Франция боится Франции

Точнее сказать, благополучная, традиционная, обеспеченная часть Франции боится второй ее части — бедной и отчаявшейся, неуловимой и жестокой. Каждое утро страна подсчитывает потери: в сожженных автомобилях и церквях, в искореженных огнем автобусах, в закинутых в вагоны метро бутылках с зажигательной смесью.

Франция немного лукавит, когда говорит, что не узнает себя в этом кривом зеркале. Проблемы убогих кварталов известны не один десяток лет. Но болезнь запущена, нарыв прорвал, и политический класс, захваченный врасплох, вынужден искать немедленное решение кризиса.

С 8 ноября во Франции объявлено чрезвычайное положение. Префекты полиции получили возможность устанавливать на свое усмотрение комендантский час. В проблемных кварталах упрощена процедура обысков. Кадровый состав полиции усиливается. В двухнедельном противостоянии с ночными вандалами власть страны выбрала жесткий, практически силовой вариант.

Сложно утверждать, была ли на сегодня у премьер-министра Доминика де Вильпена альтернативная — и эффективная — схема действий. Тенденция последних дней как будто бы констатирует уменьшение беспорядков. Очевидно, комендантский час таки разгонит нарушителей спокойствия: кого по домам, кого по полицейским камерам. Пресечет ли разовое силовое решение зло в корне? Анализ ситуации показывает, что от рецидивов страна не застрахована.

Тени оживают в полночь

В этой странной ночной войне нет ни лидеров, ни идеологии. За все время беспорядков не было озвучено ни одного требования, не выдвинута ни одна программа.

О нарушителях спокойствия на редкость мало известно. Социологи говорят о герметически закрытых для контактов с внешним миром молодежных группировках, которые не выходят на контакт ни с педагогами, ни с полицией, ни с прессой.

За две недели ночных погромов Франция не разобралась, кто стоит за поджигателями и стоит ли за ними какая-нибудь организованная сила? Что движет этими людьми? Каков их средний возраст, материальное положение, социальный статус, вероятная религиозная принадлежность? Чем, вне пожарищ, расцвечена жизнь этих разрушителей? И даже на такой вопрос, как приблизительная численность участвовавших в беспорядках, полиция сегодня не нашла ответа.

«Похоже, их совсем мало по сравнению с общим числом «успешной» молодежи, живущей в проблемных кварталах, и тем более — с общим числом жителей, — считает Жан-Мари Саланова, генеральный секретарь профсоюза комиссаров полиции. — Но группы эти, очевидно, очень мобильны, их трудно поймать за руку, они не идут на контакт».

В результате ночных полицейских рейдов задержаны несколько сотен человек, несколько десятков уже за решеткой. Это позволило прикинуть пока что очень приблизительный коллективный портрет бунтовщиков. «Им от 10 до 30, они разного происхождения, разного воспитания, — говорит известный социолог Эрик Мальер. — Единственное, что объединяет этих молодых людей — чувство общей судьбы, острое ощущение неравенства и несправедливости. Их объединяет ненависть к французскому обществу».

Что значит быть французом?

Французский закон обещает каждому родившемуся на территории страны право на гражданство. Французский паспорт также можно получить при условии, что претендент прожил во Франции беспрерывно как минимум пять лет, владеет языком и «социально интегрирован». За последние сорок лет таким правом воспользовались миллионы людей. Они стали французами по паспорту, но далеко не всегда — по культуре и стилю жизни.

Согласно данным министерства социальной политики Франции, в среде иммигрантов первого и второго поколения безработица значительно выше — до 20—25% — чем среди «автохтонных французов». В трудных кварталах, где и произошли беспорядки, без работы каждый третий, до 40% молодых людей не имеют никакой профессии.

О том, что людям с нефранцузскими фамилиями сложнее устроиться на хорошую работу, только сейчас открыто заговорили и политики, и масс-медиа. Подлинная интеграция «цветных» французов удается далеко не всегда. И если называть вещи своими именами, в провале интеграционной политики, а из этого следует — в кризисе самой французской государственной модели, — виноваты не только иммигранты.

Заревом пожарищ, обгоревшими каркасами автомобилей не приведенное в порядок колониальное прошлое врывается в сегодняшний день страны. «Чрезвычайное положение в бедных кварталах существует не один год, — полагает преподаватель лицея Поль-Элюар в пригороде Сен-Дени Магдалена Дюром. — Обветшали не только блочные башни с загаженными подъездами, где подростки почти в открытую торгуют наркотиками и куда не спешит заглядывать полиция. Устарела законодательная база, позволяющая наказывать по заслугам малолетних преступников. На уровне государственной политики отсутствуют механизмы противодействия радикальным исламским группировкам, которые впитывают в себя безработную молодежь. По сути дела, история трудных предместий — это история большого колониального эгоизма. Французы десятилетиями позволяли себе красиво рассуждать о правах человека и не замечать своих собственных граждан, ущемленных в правах на достойное существование».

Борьба с последствиями

Словосочетание «комендантский час», которое только и слышишь теперь по радио и телевизору, не столько успокаивает население, сколько на подсознательном уровне усиливает дискомфорт. Комендантский час заставляет думать о войне. Войне отверженных французов за внимание к себе. Войне цивилизаций в современном мире, которая после 11 сентября 2001 года стала очевидной реальностью.

Даже если введение чрезвычайного положения дало свои плоды, сложно сказать — на долгосрочном уровне, — надолго ли уступят силе зачинщики беспорядков? Или затаятся до следующего раза? Тем более что самые младшие из них ничем не рискуют.

Сегодня Франция осталась единственной страной в Европе, где малолетнего преступника, пока ему не исполнится 16 лет, нельзя наказать за уголовное преступление, каким бы серьезным оно ни было. Отношения юных нарушителей с законом регулирует Декрет 1945 года, который предполагает для нарушителей в возрасте до 13 лет включительно только воспитательные меры. Ни за разбой, ни за торговлю наркотиками, ни за нанесение тяжких телесных увечий для подростков до 13 не существует вообще никакого уголовного наказания. Посему в криминальных кварталах именно малолетки берут на себя такие преступления.

Работа с юными правонарушителями ограничивается расследованием: комплексным опросом родителей, учителей, родственников, друзей, знакомых. Затем, согласно выводам расследования, судья по делам несовершеннолетних выносит свое решение — максимум 12 месяцев пребывания под наблюдением общественного воспитателя (по аналогии с советской системой воспитания, как бы постановка на учет в детскую комнату милиции). Воспитателей катастрофически не хватает — их ищут «под преступника» порой по шесть-восемь месяцев. В то же время срок на перевоспитание отсчитывается со дня судебного решения.

Если, скажем, юный вор осужден к девяти месяцам усиленного педагогического общения, а воспитателя подобрали только через семь месяцев после принятия решения, то слушать педагога он будет два, а не положенные девять месяцев. Стоит ли говорить, насколько эта, безусловно, светлая и добрая система устарела с учетом хотя бы подростковой акселерации?

Несколько лет назад, в свою предыдущую каденцию на посту министра внутренних дел, Николя Саркози по сути упразднил систему полицейских участковых — сотрудников правоохранительных органов, которые были в ответе за свой квартал, знали каждого жителя если не в лицо, то по документам и имели свои надежные источники информации на местах. В результате, когда начались поджоги, полиция не сумела оперативно получать информацию, где что происходит, где что готовится, кто и где запланировал свои действия. Потому и сгорело столько автомобилей — по предварительным данным, не менее 7000.

Сегодня многие политики, и прежде всего социалисты, требуют восстановления прежней системы участковых полицейских. Министр Саркози как будто бы не против. Но на привлечение дополнительных кадров и их подготовку уйдет время.

Кроме того, свидетельствуют сотрудники французской системы охраны порядка, давно назрела системная реформа правоохранительных органов. Реорганизация комиссариатов полиции не проводилась со времен войны. Однако за последние полсотни лет население массово переселилось в пригороды. И пропорции по размещению полицейских постов в них давно пора пересмотреть.

На социальном уровне проблема бедных предместий тоже требует комплексного решения. И французское правительство сегодня предлагает несколько инициатив по улучшению условий жилья, работы, образования в трудных кварталах. Запланировано разрушить многие старые многоэтажки и расселить народ по новым, улучшенным постройкам. Предложить возможность учиться на рабочую профессию с 14 лет тем, у кого не сложилось со средней школой (раньше профобразование начиналось с 16 лет). Наказывать за дискриминацию при приеме на работу. Оказывать льготы тем предприятиям, которые будут работать в этих сложных районах…

Все выглядит конструктивно, но реально ли воплотить заявленные планы в жизнь? Как обучить мальцов, учиться не желающих? Как расселить комфортней тех, кому не хватит заплатить за лучшее жилье с учетом нынешних рыночных цен во Франции? Как доказать дискриминацию по признаку происхождения, когда частного предпринимателя по сути невозможно заставить принимать кого бы то ни было на работу?

Стихийный выброс гнева, — а официальная версия событий сегодня отрицает организованный характер беспорядков, — по всем прогнозам, может снова повториться. «Все это будет продолжаться, — уверен мой сосед Рашид, родом из Алжира. — Есть люди, которым оказалось нечем заполнить свою жизнь. Им хочется, чтобы о них говорили. Некоторые из зачинщиков пожаров — преступники-рецидивисты, которые сводят счеты с полицией. Но таких мало. Большинство — это люди без будущего, без денег, без работы. Ночные спектакли с огнем становятся для них занятием».

Лучшие специалисты проблемных кварталов — это те люди, которые живут в них и пытаются достойно выжить. Они не слишком-то надеются на власть. Повсюду, где прошли пожары, организовываются «дружины гражданского бдения». Народ приступает к самозащите. В целом, согласно опросам CSA, 86% опрошенных возмущены беспорядками и 73% поддерживают введение комендантского часа.

Две части Франции — традиционная и непризнанная — в который раз осознают, что между ними сегодня пролегает пропасть. Что, как бы сложно ни было, им предстоит и дальше делить единую страну, под одним флагом. И значит, поиск компромисса неизбежен.