на чьих территориях находятся эти образования. Их правящие элиты питают надежду усилить свои позиции за счет создания в Балканском регионе международных прецедентов или определенных моделей, на которые можно ссылаться для обоснования своей государственности под лозунгами «права на самоопределение» или «волеизъявление народа» путем референдумов (плебисцитов).

Такие надежды усиливаются и соответствующими заявлениями известных российских политиков и госчиновников, которые создают впечатление, что в случае провозглашения независимости непризнанными постсоветскими республиками Москва, опираясь на свежие балканские прецеденты, позволит себе официально их признать. Действительно, в начале года Кремль, казалось, сделал серьезную ставку на Косово. Наконец, президент Путин подчеркнул, что признание государственной независимости Косово означает появление универсальной модели, согласно которой международное сообществом должно решать проблемы и других сепаратистов (что выглядело не очень логично, учитывая, по крайней мере, теоретическую возможность распространения такой модели на ситуацию внутри самой Российской Федерации). Но уже в апреле отношение к проблеме Косово заметно изменилось, а после успешного референдума по поводу независимости Черногории именно этот прецедент занял центральное место в стремлении оправдать попытки предоставить международную легитимность самопровозглашенным постсоветским республикам.

Тем не менее, несмотря на политическую эффектность (но не эффективность) такой поддержки, вряд ли можно говорить о надежном юридическом обосновании упомянутых усилий. Скорее всего, они так и останутся декларативным проявлением российской «солидарности» с преимущественно пророссийки настроенными лидерами сепаратистов и не перейдут в плоскость таких ответственных действий, как официальное государственное признание. Хотя бы потому, что этот шаг не имеет шансов на поддержку со стороны других мощных игроков на международной арене, вследствие чего произошло бы дальнейшее противопоставление России международному сообществу, что объективно содействовало бы не усилению, а, наоборот, ослаблению российских геополитических позиций.

И все же — почему именно нечего надеяться на возможность применить то ли косовский, то ли черногорский прецедент для решения постсоветских «замороженных конфликтов»? Прежде всего потому, что право народа на самоопределение никоим образом нельзя отождествлять с правом на отделение от государств, существующих в пределах общепризнанных границ. Такое утверждение является не чем иным, как сознательной или несознательной политической манипуляцией общественным мнением. Если коротко, то право на самоопределение означает в первую очередь легитимность мер, направленных на сохранение и развитие собственной культуры, языка, традиций целостных этнокультурных сообществ (народов, этносов). В частности, введением разных форм самоуправления. В международном праве этот общий принцип существует в двух измерениях: внутреннем и внешнем. И если принцип «внутреннего самоопределения» все больше совпадает с развитием международных норм и стандартов защиты прав меньшинств внутри государства, «внешнее самоопределение», то есть право решать вопросы политического строя определенной территории или региона (что фактически означает право на отделение) является предметом не международного, а внутреннего, национального права. Поэтому определяющим фактором в решении таких вопросов является законодательство официально признанного государства, которое может предусматривать — или не предусматривать — возможность отделения каких-то его частей. Именно поэтому — как для решения наболевшего вопроса Косово, так и для проведения и дальнейшего международного признания результатов референдума по поводу независимости Черногории — необходимым фактором было согласие Сербии. Имея в виду наличие таких мощных рычагов влияния на сербских политиков, как перспектива членства в ЕС, легко понять, почему все-таки удалось получить поддержку этих нелегких для сербского правительства решений.

К этому следует добавить, что мировая практика принятия положительных решений по поводу появления на карте мира новых государств базируется на нескольких критериях, важнейшими из которых считаются: а) население территории, требующее отделения, является не просто ее жителями, а целостным народом (в большинстве случаев — будущим титульным этносом); б) государство, от которого стремится отделиться сепаратистский регион, грубо нарушает права человека; в) ни в национальном, ни в международном праве не существует никакого другого эффективного способа решения проблемы.

Воспользовавшись приведенными принципами и подходами, рассмотрим ход событий на Балканах. В случае Черногории все выглядит довольно просто, поскольку недавнее завоевание ею независимости можно считать не чем иным, как реализацией «отложенного права на внешнее самоопределение». Вспомним, что после 1991 года условием признания новых независимых государств, образовавшихся после распада СССР и ФРЮ, было наличие определенного суверенитета еще в пределах бывших федераций, формальным признаком чего считался статус бывших федеральных республик (субъектов федерации). Вместе с тем такое право не было признано ни за одним автономным образованием (что в определенной мере объясняет и трагедию Чечни). Поскольку в составе ФРЮ было шесть таких единиц, а после распада сформировалось пять независимых республик плюс союз Сербии с Черногорией, независимость последней многие аналитики рассматривали как вопрос времени. Поэтому недавно проведенный референдум только реализовал, хотя и с опозданием, право Черногории на собственную государственность, заложенное в подходах и критериях признания новых независимых государств Центральной и Восточной Европы.

В этом контексте значительно более сложной представляется ситуация Косово, поскольку именно здесь нарушается упомянутая логика и последовательность подходов к реализации права на внешнее самоопределение. Поэтому вовсе не случайно и ЕС, и США, и все другие «вершители судеб» этого международного протектората неустанно подчеркивают: это — особый случай, который не может служить моделью или прецедентом для решения других спорных вопросов, связанных с попытками получить государственную независимость путем отделения определенных территорий от легитимных государств (не говоря уж об иредентизме, то есть попытке присоединиться к другому государству).

Из этого краткого обзора вытекает, что весьма распространенное представление о тягучей двойственности и непреодолимой противоречивости двух основоположных принципов современного всемирного устройства — жесткого соблюдения государственного суверенитета и неприкосновенности государственных границ, с одной стороны, и права наций на самоопределение — с другой, на самом деле не столь уж и размытое и неопределенное. Учитывая развитие норм международного права и мировой практики в контексте борьбы за признание самопровозглашенных членов «параллельного СНГ», можно прийти к выводу: оснований распространить на них балканские прецеденты нет, поскольку ни Республика Молдова, ни Грузия, ни Азербайджан никогда не давали согласия на раздел своей территории и вряд ли введут такую норму в собственное законодательство. К тому же основные критерии, делающие невозможным создание и признание новых независимых государств (см. выше), ни в какой мере не накладываются на отношения между этими государствами и их сепаратистскими регионами. Наоборот, серьезные нарушения прав человека именно в сепаратистских анклавах зафиксированы в отчетах авторитетных международных организаций. Это касается многочисленных и массовых нарушений — от не улаженных по сей день последствий этнических чисток — например, в Абхазии и Нагорном Карабахе, до так называемой лингвистической чистки, к которой прибегла администрация Тирасполя (ПМР) летом 2004 года.

Добавив же такие непреложные факты, как нелегитимность правительств самопровозглашенных республик (связанная с их отказом готовить и проводить первые действительно демократические выборы под эгидой ОБСЕ или других наиболее влиятельных международных организаций); их марионеточная природа (эти режимы не являются жизнеспособными без военной, политической и экономической поддержки России или, в случае Нагорного Карабаха, со стороны Армении); а также практически полное отсутствие независимой, незаангажированной прессы (что неминуемо приводит к нехватке объективного информирования населения и делает невозможным развитие его политической культуры), легко понять, что никаких аналогий между случаями Косово и Черногории и ситуациями в постсоветских сепаратистских регионах не существует.

Что же касается громких заявлений лидеров сепаратистов и «исторических событий» вроде создания «демократических сообществ» и собственных «миротворческих сил», то следовало бы использовать эти материалы для журналистских тренингов, в частности в области ведения информационных войн, которые Украина, к сожалению, традиционно проигрывает.