Григорий НЕМИРЯ, директор Центра европейских и международных исследований Института международных отношений, заведующий кафедрой европейской интеграции Украинской академии государственного управления при Президенте Украины:
Нынешнее расширение Европейского Союза происходит в условиях возрастающей дифференциации постсоветского пространства, государства которого (Украина, Россия, Белоруссия, Молдова) через два года будут иметь границу с ЕС. Осознание этого факта должно привести Евросоюз к отказу от склонности и соблазна искать групповые решения для всего региона в пользу поиска индивидуальных моделей и соответствующих политик, которые будут основываться на той или иной модели. Мне кажется, что в последнее время в Брюсселе появляются признаки готовности пойти по этому пути.
Для успешного решения проблемы индивидуализации необходимо переосмыслить концепцию «ассоциации» как политического выражения внешней стратегии ЕС. На сегодня существует семь видов ассоциативных отношений между ЕС и другими странами. В применении к региону Центральной и Восточной Европы, по моему мнению, перспективу имеют три модели, представляющие собой варианты сильной, слабой и средней ассоциации.
«Сильная» представлена группой из 10 стран-кандидатов (Чехия, Венгрия, Польша, Эстония, Латвия, Литва, Словения, Словакия, Болгария и Румыния), которые уже активно ведут переговоры о членстве. Графическим выражением модели сильной ассоциации может служить лифт, идущий вверх. Предметом переговоров в данный момент является степень контроля за кнопкой. Украина сохраняет минимальные шансы для того, чтобы запрыгнуть в лифт при условии сверхусилий в осуществлении внутренних политических и экономических реформ и благоприятном стечении обстоятельств в самом ЕС.
«Слабая» модель может быть представлена формулой «СПС +». Это означает, что базовые соглашения о партнерстве и сотрудничестве могут асимметрично дополняться разноообразными двусторонними соглашениями с ЕС (по примеру отношений ЕС и Швейцарии), отражая тем самым желание и готовность отдельных государств и ЕС регулировать темпы сближения и/или рамки партнерства. Потенциально к этой категории можно отнести Россию, Беларусь и, с некоторыми оговорками, Грузию, Армению и Азербайджан. Символ «слабой» модели — лестница, по которой можно идти как вверх, так и вниз. Лестница не обязательно ведет на тот этаж и к тем же дверям, что и лифт.
«Средняя» модель может быть выражена формулой «Партнерство для членства» ( PFM — Partnership for Membership). Очевидно, она предполагает существенное продвижение вперед за рамки Соглашения о партнерстве и сотрудничестве и, в целом, переход с траектории партнерства на траекторию членства. В силу специфики нового исторического момента правовой формат этой модели не может повторять европейские соглашения начала 90-х годов и предполагает значительный элемент воображения и творчества со стороны ЕС в условиях его сосредоточенности на внутреннем институционально-управленческом реформировании и ответственной стадии процесса расширения.
Я думаю, что «средняя» модель ассоциации может быть перспективной для Украины и Молдовы. Ее успешная реализация будет зависеть от проактивности украинской дипломатии в ближайшие год-два и поддержки друзей Украины, что не заменит, однако, доминантного требования осуществления реальных реформ в стране.
Образ «средней модели» — эскалатор, перевозящий пассажиров в ту же точку, что и лифт. Когда лифт полон, можно воспользоваться эскалатором. Если на нем не стоять, а двигаться быстро вперед, можно опередить некоторых пассажиров, избравших лифт. Ведь, как известно, лифт останавливается на этажах. Конечно, с эскалатора можно спрыгнуть (из лифта это сделать сложнее) или даже попытаться двигаться в обратном направлении, оставаясь фактически на одном и том же месте. Однако эти эксперименты вряд ли будут отвечать национальным интересам Украины. Интересно, что мои коллеги из брюссельского Центра европейских политических исследований предложили аналогию с эскалатором для такой страны, как Норвегия, которая, являясь членом НАТО и входя в Европейскую экономическую зону вместе с Исландией и Лихтенштейном, не является членом ЕС. Таким образом, не исключено, что Украина продолжая интегрироваться в Европейский Союз, будет находиться на одном эскалаторе не только с близкой Молдовой, но и с далекой Норвегией. Более того, при определенных условиях на эскалатор могут захотеть перейти и некоторые пешеходы с лестницы. В этом случае Украина может сыграть для отдельных стран СНГ роль, подобную той, которую сыграла модернизирующаяся Турция для стран исламского мира.
В любом случае, не дожидаясь более четкого оформления рамок «средней» модели, Украина уже сейчас должна активно ставить вопрос о распространении на нее целого ряда программ, доступных ныне исключительно членам ЕС и странам-кандидатам, таких, например, как «Сократ», «Леонардо», «Молодежь», «Культура-2000», «Проект Жана Моне» и ряд других. Кстати, Норвегия, не являясь страной-кандидатом, активно участвует в этих программах.
Игорь Бураковский, профессор Киево-Могилянской академии:
В последнее время, с моей точки зрения, Украина сделала достаточно много активных шагов, чтобы сблизиться с Европейским Союзом.
Если говорить об отношении ЕС, то рискну предположить, что оно принципиально не изменилось. Тому есть несколько причин. Прежде всего, это кредитная история Украины. Второе — проблемы, связанные с расширением самого ЕС, отодвигающие украинские вопросы на второй план. Третье — очевидное сближение Евросоюза с Россией. Этот процесс, мне кажется, все больше и больше отодвигает Украину в тень России. Отношение со стороны ЕС к Украине по-прежнему остается «дежурным»: Украина — большая страна, существует некоторый потенциал, есть определенные угрозы со стороны Украины для Европейского Союза. Вот в этих рамках ЕС и будет строить свою политику по отношению к нашей стране.
Мне кажется, что со стороны ЕС сегодня доминируют прежде всего политические оценки ситуации в Украине. Тут две проблемы. Первая — парламентские выборы, и, к сожалению, ситуация в Украине такова, что вряд ли на сегодняшний день может убедить ЕС в проведении их честно и по европейским критериям. Второй вопрос, который не прозвучал явно на прошедшей конференции, но тоже, видимо, обсуждается в ЕС — это будущие президентские выборы в Украине. С учетом политической ситуации, политической структуры украинского общества, по-видимому, вторые выборы являются более важными и более влиятельными на перспективу Украины.
Что касается экономической оценки, то главная проблема Украины заключается в том, что страна остается инвестиционно непривлекательной как для иностранных, так и внутренних инвесторов. Никто не отрицает, что за два года страна достигла достаточно больших экономических успехов по сравнению с каким-то начальным уровнем. Однако, опять-таки учитывая кредитную историю Украины, мне кажется, что на Западе сегодня не существует уверенности в том, что наша страна сможет продолжить экономические преобразования и, самое главное, сделать экономический рост необратимым.
Сегодня мы наблюдаем начало нового этапа сотрудничества Украины и ЕС, связанного с приближением ЕС к нашим границам. И, как мне кажется, большинство экономических последствий расширения ЕС на сегодняшний день, практически уже проявились. Говорить о том, что будут еще какие-то влияния после нового расширения ЕС, думаю, не совсем корректно.
Идея ассоциации с ЕС, на мой взгляд, абсолютно здравая, однако возникает вопрос: останется ли вообще такая форма отношений как ассоциация после расширения Евросоюза? Может быть, появятся какие-то другие формы. Думаю, добиваться ассоциации, видимо, надо, но опять-таки главным является то, насколько будут убедительны, прежде всего, экономические аргументы со стороны Украины. Если взять асимметрию наших торгово-экономических связей, то, к сожалению, для Европейского Союза Украина — в основном политический партнер или важный политический объект. Что касается чисто экономических аспектов, то, к сожалению, мы не можем предложить чего-то такого, что бы заинтересовало Европу в Украине таким же образом, как это сегодня происходит в России или в странах-кандидатах. Та же Польша является сегодня одним из крупнейших импортеров европейских товаров. И понятно, что заинтересованность европейских бизнесменов в польском рынке будет на несколько порядков выше, чем в рынке украинском.
Сегодня, говоря о сотрудничестве с ЕС прежде всего в экономическом плане, нужно ставить вопрос о признании Украины страной с рыночной экономикой. И это даст гораздо больше в экономическом аспекте, чем написание каких-то планов, связанных с зоной свободной торговли, ассоциированным членством и какими-то более сложными интеграционными формами сотрудничества.
Мне кажется, что сегодня к официальным усилиям по сближению и развитию каких-то новых форм сотрудничества между Украиной и ЕС необходимо добавить усилия бизнеса, который, как мне кажется, пока еще четко не артикулировал свое отношение к европейскому рынку, кроме, пожалуй, производителей сельскохозяйственной и металлургической продукции.
Важным фактором также может быть межпартийное сотрудничество между украинскими и соответствующими европейскими партиями. Однако, если реально оценить состояние партийной системы Украины, то можно предположить, что подобное сотрудничество будет развиваться очень и очень нескоро.
Александр СУШКО, Центр мира, конверсии и внешней политики Украины:
Трудности в отношениях Украина — ЕС обусловлены рядом противоречий — от мировоззренческих до чисто технических.
Европейский Союз не сможет бесконечно долго откладывать проблему определения целей своего партнёрства с Украиной. Очевидно, что конкретный ответ относительно ассоциации будет сформулирован, хотя на сегодня большинство компетентных лиц в Брюсселе ещё не готово к этому. Идея ассоциации с ЕС уже стала постоянным фоном, хотя ещё не предметом переговоров.
Европейское право чётко не определяет сути ассоциированного статуса. Реальный его смысл зависит от содержания соответствующего соглашения. Не исключено, что нам могут предложить такой формат ассоциации, который не усматривает постановки Украины в «список ожидания» на членство.
Масштабный визит украинских должностных лиц и экспертов в Брюссель, в котором мне довелось принять участие, был отмечен несколько рискованной риторикой и небезупречными аргументами с украинской стороны. В то же время слабость европейской позиции также очевидна. Содержание сотрудничества Украины и ЕС давно включает в себя интеграционные элементы, и Брюссель выдвигает Украине ряд требований, которые касаются исключительно будущих членов ЕС, среди которых ключевое требование — апроксимация (сближение) украинского законодательства со стандартами Евросоюза.
Европейские намерения Украины уже услышаны, но ещё не признаны Брюсселем. Существуют сомнения в искренности Киева. Несмотря на видимый консенсус на уровне партийных программ, определённая часть украинского политического класса не воспринимает реальной интеграции в Европу. Это видно, в частности, по регулярным публикациям в провластных СМИ материалов на тему «Европа нам не указ». Проблемы, с которыми сталкиваются украинцы в Брюсселе, формируются не только там и в Киеве, но и в областях и райцентрах, где чиновники не стесняются применять африканские методы влияния на общество в предвыборной кампании. Об этом известно в Брюсселе, это удивляет и раздражает тех, кто мог бы воспринять и поддержать наши претензии. Отторжение «чужеродного элемента» весьма ощутимо, и украинцы за 10 лет хорошо позаботились о том, чтобы убедить многих в своей чужеродности и ненужности. Соблазн «приобрести билет на другой поезд» ещё долго будет тяготеть над украинским политическим классом, значительная часть которого откровенно очарована заигрыванием Москвы.
Брюссель консервативен и преодолеть эту консервативность не менее сложно, чем постсоветскую ментальность отечественной бюрократии. Убедительным аргументом Украины может стать чёткое выполнение технических аспектов интеграции. Если одни и те же мероприятия мы называем «интеграцией», а еврочиновники — «кооперацией и партнёрством», практический смысл самих мероприятий от этого не меняется: важно, чтоб они выполнялись.