ДАЙ РУКУ БРАТУ СВОЕМУ!

Два письма русскому интеллигенту об Украине

Письмо первое

Дорогой друг! Проделай, пожалуйста, такой опыт: спроси у дюжины своих образованных и начитанных друзей, какая среди стран мира для России самая важная, отношениями с какой из них мы более всего должны дорожить. Результат опыта, увы, известен заранее: десятеро назовут США, поклонник больших чисел может назвать Китай, а записной оригинал начнет доказывать, что это (например) Германия. Едва ли кто-то вспомнит ту страну, которая только и должна быть названа в ответ на подобный вопрос, - Украину.

Такая забывчивость не случайна. Я не зря подчеркнул, что говорю о просвещенной публике. Хотя и среди простых людей результат опыта явно окажется тем же, их можно извинить: массовое сознание еще не привыкло воспринимать Украину отдельной страной. Иное дело интеллигенция, уже усвоившая этот факт. Как ни горько, но российская интеллигенция в большинстве своем слепа и глуха к Украине, к ее истории и культуре, к украинской правде и украинской боли. Не то, чтобы кто-то испытывал к Украине и украинцам неприязнь - я таких не встречал, - но нет интереса, крайне редка осведомленность. Знаю одного любителя истории, слушать его - одно удовольствие. Мы говорили о гражданской войне, и он без запинок перечислил, в какой последовательности и сколько раз Киев переходил между 1917 и 1920 годами из рук в руки; но от вопроса о разнице между Центральной Радой, Петлюрой и Скоропадским он отмахнулся: «Они все были националисты». Перешли на проблемы Карпатской Руси, потом на Полтавскую битву - результат был тот же. Украина интересовала любителя истории (и, кстати, носителя украинской фамилии) лишь как поле действий Петра I, Карла XII, Деникина, Пилсудского, Сталина, под ногами у которых, правда, путались неразумные мазепинцы да какие-то опереточные самостийники в жупанах. Лет восемь назад разговорился в поезде с сибиряком-изобретателем - светлая голова, обладатель патентов, следит за толстыми журналами. Что же до Украины, он делил ее население на три группы: куркулей, бандеровцев и хороших. Хорошие жили в основном в Харькове и Донецке и по-украински не говорили. И во Львове есть неплохие люди, но бандеровцев больше, и сколько волка ни корми, он в лес смотрит.

В ождям Руха все ясно:

русские - врожденные империалисты. Спорить с этим непросто, если речь идет о Польше или, скажем, Бухаре. Но не об Украине и Белоруссии. Имперское (назовем его так, чтобы не отвлекаться) сознание было присуще жителям Полтавы и Житомира, Нежина, Чернигова, Гомеля и Полоцка не менее, чем тверякам и вятичам. Ведь с начала империи, то есть от петровских времен, это сознание относило Украину и Белоруссию к метрополии. Да и могло ли быть иначе у людей, вынесших из гимназий и школ: «Киев - мать городов русских», «О русская земля, уже ты за шеломенем» и так далее? Но вот и процесс политического обособления трех народов, начатый в 1917-м, завершился, а русские все продолжают считать Киев матерью своих городов. И едва ли перестанут, хотя некоторым украинцам это резко не нравится.

То, что наши два народа были и остаются ближайшими родственниками, есть истина, ниспровергатели которой не заслуживают спора. Но и клеймить их не надо. Их домыслы - реакция на русскую гордыню, на наше глупо-пренебрежительное отношение к Украине. Впрочем, родство этносов есть категория научная. А вот категория практическая: в мире сейчас нет другой пары стран, жители которых были бы связаны таким количеством родственных уз в буквальном, бытовом смысле слова. Говорят, с каждой стороны по 22 миллиона родственников. Кроме того, в неразделенном, к счастью, состоянии, то есть внутри каждой из двух стран, живут, не ведая межнациональных проблем, не сотни тысяч - миллионы украинско-русских семей. И уж вовсе не счесть, сколько миллионов людей в двух наших странах объединяют дружеские и приятельские связи.

Не очень давно я провел три дивные недели в обожаемом мною Киеве: лежал там в больнице и все время отдавал чтению. Освоил украинский (одолев два тома «Історії України» эмигрантки Полонской-Василенко) и жадно поглощал газеты. Домой увез чемодан репринтов книг украинских эмигрантов - С. Шелухина, Д. Донцова, Александра Шульгина, Юрия Бойко (Блохина), О. Субтельного - и толстых журналов. Нового для себя из них я узнал мало (ибо интересовался Украиной всегда), зато нашел много злого и пристрастного о России, антирусского в прямом смысле слова, особенно в журналах. Рад, что прочел все это (и продолжаю читать, друзья присылают), ибо понял важную вещь. За годы свободы слова я не раз краснел то за одну, то за другую глупую фразу об Украине в русской печати, за шуточки про сало в шоколаде по ТВ, за выходки думца Лысенко. Но все познается в сравнении. То, что я прочел о России и русских, заставляет признать нашу прессу (не думца!) просто невинной овцой. По-крупному ее можно упрекнуть лишь в недостатке внимания к Украине. За рядом киевских и львовских изданий подобного греха нет. Россию они не забывают ни на миг, клюют ее неутомимо и страстно. (Способ для сотни-другой интеллектуалов отвести душу. Когда-нибудь надоест.) Как я счастлив здоровой толстокожести российских масс-медиа, ни разу не ввязавшихся в серьезный обмен ядовитыми стрелами ни с кем из коллег в бывшем СССР! Не забудем: прелюдией военных действий на Балканах стала резкая полемика средств массовой информации Сербии, Хорватии и Боснии.

Вообще пора признать, что остались неоцененными христианская мудрость и политический инстинкт русского народа, с миром отпустившего в

1991-м все республики своей бывшей империи. Даже те, которые он мог бы считать частью метрополии, коренными землями, - Украину и Белоруссию. Ни одному из 14 новых государств не пришлось вести войну за независимость. Именно пример Югославии показывает, что бывают совсем, совсем другие сценарии раздела.

У тверждаю, что в России

не звучат антиукраинские ноты, не потому, что сканирую всю русскую печать. Просто время выявило тенденции: давно уже ясно, чего можно ждать (особенно по части глупостей), а чего нет. Тем большим потрясением для меня стал миг, когда я увидел за стеклом киоска заголовок «Проиграет ли Украина войну с Россией?» («Экспресс-хроника», 5. 05. 1995). Вам знакомо чувство, когда вскипает кровь? Еще спасибо, подпись была: Константин Мищенко (Киев). «Украинцы - плохие солдаты», - писал автор, приводя довод: 16-тысячная дивизия СС «Галичина» была разбита в первом же бою с Красной Армией, чем «и закончилась история этого скандально известного войскового соединения». Высказывал он и другие тонкие мысли, а вот о том, что есть темы вне закона - их нельзя не только обсуждать, но даже называть, - и автор, и редакция явно не знали.

Когда я поделился своим смятением с двумя-тремя пишущими знакомыми, реакция была вялой: «Это уже другая страна, значит ничего исключать нельзя». Как?! Нельзя исключать того, что ты можешь броситься с топором на брата? Отвечали обычно так: «Если ты за братство народов, будь за братство всех народов, а не двух или трех». Что на это возразишь? У нас не запасено доказательств того, что выше холодной логики, ясно помимо слов. Видимо, я просто не умел достучаться до какого-то фундаментального, связанного с Украиной чувства в собеседниках - чувства настолько вроде бы очевидного и непременного, что его полагаешь присущим каждому российскому жителю. Простым-то людям оно присуще - каким-то верхним чутьем. Но не каждому из тех, кто числится в интеллигентах.

В это время я обдумывал часовую передачу для радио «Свобода» к четвертой годовщине украинской независимости, и ее тема пришла сама: «Образ Украины в русском общественном сознании». В передаче приняли участие киевляне - главный редактор журнала «Политическая мысль» Владимир Полохало, специалист в области этнополитики Олег Белый, культуролог Евгений Быстрицкий, политолог Александр Дергачев - и московский писатель, постоянный автор «Свободы» Петр Паламарчук. Киевлян волновали культурные аспекты проблемы, тревожил захват культурного пространства политиками, Паламарчука занимали причуды истории, отражавшиеся на отношениях двух народов и людских судьбах. Я решил не поминать злополучную заметку и говорил о предрассудках, нагромождаемых узостью и невежеством. Ни у кого не хватило времени впасть в занудство. Трижды, сжимая сердце, звучал голос Козловского: «Стоїть гора високая...» Вышло не совсем так, как я задумывал, до великих истин мы не договорились, но, по общему мнению, передача удалась и была в эфире не менее восьми раз. А тема все не отпускает. К тому же два-три затронутых в передаче вопроса повисли в воздухе. Потому и пишу.

Отделение Украины особенно поразило того собирательного русского интеллигента, который никогда не вникал в украинскую тематику. Почти как если бы отделился какой-нибудь великорусский регион, чьи проблемы озадачивали его столь же мало. Региональные проблемы, мол, имеются везде, это еще не повод отделяться. Украинцы всегда находились на периферии его сознания в образе этакой симпатичной сельской родни без проблем. Уместен, конечно, риторический вопрос: где же хваленая отзывчивость русского интеллигента на чужие беды, его универсализм, откуда это высокомерие? Думаю, высокомерия тут нет, есть просто невежество.

Ж ивя за железным зана-

весом, мы тянулись к запретному. Одолевая преграды, знакомились с экзистенциализмами и дзен-буддизмами, читали в машинописи Набокова и Оруэлла, проникали на «закрытые просмотры», могли поддержать разговор о «новом романе» и об экуменизме. Да, мы знали имена украинских «узников совести». Но, горячо им сочувствуя, наш брат не шибко углублялся в вопрос, за что они страдают. Борются за права человека, понятно. А если большинство из них за независимую Украину, что ж, каждый имеет право на убеждения. Но если честно, какая там независимость, с чего вдруг? - говорил себе наш интеллигент, не сознавая, что совершенно не знаком с вопросом, не знает Украины. Хотя лучше бы не знал «нового романа».

Бытует трудно одолимое заблуждение: мы с украинцами - единый, искусственно разделенный народ. Увы, это не так, и чтобы прийти к подобному выводу, не обязательно соглашаться с М. С. Грушевским, уверявшим (ибо пылко того желал), будто русские, украинцы и белорусы уже в пору Киевской Руси были разными народами. Достаточно признать, что за несколько веков после батыева погрома, благодаря различию исторических судеб, несходству ландшафтов обитания, иному набору соседей и влияний мы стали разными. Эту разницу ощутил каждый, кто бывал на сельской Украине. А кто не бывал, пусть полистает классическую «Восточнославянскую этнографию» академика Д. К. Зеленина. Отличается почти все: жилище и утварь, одежда и способы омовения тела, песни и пляски. Да, человек с записью «украинец» в паспорте, но выросший среди русских, - есть русский, тем паче, что физиогномическая разница отсутствует. (Это, видимо, и внушало хрущевым, брежневым и андроповым их детские надежды, что все как-нибудь рассосется: ведь члены ЦК с фамилиями на -ко и на -ов ничем друг от друга не отличались.) Имея, однако, дело с «украинскими» украинцами, сразу видишь разницу наших национальных характеров. И литература свидетельствует о том же: украинец in se - совсем не дубликат русского. Мы - два разных народа, и этого довольно, чтобы не усомниться в праве Украины на независимость.

Т о, что не все в России

до конца уверовали в эту независимость, не задевает, надеюсь, украинские чувства сверх меры. Резкие, ломающие картину мира перемены трудны для рядового сознания. Чтобы свыкнуться с ними, нужны десятилетия. Мой друг говорил, что главный сюрприз от недавней поездки в Киев состоял для него в том, что даже там кое-кто смотрит на независимость как на нечто временное, неокончательное, почти случайное - так нежданно досталась она Украине. И, добавлю, так быстро, если сравнивать с другими нациями! Норвегия, Ирландия, Чехия со Словакией, Финляндия долгие века мечтали о самостоятельности, прежде чем в XX веке добились цели. В год рождения кино, когда в считанных богатых домах Киева говорили по-украински, была ли сотня людей, веривших, что незалежнисть реальна в исторически краткий срок?

Поразительно, но все сказанное как-то пребывает вне круга познаний наших пишущих образованцев. Не знают они о казацкой (козацкой!) вольнице, о многовековой борьбе Сечи с Польшей, Турцией и Крымом, об Унии, о Сагайдачном и Богуне, Полуботке и Кальнишевском, о крепостях, монастырях и замках, им неведомо обаяние католико-православного пограничья, «живого чуда фольварков, парков, рощ, могил». В былые годы они ездили все больше в Дубулты, Коктебель, Пицунду, украинский мир остался им незнаком. Это не мешает им высказываться об Украине и ее языке, обо всем украинском свысока. Будь я украинцем, мне такого отношения было бы вполне достаточно, чтобы всей душой желать отложения от Великороссии.

Законен такой вопрос: не проникает ли типичное для многих у нас незнание Украины, представление о ней на уровне анекдотов о сале, на государственный уровень, на уровень политических отношений? Любопытно было бы проэкзаменовать тех, кто эти решения принимает, - хотя бы по географии (физической, экономической, конфессиональной, социальной) этой самой важной для нас страны на глобусе.

Дорогой друг! Если сказанное как-то затронуло тебя, позволь обратиться к тебе вскоре еще с одним письмом.