Мультикультурализм — рецепт от фобий или их источник?

Наплыв сирийских беженцев в Европу обострил т.н. кризис мультикультурализма.

Проблемы во взаимоотношениях в ряде европейских стран между их титульными нациями и иммигрантскими общинами проявились не сегодня, и проявились не только мирными демонстрациями протеста (причем с обеих сторон), но и вспышками насилия, откровенными погромами (это уже чаще со стороны иммигрантов, считающих себя дискриминированными национальными меньшинствами). Накал взаимных фобий между зажиточными европейцами и социальными аутсайдерами-иммигрантами подтолкнул некоторых государственных лидеров к заявлениям о кризисе, и даже о крахе мультикультурализма как этнополитического принципа, которым руководствуются европейские государства.

Последние события явились дополнительной иллюстрацией роста опасений, связанных с иммигрантами, в данном случае сирийскими беженцами. Опасениями охвачены как государственные институты, так и граждане. В Венгрии принят закон, существенно ограничивающий возможности беженцев попасть в эту страну. В Польше большие группы людей, со свойственной этому народу откровенностью, открыто протестовали против беженцев, размахивая лозунгами "Сегодня беженцы - завтра террористы" и "Польше - свободу от ислама". В одной только Варшаве такая акция собрала до 10 тыс. чел. Масла в огонь подливает и агрессивное поведение части беженцев, и модуляция в средствах массовой информации неприглядных бытовых картинок, создаваемых теми, кто не так просит, как требует приюта - антисанитария, грубость, нежелание считаться с местным жизненным укладом, административными правилами и т.д.

Вряд ли стоит сомневаться, что эти картинки станут использоваться и в критике идеологии мультикультурализма как социального феномена. И что настораживает, под критику этой идеологии иногда подводится база, апеллирующая научными аргументами. Речь идет о направлении, связанном с предубеждениями относительно глобализации и либеральной демократии, распространяемой вместе с ней. В русле антилиберализма осуждается и сама эта идеология, и государственная политика, исходящая из либеральных принципов, и, естественно, само европейское общество - его политическая культура, образ жизни, психология и т.п.

Негативные оценки мультикультурализма во многом вызваны тем, что этим термином зачастую охватываются разнопорядковые явления - и характеристика общества, и государственная этнополитика, и межэтнические взаимоотношения. Так что сначала надо для самих себя четко уяснить, что подразумевается, когда речь заходит о мультикультурализме.

Наиболее распространенной ошибкой является отождествление мультикультурализма и мультикультурности. Последняя всего лишь отражает этнокультурный состав населения того или иного государства. Проблема, порожденная этой ошибкой, состоит в том, что если мультикультурализм считать феноменом, ведущим начало от 60-70-х прошлого века, то и многокультурность должна считаться его ровесницей.
На самом деле многокультурность была присуща подавляющему числу государств с момента их появления. Более того, в древних государствах она была ярче выражена в силу того, что одна государственная власть зачастую навязывалась самым разным племенам и народам. Только с течением времени государства стали выполнять этноинтегрирующую функцию, нивелируя локальные различия в языке, культуре, религии, быте. И, надо сказать, выполнить эту функцию в полном объеме редко кому удавалось - рядом с этническими ядрами, как правило, сохранялись и иноэтнические анклавы либо дисперсные этногруппы. И даже эволюция социальных субстратов государств до уровня наций, объединенных общим гражданством, не покончила с этой их особенностью.

Многокультурность, конечно же, всегда мешала в осуществлении государственной политики, особенно в моменты, требовавшие мобилизации всего населения. Так что государства в силу исторических императивов были вынуждены поощрять межэтническую консолидацию и весьма часто - в ассимиляторском направлении. К определенному моменту им удавалось достичь той или иной степени национального единства даже при сохранении многокультурности своих социальных субстратов. Бывали и прямо противоположные проявления многокультурности - этнополитические движения сепаратистского либо ирредентистского характера, ведущие к распаду многонациональных государств.

Итак, многокультурность с древних времен требовала от государства той или иной политики по отношению к этнокультурным сегментам своих социальных субстратов. Политику в этом вопросе можно назвать и этнической политикой, и политикой мультикультурализма. Эта политика не менее древняя, чем многокультурность, и ошибочно считать ее возраст лишь полувековым. Иное дело, что начавшееся полвека тому возрастание конфликтности, порожденной многокультурностью, стало неожиданностью для Европы, привыкшей к послевоенной политической стабильности. Начались лихорадочные поиски объяснений неожиданного поворота в межэтнических отношениях.

Причины кризиса в межэтнических отношениях следует искать в характере социально-экономического развития послевоенной Европы. Вспомним, что экономическое объединение в Европе началось с объединения национальных угольных и сталелитейных отраслей. Именно тогда владельцы залежей необходимого для этих отраслей сырья - Германия и Франция - стали испытывать нехватку шахтерских рук. Дополнительным источником рабочей силы стали иммигранты, прежде всего из европейских стран - Италии, Греции, Испании, Португалии. Будучи выходцами из христианских государств, они не представляли собой угрозы местным национальным устоям, а если и выдвигали требования, то в первую очередь - социально-экономического порядка и уже во вторую очередь - создания условий для сохранения своей национальной идентичности.

В вопросе сохранения своей идентичности они получили поддержку и со стороны демократических государств, и со стороны европейского, а также международного сообщества в целом. Их проблемы стали считаться глобальными. И всемирный Пакт об экономических, социальных и культурных правах (1966), и европейская Рамочная конвенция о защите национальных меньшинств (1995) требуют от государств-участников приведения своего национального законодательства в соответствие с такими принципами, как защита представителей меньшинств от дискриминации, создание для них возможностей для сохранения своей культуры и языка, отправления религиозных обрядов и т.п. В Канаде, например, принято специальное законодательство в поддержку мультикультурализма как государственной политики.

Если оценивать европейскую послевоенную политику мультикультурализма, то следует однозначно признать, что она, прежде всего своей правой составляющей, была ориентирована на предупреждение конфликтов между титульными нациями и иммигрантскими этногруппами, конфликтов, которые могли бы возникать вследствие дискриминации меньшинства со стороны большинства. Что же теперь заставляет говорить о кризисе мультикультурализма как политического действия?

Здесь мы подходим к третьему пониманию мультикультурализма - как принципа взаимоотношений между людьми разных рас, религий, языков, и как индивидуального выбора поведения, в котором предпочитаемые принципы должны воплощаться. Сразу же примем за аксиому, что взаимоотношения - это двустороннее движение, т.е. движение навстречу друг другу. Если во взаимоотношениях один из участников оставляет за собой право быть только потребителем, конфликт неизбежен. Нечто подобное произошло, когда в Европе мозаика иммигрантских общин стала пополняться мусульманскими группами. Основная причина их наплыва в Европу - трудные, подчас невыносимые, условия существования в собственных странах. Экономическое отставание этих государств местная элита предпочитает объяснять последствиями длительной колониальной эксплуатации. Для многих выходцев из этих стран переезд в Европу - это поездка за своеобразной компенсацией.

Попутно заметим, что законодательство европейских государств дает правовые гарантии меньшинствам и при этом не выставляет к ним жестких требований относительно интеграции в то сообщество, на территорию которого они переехали. С одной стороны, такая позиция может считаться вполне либеральной. Но либерализм дает позитивные результаты, если им не злоупотреблять. А последнее всецело зависит от тех, кто находится на встречной полосе движения. Они формально не обязаны интегрироваться в культуру большинства, но и свобода от такой обязанности не должна быть равнозначной игнорированию большинства и уж тем более равнозначной враждебности его образу жизни.

Т.н. кризис мультикультурализма сводится, по сути, к вопросу о взаимоотношениях европейского христианского большинства и мусульманского меньшинства и об их поведении в отношении друг к другу. Не то что инкорпорация в европейскую культуру, а даже обычное приспособление к ней требует от мусульманина ряда моральных и психологических уступок. И весь вопрос в том, как далеко он может в этих уступках зайти.

Сознание иммигранта - это не tabula rasa, в нем содержится комплекс идей и представлений о мире, полученных в исламской среде. Многие из этих идей и представлений трудно согласуются с принятыми в Европе. Прежде всего, это вопрос о плюралистичности мира в самом широком значении этого понятия.

Естественность плюралистичности, разнообразия у европейцев проистекает из факта национального и культурного многообразия как данности. Выросший в исламской среде уверен, во-первых, что все мусульмане должны быть единой уммой, они должны быть одинаковыми во всем. В исламском мире до сих пор господствует концепция, по которой ислам и деление уммы на нации несовместимы.

Мусульманские мыслители, конечно же, вынуждены считаться с тем фактом, что умма является лишь одним из сегментов человечества. Поэтому некоторые из них по аналогии с европейской традицией придают умме черты национальности. Сначала в ХІХ в. один из идеологов ислама Саид Ахмад-Хан заговорил о "национальной солидарности" мусульман, понимая под ней единство в борьбе против колониального гнета. Позже другой идеолог Мухаммад Али Джинна ввел термины "мусульманская нация" и "мусульманский национализм". Нынешние идеологи, понимая невозможность объединения на данном этапе всей уммы в один халифат, считают возможной федерацию исламских стран по образцу Британского содружества наций. Единство каждой мусульманской нации понимается как этап к будущему единству всей уммы (созвучно с советской концепцией "расцвета и сближения наций").

Так что мусульманин, впитавший идею уммы как естественного состояния людей, сразу же сталкивается с трудностью приспособления к принципу многообразия. Тем более что ислам уверен в своем превосходстве над другими религиями. Иначе чем объяснить законы некоторых исламских государств, карающие смертью за отказ от него, и это при том, что вход в ислам приветствуется. Как воспринимает человек, выросший в вере в справедливость таких законов, естественное для европейца право на смену религии либо национальности?

Ислам - подчеркнуто социальная религия. Истинный мусульманин обязан отдавать часть своих доходов на помощь бедным и обездоленным. Безусловно, этим культивируется чувство социальной справедливости и стремление к нивелированию имущественного неравенства. Все же справедливость такого рода касается раздела пирога, а не его выпечки. Европейская этика состоит, прежде всего, в экономической конкуренции, в расчете на самого себя, в осознании того, что справедливости тем больше, чем больше общественный пирог, а посему в выборе между социальной справедливостью и экономической эффективностью приоритет должен отдаваться второй из них.

Европейская и американская практика экономического и социального успеха пока что настороженно воспринимается в мусульманской умме. Политика турецкого лидера 1920-х Кемаля Ататюрка, которая обеспечила экономический рывок его страны по европейскому образцу, была заклеймена многими исламскими идеологами как предательство. Еще более горькой была судьба иранского шаха Мохаммеда Реза Пехлеви, чья попытка фрагментарно вестернизировать общественные отношения в Иране вызвала восстание против него. Не может не настораживать и довольно высокая популярность исламских фундаменталистов.

Можно ли считать все это достаточным основанием для предубеждения, которое испытывают к мусульманским иммигрантам многие европейцы? Достаточно ли с их стороны интереса к тем культурным новациям, которые могут предложить их новые соседи? Или они живут в постоянном страхе перед возможным исламским джихадом, который вдребезги разнесет их цивилизацию? Между тем исламоведы не раз напоминали, что "джихад" (священная война против неверных) никогда не входил в перечень пяти столпов ислама и не относится к приоритетам при выборе поведения. Война оправдана главным образом с теми, кто преследует мусульман, осуществляет агрессию против них. Но это "малый джихад". Что же касается "большого джихада", то он состоит в борьбе с искушениями, в самосовершенствовании. Исламские идеологи постоянно напоминают, что их религия не проповедует вражду с иноверцами, ссылаясь на изречение из Корана, обращенное к мусульманам: "Аллах не запрещает вам быть добрыми и справедливыми с теми, кто не воевал с вами из-за религии и не выгонял вас из ваших домов". В риторике исламских интеллектуалов рефреном звучат призывы к европейцам понять морально-этическое содержание их религии, убедиться в ее гуманистической направленности, преодолеть предубеждение к ней.

Что касается европейских интеллектуальных кругов, то в их среде такие призывы находят понимание. Массовое же сознание наполнено памятью о террористических актах, совершенных мусульманами-фанатиками. Именно с ними ассоциируется ислам в понимании простых европейцев. Страх перед новыми возможными терактами - глухая преграда для эмпатии как готовности понять другого, принять его проблемы и боли как свои собственные, как взаимное сопереживание.

Критика мультикультурализма в смысле государственной политики сводится преимущественно к тому, что он закрепляет размежевание внутри гражданских наций по этнокультурному признаку, стимулируя тем самым межгрупповое отчуждение, взаимную ксенофобию. Это критика с позиций национального культурного единства, общей национальной идентичности. В ней результат (взаимное недоверие) подменяет собой мотивы и цели. Трудно представить, чтобы государственные органы, будучи заинтересованными во внутренней стабильности, проводили политику мультикультурализма, наперед зная о ее конфликтопровоцирующей роли. Мультикультурная мозаика для них - объективная данность, она обязательно должна учитываться, что и делается государствами, при этом без ее искусственного стимулирования и уж тем более без провоцирования между этногруппами взаимной предубежденности.

Гораздо убедительнее социальная критика политики мультикультурализма, которая в качестве причины его кризиса выделяет существенное отставание иммигрантских групп по основным социальным параметрам - занятость, оплата труда, обеспеченность жильем, здравоохранение, образование. Причины такого положения дел эта критика видит в расовом и религиозном предубеждении, присущем многим европейцам, не желающим интеграции чужаков в свою среду. Но имеются наблюдения и противоположного плана: например, во Франции родители-иммигранты нередко препятствуют желаниям своих детей интегрироваться во французскую среду и требуют от них сохранения идентичности своих предков.

Какая модель мультикультурализма может считаться оптимальной? Пока что предпочтение отдается межгрупповому консенсусу на основе взаимной толерантности. Безусловно, толерантность как этап на пути к взаимной эмпатии обязательна. Но дело в том, что она имеет свои корни в концепции релятивизма. Эту концепцию в свое время выдвинули некоторые западные социальные антропологи: они призвали не судить обо всех народах по одной мерке и признать относительность их моральных устоев. То есть предлагалось принимать как должное любые культурные образцы, в т.ч. и в поведении. Но тогда как должное надо было принимать и каннибализм некоторых африканских племен, и нацистский расизм, и апартеид, и т.п. Понятно, что необходимы общечеловеческие гуманистические принципы, и непозволительна толерантность к случаям, когда они нарушаются. А вот какими должны быть эти принципы - тут людям разных цивилизаций надо достичь консенсуса. Путь к нему трудный, усеянный шипами морально-этических нестыковок и противоречий.

Мультикультурализм сможет сохранить себя, прежде всего, как индивидуальное поведение носителей разных культур и религий. И взаимная толерантность в этом поведении должна быть только первым шагом к поиску новых, общих понятий относительно сущности гуманизма, справедливости, свободы, равенства. Такое возможно, если каждый откажется считать свою культуру, свою цивилизацию настолько совершенными, что они не нуждаются в каких-либо заимствованиях, т.е. исключительными (эксклюзивными). Можно вспомнить, что отрицание эксклюзивизма является одной из основ инициативы "Альянс цивилизаций", предложенной от имени Испании и поддержанной Турцией. Знаменательно, что инициаторами идеи, "АЦ" выступили, с одной стороны, христианская страна, чья культура вобрала богатое мусульманское наследие, а с другой стороны - мусульманская страна, сумевшая совершить экономический прорыв, заимствовав европейские образцы. Чтобы Альянс цивилизаций состоялся в мировом сообществе, он должен сначала состояться в сознании людей, их понимании того, что сохранение национальной идентичности состоит не в консервации имеющихся культурных форм, а в их постоянном развитии, в т.ч. в обогащении заимствованиями из других культур. Для этого каждому из участников мультикультурного взаимодействия надо постоянно преодолевать в себе страх (фобию) относительно всего "иного" и быть готовым к тому, что что-то из этого иного может стать "своим". В конце концов, те этнические культуры, которые сейчас воспринимаются как целостные, "чистые" в смысле непохожести на культуры других народов, на самом деле формировались как сплав культурных образцов, возникших в разных, часто враждовавших цивилизациях. Так что все мы - продукт мультикультурности, и она способна перенести любые кризисы независимо от того, как политика мультикультурализма осуществляется правительствами.