Неоконченное дело президента Кеннеди

Сенатор Стром Термонд задал президенту Джону Кеннеди, пожалуй, самый неудобный вопрос: «Если Карибский кризис несколько месяцев назад был разрешен, так почему же советские ракеты до сих пор на Кубе?»

О геополитическом кризисе, разразившемся в Западном полушарии более полувека тому назад, в США свидетельствуют архивы, там изданы мемуары, книги и статьи, из которых можно узнать практически о каждом шаге; исследователи вчитываются в протоколы, документы и распоряжения, в каждое сказанное слово. В Украине же не так много сказано об этом периоде (кроме недавних воспоминаний бывшего начальника Генштаба ВС Украины генерала Анатолия Лопаты, в 70-е командовавшего мотострелковой бригадой, остававшейся по согласию с США на Кубе). А зря, ведь тысячи украинцев участвовали в переброске на Кубу и установке там летом-осенью 1962 г. советских ядерных ракет и другого вооружения — начиналась операция «Анадырь».

«Голуби» против «ястребов»

Утром 16 октября 1962-го советник президента Джона Кеннеди по национальной безопасности МакДжордж Банди приносит ему прямо в спальню полученные из ЦРУ фотографии: на Кубе установлены советские ядерные ракеты. Роберт Кеннеди, брат президента (почти его второе я), не мог сдержаться: «Черт! Черт! Черт! Вот сукины дети, эти русские!».

— А если бы мы установили свои ракеты в Турции? — негодовал президент.

— Так они там уже стоят, — ответил Банди.

Дж.Кеннеди немедленно созывает на утреннее совещание Исполнительный комитет Совета по нацбезопасности — шефа Пентагона Роберта Макнамару, госсекретаря Дина Раска, руководителей ЦРУ и всех родов войск, плюс, конечно же, брата Роберта — генерального прокурора для выяснения единственного вопроса: что делать? Открыв совещание, президент нажал кнопку диктофона (это были исторические моменты), чтобы не упустить ни одного слова — в этой ситуации оно могло спасти или же привести к апокалипсису. Все генералы однозначно выступили за военное вторжение на Кубу, склонялся к этому и Бобби — Америка должна показать свою силу. Но президент помнил прошлогоднюю неудавшуюся операцию ЦРУ в бухте Кочинос (заливе Свиней), когда хотели свергнуть режим Кастро. Он четко представлял, какое невероятное количество американцев, кубинцев и советских людей погибнет, поэтому и был склонен к дипломатическому разрешению конфликта. Вот тогда опытный и мудрый неофициальный советник президента Роберт Ловетт, шеф Пентагона при Г.Трумене, предложил: «Установите вокруг Кубы блокаду». То есть американские корабли должны были окружить остров с моря, чтобы не допустить туда советские суда с оружием. «А что, неплохая идея», — ухватился за соломинку хозяин Белого дома. И через несколько дней он уже сообщит журналистам, что «сегодня главнейшей целью является выживание нашей страны, … не начиная третьей, и, пожалуй, последней войны». Но пока его поддерживали только Макнамара и Бобби.

19 октября командующий ВВС генерал Кертис Лемей и командующий ВМФ Джордж Андерсон на встрече с президентом не успокаивались: атаковать Кубу, и немедленно! «Дела крайне плохи», — не скрывал опасности разъяренный Лемей. Со временем он назовет решение президента «самым большим поражением в нашей истории». Президент выслушал советы генералов, однако решение должен был принять сам.

В эти напряженные дни роящиеся в голове мысли не позволяли Джону Кеннеди уснуть. «Как же им это удалось??!» Пока варианты выхода из кризиса выглядели либо слишком радикальными (а значит, опасными), либо слишком умеренными (а значит, слабыми). За эту слабость он критиковал своего предшественника Дуайта Эйзенхауэра, а сейчас вот такая тебе незадача.

Но прежде всего из Белого дома отправляется письмо председателю Совета министров СССР Никите Хрущеву: мол, немедленно уберите свои ракеты с Кубы и остановите свои корабли, которые сейчас на пути к ней.

— Так это мы перевозим сельхозтехнику для Кубы, — корчит из себя невинность Хрущев.

Кеннеди это еще больше разъярило, т.к. данные разведки и проведенные за последние несколько дней шестиминутные полеты над Кубой самолета-разведчика У-2 и сделанные с него 928 снимков (тщательно проанализированные шефом лаборатории фотоснимков ЦРУ Артуром Лендалом) откровенно свидетельствуют о ракетах. Подтверждает это и информация обученного ЦРУ молодого кубинца Эстебана Маркеса Ново. Американцы не раз фотографировали ракеты во время парадов в Москве. К тому же все их характеристики заблаговременно передал Штатам полковник Олег Пеньковский (которого вскоре за это засудят и расстреляют). Значит, ошибки здесь быть не могло.

Операция «Анадырь»

— Советское руководство в одностороннем порядке приняло решение об установлении ядерных ракет на Кубе. Осталось только согласовать это с кубинским правительством, — рассказывает непосредственный участник тех событий генерал-лейтенант Игорь Васильевич Пустовой. — Для этого 29 мая 1962 года в Гавану тайно прибыла делегация «специалистов сельского хозяйства» во главе с кандидатом в члены президиума ЦК КПСС Шарафом Рашидовым. В ее составе были Главнокомандующий ракетными войсками стратегического назначения маршал Сергей Бирюзов, посол на Кубе Александр Алексеев, генералы Сергей Ушаков и Петр Агеев. Уже через три часа по прибытию маршал Бирюзов вел переговоры с Фиделем Кастро. После подробного анализа международной обстановки и ситуации на Кубе он предложил кубинскому лидеру для надежной защиты революционных завоеваний создать на ее территории ракетно-ядерную группировку.

Для Фиделя Кастро это стало неожиданностью, и он попросил время на размышления. Фидель не был в восторге от этой идеи — он осознавал, что его будут воспринимать советской марионеткой, чего ему совсем не хотелось: «Наша идея — ни коммунизм, ни марксизм. Наша политическая философия — это представительская демократия и социальная справедливость с хорошо планируемой экономикой», — говорил он тогда.

Но с другой стороны, у Кубы появился шанс стать первым в Латинской Америке государством, не зависящим от США. Поэтому на следующий день, снова встретившись з маршалом и Рашидовым, он заявил: «Если это в интересах социалистического лагеря и того требует оборона Кубы, мы готовы разместить у себя ракеты».

Обмен правительственными делегациями между СССР и Кубой в конце мая — начале июня 1962 года привел к подписанию межгосударственного соглашения, по которому СССР должен был разместить на Кубе 24 ядерные ракеты средней дальности Р-12 и 16 ракет Р-14.

Чтобы привлечь Кубу на свою сторону, советское руководство решило вроде бы и поддержать ее, а заодно обустроить там (в 120 километрах от побережья США) военную базу с ядерными ракетами, достигающими Майами, Нью-Орлеана, Нью-Йорка, Вашингтона, Сан-Франциско.

Операцию «Анадырь» разрабатывали маршал Иван Баграмян, генералы Семен Иванов и Анатолий Грибков, а командовал ею генерал армии Исса Плиев (на Кубе был как специалист по сельскому хозяйству Иван Павлов). Главком РВСН маршал Сергей Бирюзов (летал на Кубу в составе правительственной делегации как инженер Петров) создаст с этой целью отдельную 51-ю ракетную армию и будет руководить ее передислокацией на Кубу. (Изменение фамилий при проведении спецопераций вполне узнаваемо и сегодня в российско-украинской войне. — А.В.).

А в начале июля на Кубу в рамках открытия авиарейса Москва—Гавана самолетом Ту-114 прибудет первый советский десант «трактористов» и «мелиораторов» во главе с «Павловым». Через неделю сюда доставили электронное и радарное оборудование.

Операция была рискованной, а Хрущев, говорят, благословляя на нее Плиева, разрешил ему самому принимать решение о применении ядерного оружия (хоть и осознавал, что в ядерной войне победителей не будет). В дни Карибского кризиса это разрешение будет отменено.

— Как вы попали на Кубу?

— Мне было 22 года. Я окончил Черноморское высшее военно-морское училище и был назначен на Потийскую военно-морскую базу начальником отделения радиолокационных центральных постов ракетного дивизиона флота. В часть свою я прибыл в декабре 1961-го, а в конце мая по графику у меня был отпуск. Я поехал в дом отдыха флота в Геленджике. А через неделю меня вызывает начальник дома отдыха и вручает телеграмму, которой меня отзывают в часть. Говорит, тут насчет тебя звонили из штаба флота — отзывают только тебя. А тогда спрашивает так, по-человечески: слышь, а твои родители где? Говорю, отец погиб, а мама в селе на Черкасчине. «Советую тебе повидаться с мамой», — говорит.

— Если уж об этом заходит речь, — дела неважнецкие…

— Спрашиваю, а что такое? «Такие телеграммы — ничего хорошего», — безрадостно ответил он. Из Поти я сразу же дал маме телеграмму: «Приезжай», а она мне: так ты же в отпуске, скоро и сам приедешь. А когда я ушел, она каждый день ходила за письмом к почтовому вагону поезда…

Вернулся я в часть, и не понимаю, что происходит: по территории ходят люди в гражданском, проводят какую-то модернизацию на моей радиолокационной станции. А через месяц всех перевели на казарменный режим, мол, едем на учения — такова легенда. Но приходит пополнение, новые призывники, и мы укомплектовываемся как для военного времени, а точнее — как для войны. Особенно мы ничего тогда не обсуждали. А вскоре нам сообщили, что отбываем в страну с жарким и влажным климатом — вот и вся информация. Пришел теплоход «Металлург Кураков», на который мы сразу же начали загрузку: ночью в трюмы загружали станции, а противокорабельные крылатые ракеты с самонаведением сложили прямо на палубе в деревянные коробы с надписью «Агроэкспорт» (смеется). Потом нам те доски здорово помогли на Кубе.

История о трех секретных конвертах

— Из Поти мы вышли в четыре часа дня, чтобы проходить через Босфор ночью. На внешнем рейде к нам подошел катер с офицером с базы, вручивший нашему командиру три пакета. На пакете №3 было написано: «Вскрыть на рейде». Командир пригласил офицеров, открыл пакет; там было написано: пройти Босфор в таком-то часу. Стало кое-то проясняться — мы хоть сориентировались, куда идем.

На наш борт поднялся турецкий лоцман, имевший право проверять груз и документы. В документах указывалось, что везем сельхозтехнику. К тому времени наш твиндек был полностью закупорен. Через Босфор мы шли часов шесть-семь. Лоцман спустился, ничем не интересовался, но у капитана на всякий случай в сейфе лежало 20 тысяч долларов взятки за то, чтобы не проверяли. Но обошлось без жертв (смеется). Мы прошли Дарданеллы, вышли в Мраморное море, где было приказано вскрыть пакет №2: «Пройти Гибралтар и выйти на такую-то точку». Ага, размышляли мы, значит, идем в Конго либо какую-то другую африканскую страну, а кое-кто допускал даже, что в Сингапур.

— Ведь это страны тоже с жарким и влажным климатом…

— Проходим Гибралтар, поворачиваем налево. Думаем: ну все понятно — идем в Африку. Доходим до определенной точки, командир собрал всех и вскрывает пакет №1, а там четко и ясно написано: «Республика Куба. Остров Куба, порт Матансас». Так что только в Атлантике мы узнали, куда идем.

Старая песня «их там нет»

Из-за обнаруженного 30 августа над территорией СССР американского самолета-разведчика У-2 и сбитого 8 сентября над Китаем тайваньского У-2 спецслужбы США вынуждены были временно приостановить полеты над коммунистической Кубой. А когда вскоре полеты возобновили, оказалось, что на острове уже стоят советские ракеты. Это был шок.

Документы Архива нацбезопасности США подробно рассказывают о напряженной ситуации, обострившейся в районе Карибского моря. А помощник президента Артур Шлезинджер-мл. назовет октябрь 1962 г. «самым опасным моментом в истории человечества».

И пока советское руководство категорически отрицало доставку на Кубу ядерного оружия, на самом деле происходило вот что.

— На корабле «Металлург Кураков» мы подходим к Матансасу, — продолжает И.Пустовой, — а оттуда нас перенаправили в порт Гавана. Гаваной мы были потрясены, нам всем разрешили выйти: там такой красивый вход в бухту, маяк, слева от него крепость Кастильо дель Морро, справа — сразу президентский дворец, вид на набережную Малекон.

Мы заходим в порт, пришвартовались, прибыла наша рекогносцировочная группа, сказала, куда направляется наш дивизион — а на корабле шло два дивизиона и штаб полка; один дивизион для усиления пришел из Балтики, а другой дивизион был уже там, то есть уже передавали технику кубинцам — их командиром был Карапетян; они были там советниками, а теперь их снова вернули в армию.

Еще на корабле нас посетил министр обороны Рауль Кастро — наблюдал, как мы разгружаемся. Помню, я докладывал ему и командующему артиллерией майору Педро Мирету — рассказывал о грузе, показывали дивизион, радиолокационные станции, центральный пост; рассказывал, как управляется ракета в полете — она была с самонаведением. Мы развернули в Гаване центральный госпиталь — прекрасное помещение в районе Новая Гавана; кстати, винницкий госпиталь.

Один дивизион нашего полка (командир полка майор Кузеванов) пошел на Исла Пинос (давнишнее название Исла де Тесорос — Остров сокровищ) с красивыми песчаными пляжами; это южная часть Кубы. Там есть город Минас, а на этом острове в круглой тюрьме Модело когда-то отбывал заточение Фидель. Там есть небольшая сельва (джунгли) с попугаями, обезьянами, крокодилами, я там даже охотился несколько раз. Наш дивизион и штаб полка под Санта Крус дель Норте — 70 километров восточнее Гаваны. А дальше — Матансас, откуда уже начинается коса Варадеро. Один дивизион поставили в провинции Ориенте (около Гуантанамо), столица которой Сантьяго-де-Куба. Следующие провинции, где стояли наши войска, — Матансас, Санта Клара, Альгин. Со временем, когда я уже стал советником, меня начали посылать и как начальника радиотехнической службы бригады в Банес, где необходимо было собирать разобранную технику (техника приходит, но она не в строю), еду в Исла Пинос, там привожу в порядок технику; потом, когда из Сьенфуегоса дивизион перебросили под Мариэль, — еду в Гуанахай. То есть я посетил все дивизионы и отремонтировал там всю необходимую технику. В двух дивизионах были и мои однокурсники по училищу, из одного учебного взвода, оба Николая — Швец и Гречко. И когда я уже шел в академию, меня также заменил мой однокурсник — его вызвали аж из Находки.

— Значит, к тому времени там уже было четыре дивизиона…

— Мы практически все высадились 2 августа 1962 года, а через неделю уже заступили на боевое дежурство — то есть были в полной боеготовности. Все подписали обязательство не употреблять спиртного.

— А как же ром, южные коктейли?

— Низзя! Низзя!!! — говорили. Дня три (смеется).

Мы расположились на бывшем ранчо с коровником, сепараторным и еще какими-то цехами. Коровник и сепараторный цех занял штаб, а нас поселили в полуоткрытую животноводческую ферму: на полтора метра шиферное ограждение и шиферная крыша, а посредине — ясли для скота. Его по утрам загоняли сюда. Мы бетонный пол вычистили и получилась прекрасная казарма.

— Понятно, вы же были «трактористами» да и на ваших ящиках указывалось «Агроэкспорт»…

— Конечно же, полк взял себе это помещение: сделали какую-никакую канцелярию, поселились командир полка, начальник политотдела, некоторые офицеры. Была и небольшая конюшня — ее вычистили и сделали там командный пункт. В конюшне! (Смеется)

— Значит, вся группировка теперь уже знала, с какой целью вы туда прибыли. Вы получили приказы об уровне боеготовности и ориентировались, чего ожидать…

— Да, мы начали налаживать контакты с сухопутными полками — ведь кто-то же нас должен прикрыть, когда начнутся боевые действия. Правда, кубинцы тут же выделили свой батальон ПВО с чешскими зенитками, нас полностью взяли в кольцо — прикрывали. Потом кубинцы сказали, что тут стоит дивизия, и в случае высадки десанта придет еще один полк нас прикрыть. То есть все уже начиналось…

Некоторые, конечно, столько ужаса нагоняют. А я вам честно скажу, что никакого страха не было. Абсолютно. Это как в бою: перед боем боишься, а когда он начинается, ты начинаешь работать и думаешь, что и как нужно делать. В кино, конечно, красиво показывают — патетика, героизм, а жизни героями иногда становятся случайно, а иногда с перепугу.

— Но вы же все знали, что может начаться ядерный конфликт и вы в его эпицентре?

— Мы работали и пили водку — а значит некогда бояться. Тем, кто водки не пил, было хуже — за то время два человека сошли с ума. Их немедленно отправили в Союз.

— Как называлось ваше отделение?

— Правильно было бы его назвать отделением по управлению ракетами, но назвали более нейтрально — отделение радиолокационных и центральных постов. Но тогда слово «ракета» было запрещено. В период Карибского кризиса моя техника нормально работала, мы были готовы. Разрешили работать и на излучение — боевой расчет РЛС «Мыс» обнаружил авианосное соединение, направлявшееся из Норфолка и зашедшее уже в нашу зону — они уже сосредоточивались для удара. Когда я докладывал, то даже адмирал Кузнецов прилетал посмотреть. Потом мы обнаружили и все остальные станции. И действительно, мы уже ожидали, что ночью начнется десантная операция. Это было заметно на море. По размеру метки на экране радара мы видели, где авианосец. Чем меньше кораблик, тем меньше меточка; если маленький катерок, эта метка только мигает, а тут огромная блямба — это же авианосец. А мы же знаем, как выстраивается ордер, видишь корабли охраны — на экране оно все вместе высвечивается, и ты видишь боевой порядок.

Градус напряжения нарастает

Во второй половине дня того же 16 октября крайне встревоженный президент Кеннеди устраивает еще одно закрытое совещание — в этот раз уже с влиятельными сенаторами: руководителями комитетов по военным и международным делам Ричардом Расселом и Вильямом Фулбрайтом. Они вначале сдерживаясь, а потом уже рассердившись, однозначно выступают за военное разрешение обостряющегося с каждым часом кризиса — мол, Куба — не член Варшавского договора, а значит нечего бояться СССР. Они даже не усматривали иного варианта — США не могут выглядеть слабой страной, договаривающейся с Кубой.

— Черт побери, Бобби, я не буду атаковать Кубу, — решительно сказал после этой встречи брату Джон, — иначе мне могут объявить импичмент.

Дж.Кеннеди звонит в эти дни бывшим президентам Г.Трумену и Д.Эйзенхауэру и получает от них слова поддержки. На 22 октября США планируют военные маневры в Атлантике, в районе Пуэрто-Рико с участием 75 тыс. моряков — операцию «Ортсак» («Кастро» наоборот), которая должна была бы охладить советские горячие головы. А на боевые позиции в океане выходят атомные субмарины с ракетами «Поларис».

Куба начиналась с Берлина

Несомненно, прежде всего в этой ситуации должны были договориться США и СССР. Президента Кеннеди особенно беспокоило, чтобы из-за атаки на Кубу не потерять Берлин (который намного важнее для Штатов), где также уже свирепствовал кризис. Все еще очень хорошо помнили советскую годичную блокаду Западного Берлина в 1948-м, а 10 ноября 1958-го Н.Хрущев в своем выступлении выдвинул ультиматум президенту Д.Эйзенхауэру, правительствам Британии и Франции — союзникам во Второй мировой войне — вывести свои войска из Западного Берлина и на протяжении шесть месяцев переподписать по нему международное соглашение. Тогда и новосозданная ГДР (которую в мире не особо признавали) заявила, что поскольку Западный Берлин расположен на ее территории, то и принадлежать он должен ей. Именно в этом эксперты усматривают истоки Карибского кризиса. Для Кеннеди было неприемлемо потерять Берлин, который, кроме выгодного стратегического положения, своим экономическим расцветом свидетельствовал о преимуществах капитализма над социалистической ГДР (не зря же оттуда тысячами переходили в ФРГ). К тому же не хотелось подводить и своих союзников по НАТО, поскольку атака Штатами Кубы давала бы СССР зеленый свет для захвата Западного Берлина.

Во время напряженного саммита в Вене в начале июня 1961 года Никита Хрущев напомнил президенту о тех шести месяцах, к тому же возрастало противостояние — еще в 1960 г. над Уралом был сбит самолет-разведчик США. Однако непреклонная позиция президента США по этому вопросу не на шутку рассердила Хрущева, и 13 августа 1961-го на границе Западного и Восточного Берлина вырастает высокая бетонная стена (ее разрушат лишь 9 ноября 1989 года).

В июне 1963 г., когда Бранденбургские ворота закроют кумачовой тканью, чтобы восточные немцы не смогли увидеть Дж.Кеннеди, тысячи западных немцев будут приветствовать его на Рудольф Вильде-плац (который вскоре переименуют в Джон Кеннеди-плац) во время его восьмичасового визита. Вот тогда с трибуны перед Шенебергратхаусом все почувствуют огромную поддержку в его историческом признании: «Ich bin ein Berliner».

Пять писем, которые спасли мир

Но пока лидеры двух государств пытаются убедить друг друга в правоте и логике собственных действий. Переписка Кеннеди — Хрущев на протяжении 13 дней кризиса происходит каждый день: сначала с американской стороны звучит осторожное предупреждение о невозможности размещения советских ракет — мол, мы не верим вашим убаюкивающим сказкам; но с каждым днем градус раздражения в письмах назрастает, поскольку Москва отвергает очевидное.

«Должен Вам сообщить, что Соединенные Штаты настроены устранить эту угрозу своей безопасности», — пишет Кеннеди 22 октября.

«Хотел бы сказать откровенно, — отвечает на следующий день Хрущев, — что предложенные в Вашем заявлении мероприятия представляют серьезную угрозу миру и мировой безопасности».

«Думаю, вы согласитесь: шаги, положившие начало целой череде нынешних событий, вызваны тайными поставками вашим правительством Кубе наступательного вооружения… Поэтому с 14:00 24 октября мы устанавливаем там карантин», — пишут из Вашингтона.

А из Москвы: «Поставив нам эти условия, Вы, господин Президент, бросили нам вызов. Кто вас просил делать это? По какому праву Вы это сделали?»

И дальше: «Какая мораль, какой закон может оправдать такой подход американского правительства к международным делам? Ни такой морали, ни закона вы не найдете, потому что действия Соединенных Штатов в отношении Кубы являются откровенным бандитизмом, или, если хотите, безумством загнивающего империализма». Лексика далекая от дипломатической…

Пока США не объявляют СССР: если вы немедленно не уберете свои ракеты, мы начинаем нападение. Это прозвучало вечером 22 октября, когда президент Кеннеди выступил по телевидению с тревожным обращением к нации, сообщив своим гражданам о крайне критической ситуации в отношениях с СССР: «Это неприкрытая угроза миру и безопасности всего американского континента». А любой запуск ракет с территории Кубы будет расценен как советское нападение, которое получит «достойный ответ». Это 17-минутное выступление смотрели 100 миллионов американцев, преимущественная часть которых услышали о кризисе впервые.

Поскольку ситуация становилась все более критичной, президент попросил свою жену переехать вместе с детьми в загородный бункер, но Жаклин ответила: «Не отправляй нас в Кэмп-Дэвид. Если и в самом деле дойдет до наихудшего, то я и дети предпочли бы погибнуть вместе с тобой, чем жить без тебя».

В тот же день Соединенные Штаты объявляют карантин — морскую блокаду Кубы, что на самом деле было актом войны. Американские самолеты не прекращают контроль над проходом в Атлантике советских кораблей и субмарин. К ним присоединились Великобритания, Канада, Норвегия и Нидерланды.

Как правило, ночью подводные лодки всплывали на поверхность, а днем шли на глубине. Однако советскую субмарину В-59 самолеты контролировали уже 27 часов подряд. Ее капитану Виталию Савицкому никак не удавалось связаться с Москвой, плюс вроде бы на поверхности были слышны взрывы ручных гранат, и у него начали сдавать нервы: 27 октября он при поддержке политрука Ивана Масленникова приказывает подготовить ядерную торпеду для удара по авианосцу «Рэндольф». Старпом Василий Архипов начал отговаривать капитана, ведь для этого нужно разрешение центра. «Атакуем их! Хоть и сами погибнем, но и их потопим!» — вне себя кричал тот. Его успокаивали, как только могли. Потом он уже скажет, что разыграл эту истерику, но это был реально момент на грани войны.

Ситуация становилась все горячее, а госсекретарь Д.Раск и его заместители уже и не уходили домой — ночевали в своих кабинетах в Госдепе.

27 октября заместитель командующего Группы советских войск на Кубе (ГСВК) генерал Леонид Гарбуз и заместитель командующего ГСВК по ПВО генерал Степан Гречко, не найдя командующего Плиева и не дождавшись приказов из Москвы, берут на себя ответственность и дают приказ сбить над Кубой самолет-разведчик У-2, пилотированный майором Рудольфом Андерсоном, генералы побоялись, что он зафиксирует позиции крылатых ракет, установленных в 15 милях от базы в Гуантанамо.

Осознавая возможную американскую акцию (прошлогоднее военное нападение в заливе Кочинос), ужасно обеспокоенный Фидель 27 октября пишет почти истерическое письмо в Москву (известное в истории дипломатии как письмо об Армагеддоне) — мол, спасите нас от Штатов, запускайте уже эти ракеты; «уничтожим эту угрозу навсегда, какими бы ужасными ни были последствия».

В связи с обострением ситуации 27 октября Джек просит Бобби встретиться с послом Добрыниным. Они тайно встречаются в посольстве на 16-й стрит, неподалеку от Белого дома, и Бобби передает послу очередное письмо Хрущеву от президента:

«Господин Председатель, Вы со своей стороны под контролем ООН выводите из Кубы свои ракеты… А мы со своей стороны обязуемся снять карантин и предоставить Кубе заверения о ненападении».

А в это время американские ракеты уже в готовности №1, Пентагон подтянул войска к Флориде и юго-восточной части США, в полной боевой готовности к выходу в Карибское море стояло 180 военных кораблей, а на старте стояли загруженные атомными бомбами бомбардировщики В-52.

Вечером 27 октября Кеннеди должен был выступить с обращением к нации и, возможно, объявить о начале военных действий. У Москвы была информация, что атака с воздуха может начаться не сегодня-завтра. Поэтому письмо Хрущева срочно передали в посольство США, но на всякий случай продублировали в 17 часов по радио и дали в прессу. Ведь из-за бюрократической волокиты ответ мог вовремя и не поступить в Белый дом, а значит, президент мог бы и не узнать, что СССР согласен вывести ракеты с Кубы в обмен на заверения о невторжении на остров и выведение американских ракет с территории Турции. В Вашингтоне вовремя услышали этот сигнал, но не очень-то поверили в добрые намерения Кремля — скорее расценили как хитрое затягивание времени.

Время «Ч»

— А как военные чувствовали ход переговоров, и каким был тот самый горячий момент?

— Расскажу о своих впечатлениях — я же видел все это на экране. У меня станция «Мыс» работает, и я даю обстановку. Помех никто не создавал — было чисто. Часов в 11 вечера пришло оповещение. Командир нас вызвал и говорит: ребята, здесь через четыре-пять часов ожидается высадка десанта. А потом выступил Хрущев и пообещал, что мы ракеты выведем. Произошло это за три-четыре часа до нападения.

— Иначе здесь был бы ад…

— Да, американцы выделили для этой операции две тысячи самолетов, почти 30 тысяч морской пехоты. Но после работы авиации я не знаю, что там делать пехоте. Конечно же, они засняли все наши позиции, невзирая на то, что наши и сбили в районе Банеса их У-2, но к тому времени они уже все изучили и после того все равно летали.

2 ноября на Кубу прибывает первый заместитель председателя Совета министров Анастас Микоян. Первые его встречи проходят с Фиделем Кастро в довольно напряженной обстановке — кубинские лидеры считают, что СССР их унизил и предал, договорившись за их спиной с империалистами. Микоян убеждал Кастро: «Мы оставляем вам оружие, но оборонительное, а не наступательное, как оставляем и обслуживающий персонал для него — Хрущев же пообещал это в письме о выведении». Но на просьбу Микояна разрешить военную инспекцию ООН Кастро воскликнул: «Кому хочется проинспектировать Кубу, пусть лучше запасется полным боевым снаряжением». А если СССР не нравится позиция Кубы, так он может снять с себя принятые раньше обязательства, а они при потребности будут защищаться сами… «Мы имеем право и самим защитить свое достоинство!»

«Анадырь» и украинцы

— А когда семьи советских военных узнали, где они?

— Моя мама получила от меня первое письмо только в декабре — то был единственный день, когда она не пошла к поезду. Приходит женщина-почтальон и начинает с ней разговор: «Людмила Андреевна, в тюрьме ведь тоже живут… Не волнуйтесь». А мама спрашивает: «В чем дело, почему вы со мной об этом говорите? Что, есть письмо?» Да, говорит она, но обратный адрес: Москва-400, управление тюрем и лагерей. Ужас! Почтальон знала этот адрес — оттуда заключенные писали родственникам. А это письмо я тайно передал через знакомого повара на корабле. Мать схватила конверт, открыла его, так обрадовалась — усадила женщину за стол, налила стаканчик…

— Конечно, такое радостное известие…

— Я писал ей по-украински и, чтобы обойти цензуру, написал каждое предложение с новой строки. «Когда я тебя пригласил, а ты не смогла приехать, У меня то-то и то-то…» Следующее предложение начиналось с буквы Б, а после него — с А. И если их правильно прочитать, то получится КУБА. И мама поняла…

— Куба крепко вошла в вашу жизнь — вы до сих пор разговариваете на хорошем испанском.

— На Кубе я пробыл три года. Только осенью 1963-го получил отпуск; перед тем мы перешли в учебный центр. Вскоре меня перевели в советники. А потом я написал рапорт на поступление в военную академию и мне пришел вызов на учебу. Вот тогда меня и отпустили — из Кубы я поехал прямо в Москву. Но форму моряка я носил еще до третьего курса. А потом министр обороны Гречко подписал приказ, и всех ребят с флота передали в ракетные войска. Так я в 1968 году стал ракетчиком. После Кубы я окончил еще три военных академии, а в 1988 году стал командующим 31-й ракетной армией в Оренбурге.

— А потом и Союз развалился …

— Да, и я вернулся в Украину.

— Вы — член Объединения воинов-интернационалистов кубинцев Украины. Получается, что у нас их довольно много?

— Из Украины туда отправили очень многих — когда мы отмечали 50-летие Карибского кризиса, то насчитали где-то семь тысяч человек ветеранов. И это лишь те, кто был у нас на учете, а многие и не становились на учет — отслужил на Кубе, как в обычной армии, и все. Но благодаря учету мы находили друг друга, обеспечили получение удостоверений Участника боевых действий.

— Это и не удивительно, вы же длительное время были в полной боевой готовности.

— Кстати, не всем хотели давать статус УБД, особенно если военкомат возглавлял «афганец»: мол, вы там сидели на пляже… Поэтому приходилось кое-что тем ребятам объяснять...

* * *

Сразу же после разрешения Кубинского кризиса между Белым домом и Кремлем наладили прямую линию телетайпа, а 5 августа 1963 года между США, Великобританией и СССР был подписан Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, космическом пространстве и под водой. США согласились вывести из Турции ракеты «Юпитер», достигавшие за 10 минут Москвы и Ленинграда, а советские ракеты малой дальности «Луна» еще оставались на Кубе…

На фото:

Карта, куда в США могли достать с Кубы советские ракеты. Фото из президентской библиотеки Дж.Кеннеди

Совещание в Белом доме утром 16 октября 1962 года. Фото из президентской библиотеки Дж.Кеннеди

Установленные на Кубе советские ракеты. Фото из Архива нацбезопасности США

Оригинал объявления об установлении морского карантина, подписанный президентом Дж.Кеннеди 23 октября 1962 года. Фото из президентской библиотеки Дж.Кеннеди