Европейская политика для неудачников

В коридорах Еврокомиссии приходилось слышать шутку: Европейская политика соседства (ЕПС) была придумана для того, чтобы трудоустроить чиновников, которые до этого занимались последним расширением ЕС. Мы, конечно же, не склонны подвергать сомнению слова бывшего президента ЕК Романо Проди о «круге друзей», который, собственно, и должны были сформировать вокруг Евросоюза новые соседи. Однако вынуждены констатировать: политикой соседства действительно занимаются те, кто «вел» вступление 10 стран в Евросоюз в 2004 году, а то, как они это делают, все больше наталкивает на мысль об искусственности данного проекта. И, как следствие, о целесообразности пребывания Украины в рядах Европейской политики соседства.

Чтобы понять, почему в последнее время участилась критика в адрес ЕПС не только со стороны Украины, но и многих европейских экспертов, уместно вспомнить, как представляли политику соседства ее идейные вдохновители. В 2002 году, когда окончательное добро на «беспрецедентное расширение» ЕС было получено, Британия и Швеция предложили Евросоюзу разработать специальный механизм для трех будущих восточных (!) соседей — Украины, Беларуси и Молдовы. Уже тогда в Киеве высказывали недовольство по поводу того, в какую компанию пытались записать Украину. Хотя положа руку на сердце украинские дипломаты сами признавались: Украина Кучмы того периода отличалась от Беларуси Лукашенко и Молдовы Воронина разве тем только, что время от времени ласкала слух Евросоюза частыми декларациями о европейском выборе. Тогда же, помнится, представитель МИД Швеции в неформальной беседе уверял автора этих строк, что даже слово «сосед» нигде официально не будет фигурировать — это просто рабочее название, чтобы всем было понятно, о ком именно идет речь.

То, что Британия и Швеция — немногочисленные на сегодняшний день представители «старой Европы», у которых словосочетание «перспектива членства для Украины» не вызывает аллергии (привет шведскому министру иностранных дел Карлу Бильдту), оказали Украине медвежью услугу, стало понятно, когда группа стран во главе с Францией настояла на расширении политики соседства за счет средиземноморских соседей ЕС. Так, в марте 2003-го возникла программа Wider Europe («Шире Европа»). Это не самое худшее название, поскольку оно, по крайней мере, свидетельствовало о том, что речь идет именно о европейских странах.

Однако через год «соседский» пакет стал еще более увесистым за счет стран Южного Кавказа, и Wider Europe по сути перевоплотилась в European Neighbourhood Policy (Европейскую политику соседства). Чем руководствовались в Брюсселе, проводя подобный ребрендинг, непонятно, но ясно одно — даже противники членства Украины в Евросоюзе сегодня признают: Украина является европейской страной, а не соседом Европы, как следует из названия ЕПС. Таким образом, некое противоречие было заложено в ЕПС еще в зародыше.

Конечно, кто-то резонно заметит, зачем Украине следовало вообще ввязываться в «соседские» игры? В украинской столице по этому поводу говорят, что хотели попросту воспользоваться этим механизмом для углубления отношений с ЕС. Тем более дополнительные сто миллионов евро в год (в 2007-м — 120), предусмотренные в рамках ЕПС для Украины, — никогда лишними не будут. Хотя бы в контексте наших реадмиссионных обязательств перед Евросоюзом.

Действительно, в тот момент, когда Украина Кучмы вызывала открытое раздражение в Брюсселе, любой способ сблизиться с ЕС был хорош. Тем более что европейцы на каждом переговорном углу обещали индивидуальный (или дифференцированный) подход в каждому участнику политики соседства, а на том, что она на самом-то деле является альтернативой расширению, никто особо внимания не акцентировал.

Когда речь зашла о неком обновлении ЕПС, Украина попыталась донести до Еврокомиссии свое видение, подготовив соответствующие предложения. Однако ответ из Брюсселя последовал более чем однозначный: Европейская политика соседства является односторонней политикой Евросоюза. Поэтому, читалось между строк, он не собирается обсуждать пути ее усовершенствования с отдельными странами-соседями. Интересно, задумывались ли тогда в Брюсселе, что, устанавливая столь жесткие правила одностороннего движения, Европейский союз тем самым снимает с Украины какие-либо обязательства относительно ее участия в ЕПС?

Ну, и, наконец, повод, чтобы серьезно задуматься о целесообразности пребывания в рядах Европейской политики соседства, должен был появиться у Украины в конце прошлого года. Тогда, после мучительно долгого анонсирования, ЕС таки выдал на-гора новые предложения по усовершенствованию Европейской политики соседства, превращая ее в так называемую ЕПС+. Никакой «добавочной стоимости», как заметил посол Украины при ЕС Роман Шпек, в обновленной ЕПС для Киева не оказалось. Действительно, под «ясными перспективами» для стран-соседей фигурировала все та же зона свободной торговли, возможность создания которой была зафиксирована еще в Соглашении о партнерстве и сотрудничестве в 1994 году; упрощение визового режима предусмотрено подписанным в июне этого года соглашением, а совместное с ЕС участие в урегулировании региональных конфликтов Украина принимает с того момента, как Евросоюз стал наблюдателем в переговорном процессе 5+2 по решению приднестровского конфликта, откомандировав на украинско-молдавскую границу свою Миссию помощи (EUBAM).

Примечательно и другое: если раньше в Евросоюзе делали акцент на демократические ценности, соблюдении прав человека, то, как продемонстрировала организованная Еврокомиссией в начале сентября международная конференция по Европейской политике соседства (первое мероприятие такого уровня на эту тему), сегодня, когда Украина улучшила свои показатели по этой части, ЕС делает акцент совсем на другом. Как следует из последних выступлений на эту тему Бениты Ферреро-Вальднер, — на некоем «экономически интегрированном пространстве». Причем еврокомиссар, похоже, настолько увлечена этой идеей, что не устает повторять: «Прагматическая экономическая интеграция оказалась куда более важной, чем широкие политические перспективы». Понятно, что, отодвигая на задний план часть копенгагенских критериев, Бенита Ферреро-Вальднер, которая, по имеющейся информации, в упор не видит Украину в ЕС, очередной раз дает понять: сосед — ни в коем случае не кандидат.

Таким образом, на сегодняшний день приходится кон­статировать, что демократические процессы в тех или иных странах не являются предпосылкой для более тесного «соседского» диалога с ЕС. Есть также подозрение, что Евро­союзу доставляет куда большее удовольствие поддерживать слабые демократические ростки в Бе­ларуси, нежели обзаводиться конкретными евроинтеграционными обязательствами перед Украиной, в которой эти ростки уже окрепли. На самом деле, если проанализировать Планы действий, которые готовились для стран соседей три года назад, то нетрудно обнаружить, что уже тогда от восточных соседей Евросоюз ожидал «развития» демократии, а от южных — лишь ее «поощрения». Но еще более примечательно то, что в последнем опросе Евробарометра, результаты которого были обнародованы меньше месяца назад, около 70% опрошенных европейцев высказали уверенность, что ЕС в соседних государствах помогает «установить демократию».

Впрочем, нетрудно заметить, что евросоюзовские чиновники уже только в неформальных беседах позволяют себе делить участников ЕПС на европейских и средиземноморских (что само по себе показательно). На официальном уровне — и это в полной мере было продемонстрировано на состоявшейся в Брюсселе конференции — Еврокомиссия под предводительством профильного еврокомиссара Ферреро-Вальднер сегодня прилагает максимум усилий для того, чтобы ЕПС рассматривалась как одно целое, без каких бы то ни было региональных отличий. Причем это делается якобы для того, чтобы протеже тех или иных региональных групп в Евросоюзе не помогали одним соседям чувствовать свое превосходство над другими. В первую очередь, финансовое: до 2007 года южные страны-соседи получили 70% средств, предназначенных в рамках ЕПС, восточные — всего 30%. В новом финансовом периоде на 2007—2013 годы справедливость была частично восстановлена, однако вряд ли и нынешний расклад позволяет говорить о каком-то соседском паритете, соответственно — о целесообразности искусственного отождествления Украины, Ливии, Иордании, Марокко и остальных соседей. Судите сами: в ближайшие шесть лет 62% «соседских» фондов Евросоюза уйдет в южном направлении, 38% — в восточном. Конечно, кто-то резонно может заметить, что дело исключительно в отсутствии у Украины мощных лоббистов на европейских просторах. И сегодня, когда заметно ослаблены позиции наиболее последовательного проводника интересов Украины в ЕС Польши, Киеву вряд ли удастся добиться того, что Евросоюз признает его идею о разделении ЕПС на две политики соседства — одной для стран Северной Африки и Ближнего Востока, другой — для тех, кто находится на европейском континенте. Ведь чтобы там ни говорили, стране, претендующей на членство в ЕС, как-то несерьезно находиться в одной компании с теми, которых Евросоюз сам определил, как «неевропейские» (именно с такой формулировкой была отвергнута заявка на членство Марокко в 1987 году). Более того, Европейская политика соседства в своем нынешнем виде — это политика для неудачников, поскольку она даже не предполагает, что кто-то из соседей может оказаться настолько успешным в реформах, что у ЕС просто-напросто не хватит аргументов объяснить, почему, согласно 49 статье Договора о Евросоюзе, эта страна не может претендовать на членство. И если все же в новом усиленном соглашении между Украиной и Евросоюзом будет зафиксирована перспектива членства, ее участие в ЕПС будет выглядеть по меньшей мере странно.