Французский май

В мае 2018 г. Франция отмечает две годовщины: 50-летие событий мая 1968-го и первый год у власти президента Эмманюэля Макрона.

Или, скорее, не отмечает: официальные мероприятия на государственном уровне не предусмотрены. Мифология мая 1968-го никогда во Франции однозначно не воспринималась, а с течением времени продолжает обрастать толкованиями и контроверсиями. Но и празднование первой годовщины триумфальной победы едва ли не на самых эпических за последние десятилетия выборах французского президента было принесено в жертву принципу "не навреди".

Традиционно месяц забастовок и протестов в Париже в мае 1968 г. трактуется как массовое выступление критической массы студентов и рабочих против засилия иерархий, ограничений и социальной несправедливости, ради построения лучшего общества. Кульминацией баррикад, манифестаций, отчаянного противостояния с полицией, философских дискуссий, направленных против авторитарного голлизма, эксплуататорского капитализма, бездушного консюмеризма и американского империализма, стала беспрецедентная всеобщая забастовка, практически парализовавшая французскую экономику и, как казалось, остановившаяся за шаг от настоящей революции.

В неистовой круговерти протестов даже у президента де Голля на один день сдали нервы, и он покинул страну. Впрочем, в течение суток генерал взял себя в руки, вернулся, распустил парламент, а уже в конце июня с солидным результатом выиграл внеочередные выборы. Протесты быстро угасли, однако оставили глубокий след. Они дали толчок развитию новых общественных и трудовых отношений, начиная с практических вещей вроде расширения объема государственных услуг, допуска профсоюзов непосредственно на предприятия, повышения минимальной заработной платы. На уровне же более тонких материй речь шла о триумфе духа свободы и равенства, освобождении личности, свободе слова, борьбе за права рабочих, мигрантов, меньшинств как новой политической повестки дня.

Все это, конечно, не произошло в течение одного месяца 1968 г. Историк Филипп Артьер в комментарии для The Guardian заметил: "Сегодня, когда мы говорим об общественных изменениях мая 1968-го, мы на самом деле говорим об изменениях, которые произошли уже в последующие годы. Во Франции в 1968 г. не произошло сексуальное освобождение, это неправда; она оставалась чрезвычайно мачистским обществом, когда считалось, что девушки должны были делать бутерброды для ребят, которые собственно протестовали. Прогресс относительно прав женщин обозначился лишь в середине 1970-х годов".

Так или иначе, но май 1968-го стал мощным культурным феноменом, точкой отсчета культурной и социальной революции, изменившей Францию и мировую культуру. Так почему же тогда Макрон избегает юбилейного празднования?

Еще осенью 2017 г. издание L'Оpinion сообщило, что президент размышляет о формате ознаменования круглой даты, однако ищет уместное толкование. Хотя он пришел к власти с программой революционного обновления, однако она мало пересекалась с повесткой дня знаменательного мая, а что касается либерализации экономики или ограничения социальных гарантий - прямо выступала против приписываемых ему достижений. То, что в 1968 г. воспринималось как революция и прогресс, сегодня превратилось в глухую оборону укоренившихся за последние десятилетия социальных привилегий. Революционный каток реформ Макрона противостоит тем идеям 1968 г., которые, по его мнению, тормозят успех Франции в современном глобализованном мире.

depositphotos / vverve

При этом для Макрона речь не идет о тотальном отказе от культурного наследия 1968 г., как это характерно для одной из двух видных партий домакроновского времени, а ныне мощнейшей оппозиционной силы - республиканцев. Николя Саркози в 2007 г. выиграл президентские выборы, требуя, среди прочего, полностью избавиться от наследия интеллектуального и морального релятивизма мая 1968-го. Настоящий же руководитель партии, Лоран Воке, еще в январе утверждал, что со знаменитого лозунга "запрещено запрещать" на самом деле началась деконструкция Франции, а во французской истории есть значительно более интересные даты, которые следует отмечать, скажем, триумф Наполеона под Аустерлицем в 1805 г. Что уж и говорить о праворадикалах из Национального фронта…

Поэтому в просочившейся из президентского дворца информации о плане празднований речь шла о том, чтобы отойти от "мрачных дискуссий", которые обычно сопровождают май 1968-го, и вписать его в более широкий политический контекст того года - Пражской весны и ее подавления, массовых демонстраций в Соединенных Штатах, расстрела студенческих демонстраций в Мехико и т.п. В январе 2018 г. была идея выступить президенту с речью о роли утопических идей в общественных процессах. В конце концов, решили без лишних объяснений юбилей игнорировать и сосредоточиться на практической повестке дня. Последняя связывается с событиями 1968 г. самым прямым образом - через протесты рабочих и студентов.

В частности, с начала апреля железнодорожники объявили трехмесячную забастовку, во время которой каждые два дня через три серьезно ограничивают движение поездов и пригородных электричек. Реформа государственной железной дороги, известной под аббревиатурой SNCF, не была анонсирована в предвыборной программе, однако приобрела знаковый размах. Железная дорога - один из столпов французского социального государства, разветвленная, забюрократизированная, жестко контролируемая профсоюзами структура с задолженностью около 50 млрд евро. Железнодорожники, которые в случае успеха реформы постепенно утратят привилегии государственных служащих, право рано выходить на пенсию, пожизненные трудовые контракты, право бесплатного проезда по железной дороге для своей семьи и т.п., настроены решительно. Они пытаются показать, что защищают общественное достояние от потенциальной, пусть и частичной, приватизации под лозунгами повышения конкурентоспособности.

Параллельно продолжаются студенческие акции протеста: повод - планы правительства ввести вступительные экзамены в университеты. Сейчас на первый курс может записаться любой выпускник, сдавший местный аналог ВНО, а массовый отсев происходит уже по результатам обучения. Правительство считает такую систему неэффективным использованием ресурсов, что создает чрезмерную нагрузку на университетскую инфраструктуру. Часть же студентов противостоит такому наступлению на право равного доступа к образованию и, обращаясь к репертуару 1968 г., снова оккупировала несколько кампусов, где столкнулась с полицией.

Однако ни масштаб протестов (максимум 120 тысяч человек, по сравнению с 8–10 млн протестующих в 1968 г.), ни масштаб призывов, недостаточно универсальных, чтобы массово мобилизовать на забастовку представителей других секторов экономики или студенчество, не дают оснований для таких сравнений. Размах протестов весны 2018 г. трудно сравнить даже с акциями против скромных реформ Франсуа Олланда, состоявшимися несколькими годами ранее, не говоря уж о протестах 1995 г., похоронивших реформаторский задор президента Жака Ширака и его премьера Алена Жюппе.

Сопротивляться протестам президенту Макрону помогает тот факт, что его реформы воплощают поддержанную избирателями программу, которая позволила ему победить соперников и провести в парламент новообразованную партию, обеспечив ей комфортное большинство. Поэтому в последние месяцы он неустанно повторяет в публичном пространстве: "Я выполняю то, о чем говорил". По подсчетам французской печати, проведенным к первой годовщине, это довольно смелое заявление на самом деле отвечает реалиям: сейчас около 140 реформистских инициатив из примерно 350 обещанных либо осуществлены, либо, по крайней мере, начаты. Из того, что удалось сделать, нередко благодаря ускоренной законодательной процедуре президентских декретов, следует вспомнить изменения в трудовом законодательстве, которые ослабили влияние профсоюзов, упростили наем и увольнение работников; налоговую реформу, облегчившую давление на крупный бизнес; ограничение возможностей для коррупции и непотизма для государственных служащих и депутатов; иммиграционную реформу и т.п.

Однако, несмотря на уверенный старт, время празднования еще не наступило. Та же миграционная реформа, традиционно ставящая дилемму между нуждами безопасности и соблюдением прав человека, обусловила некий раскол внутри правящей партии "Вперед, республика!" Оппозиция, которая понемногу приходит в себя от неудачного года, все громче жалуется на чрезмерный темп реформ, не позволяющий ей контролировать новации. Наконец, личная популярность Макрона упала, хотя и остается на уровне весьма приличных 40% поддержки.

Большей проблемой, чем цифры, являются вопросы публичного восприятия. Начав с экономической либерализации, президент, который в прошлом году позиционировал себя как центрист и действительно оттянул голоса у умеренного электората и правых, и левых партий, обществом воспринимается все больше как высокомерный правый политик, представляющий интересы предпринимателей и богачей, вводящий жесткие меры в сфере безопасности и иммиграции и умышленно использующий в своих речах много непонятных и архаичных слов. На карнавальной демонстрации-"вечеринке" для Макрона в день годовщины инаугурации хватало визуализаций президента в образе короля Людовика XVI, Наполеона, Юпитера и даже вампира, который пьет кровь из простого люда.

Сейчас Макрон придерживается довольно простого плана преодоления этой ситуации: локомотив реформ решает наиболее болезненные и непопулярные вопросы в первой половине президентского срока, а уже во второй половине каденции, ближе к новым выборам, можно будет сконцентрироваться на "плане для уязвимых слоев". Это позволит вернуться в образ центристского политика и показать, что же на самом деле означает французская интерпретация "гибкой безопасности", то есть динамичной экономики, которая защищает конкретного рабочего, а не его рабочее место, вдохновленная примером стран европейского Севера. Возможно, на тот момент некоторые отсылки к культурным идеалам 1968 г. станут более уместными, ныне же запланированные на второй год реформы пенсионной системы, медицинского обеспечения, дальнейшие изменения налогового и трудового законодательства анонсируют неисчерпаемость потенциала новых протестов.