Американское могущество и международная безопасность

Изменившаяся внешняя политика США ставит на повестку дня вопрос о характере влияния этого государства, в качестве единственной пока сверхдержавы, на состояние международной безопасности. Среди приоритетов этой политики — превентивные удары по потенциальным противникам, вмешательство Америки во внутренние дела других стран, если этого требуют задачи национальной безопасности или защиты прав человека и т.д. Тема влияния могущества США на глобальную безопасность в последнее время актуализировалась в связи с назначением на пост госсекретаря К.Райс, которая является твердым сторонником применения названных средств, и участившимися претензиями официальных представителей Вашингтона по отношению к Ирану.

Новое позиционирование США в мире, строящееся на более полном, чем при предыдущих администрациях, использовании ими всех преимуществ единственной сверхдержавы, очевидно, не является ситуативной реакцией на террористическую атаку 11 сентября 2001 года, а представляет собой заранее спланированную и детально разработанную республиканцами еще до прихода Буша-младшего к власти, стратегию внешней политики. Определяющим идеологическим фундаментом активизации усилий Штатов по расширению своего влияния в мире под лозунгами «демократизации политических режимов» является доктрина «расширения свободы». Об этом свидетельствует одна из первых резолюций по внешнеполитическим вопросам, которая была принята администрацией Д.Буша-младшего. О «продвижении свободы» американский президент говорили на встрече с В.Ющенко во время его визита в Вашингтон.

При оценке задач данной доктрины есть основания предположить, что возникновение политики «расширения свободы» является результатом наложения как долгосрочных, так и краткосрочных целей администрации США. В первом случае такие задачи могут состоять в насаждении в глобальном масштабе ценностей, согласующихся с американскими, а во втором — в продвижении под видом и с помощью политики «расширения свободы» всестороннего американского влияния в критически важных для них регионах мира (Ближний Восток и постсоветские страны).

Таким образом, при президенте Дж.Буше-младшем принципиально изменилось идеологическое обоснование внешнеполитического курса и обозначенных приоритетов. Для предыдущих администраций (например, для команды Б.Клинтона) также было характерно стремление обеспечить продвижение американских политико-идеологических и культурных ценностей в мире, ради чего США иногда прибегали к военному давлению с открытым применением оружия (Сомали — 1992 г., Югославия — 1999 г.).

Однако для республиканской администрации Буша-младшего риторика прав человека и ценностей демократии стала скорее агитационно-пропагандистским прикрытием для решения главного — обеспечения собственной национальной безопасности посредством превентивного применения силы и переформатирования всей международной системы безопасности. Соответственно основная ставка делается не на дипломатические методы достижения внешнеполитических целей и обеспечения собственных национальных интересов в рамках существующих международных структур безопасности, а на открытое использование своего экономического и военно-технологического преимущества в ходе односторонних действий.

После событий 11 сентября 2001 года на первое место для США выходит проблема обеспечения собственной национальной безопасности. События показали, что главным источником угроз для страны оказались тоталитарные исламистские режимы Северной Африки (Ливия, Судан) и Среднего Востока (талибанский Афганистан, Ирак и по подозрениям некоторых американских экспертов — Иран), предоставлявшие свою территорию, материальные и финансовые ресурсы для подготовки террористов. Вывод, который сделала администрация Буша-младшего состоит в том, что тоталитарные политические режимы в принципе, т.е. по определению, независимо от религиозной ориентации и текущих намерений, представляют собой потенциальную угрозу США и демократическим государствам мира в силу принципиального несовпадения базовых ценностей тоталитаризма и демократии. По мнению политического руководства Америки, подобное несовпадение еще больше осложняет изначально агрессивный характер тоталитарных режимов.

Таким образом, проблема прав человека и демократизации политических режимов ставится администрацией Дж.Буша в контексте принципиальной смены механизмов обеспечения безопасности США и их союзников в условиях активизации международной террористической сети и появления новых рисков для мировой системы безопасности. Задача продвижения демократии в наиболее важных для интересов США регионах (Ближний и Средний Восток, Закавказье и Средняя Азия) является для нынешнего республиканского правительства не самоцелью, как ранее (особенно при демократических администрациях Дж.Картера — 1977—1981 гг. и Б.Клинтона — 1993—2000 гг.), а инструментом обеспечения национальной безопасности США. Содержание доктрины «расширения свободы» является достаточно убедительным тому подтверждением.

Поэтому, если во времена холодной войны и вплоть до 11 сентября задача продвижения ценностей демократии в мире и задача обеспечения национальной безопасности рассматривались американскими администрациями несколько изолированно, то после этих событий данные задачи воспринимаются руководством США во взаимной увязке. Этим можно объяснить и серьезную активизацию внешней политики Вашингтона в названных регионах в направлении усиления своего влияния.

Исходя из этого, проблема вмешательства в суверенные дела других государств рассматривается американцами не только в связи с продвижением ценностей демократии, в том числе прав человека и гуманистических идеалов, но и в контексте права государства, в данном случае Штатов, на самооборону. Данный подход значительно усиливает позицию США, отстаивающих за собой право на вмешательство в определенных ситуациях во внутренние дела других стран.

Исходя из такого понимания задач обеспечения национальной и международной безопасности, Америка склоняется к позиции, согласно которой права человека и ценности демократии не являются исключительной прерогативой суверенных государств и их национальных правительств.

Именно о праве на самооборону говорил некоторое время спустя после терактов 11 сентября 2001 года президент Буш, когда мотивировал необходимость военной кампании против режима талибов в Афганистане. Это была первая военная акция США по свержению тоталитарных режимов в государствах так называемой оси зла, и она была в целом с сочувствием встречена международным сообществом. Полученная спецслужбами стран НАТО информация о теневой стороне деятельности талибов, собственные заявления лидеров Талибана о всесторонней поддержке «Аль-Каиды», выявленные каналы финансирования «Аль-Каиды» и базы подготовки террористов на территории Афганистана объективно предоставляли достаточные основания для вооруженного вмешательства в деятельность афганского руководства в контексте права США на самооборону. В данной ситуации задача демократизации политического режима в Афганистане и задача обеспечения безопасности США в действительности оказались взаимообусловленными.

Насколько такой подход является универсальным и соответствует ли он задачам укрепления международной безопасности? Станет ли Вашингтон при таком внешнеполитическом курсе эффективным гарантом безопасности в мире? Представляется, что ответить на эти вопросы поможет рассмотрение мотивов военной акции США в Ираке, которую администрация Дж.Буша-младшего пыталась поставить по мотивам, целям и задачам в один ряд с антиталибской кампанией в Афганистане.

Как известно, эта акция не нашла единодушной поддержки союзников США по НАТО и антитеррористической коалиции. Отсутствие и по сей день доказательств хранения ОМУ на территории Ирака, а также помощи режима С.Хусейна международной террористической сети свидетельствует о попытке США в случае с Ираком воспользоваться лозунгом «борьбы против международного терроризма и государств его поддерживающих», а также расширительной трактовкой своего права на самооборону для решения собственных геополитических и экономических задач. Демократизация политического режима в Ираке в данной ситуации выступает скорее не средством нейтрализации вероятных военных угроз национальной безопасности США (как в ситуации с талибановским Афганистаном), а способом обеспечения их экономических интересов, в первую очередь в энергетической области. Однако такой способ ущемляет экономические интересы других стран.

То, что продвижение ценностей демократии при нынешней администрации не является самостоятельной целью, а подчинено интересам борьбы с международным терроризмом и в конечном счете — национальной безопасности США, подтверждается не всегда последовательной защитой ценностей демократии в странах, где происходит существенное нарушение демократических процедур, прав и свобод человека, но которые входят в антитеррористическую коалицию или тесно сотрудничают с американцами в топливно-энергетической сфере. Ярким примером такой непоследовательности является в целом их терпимое отношение США к политической практике в Азербайджане, Казахстане, Таджикистане и Узбекистане (до андижанских событий).

По сути, названные примеры дают основание предполагать, что связь цели продвижения демократии, «расширения свободы» и т.д. с правом США на самооборону не может быть универсальным (т.е. во всех ситуациях) обоснованием произвольного, на собственное усмотрение, вмешательства Штатов в суверенные дела других государств. Подобное вмешательство может рассматриваться скорее как исключение из правила, что и имело место в отношении Афганистана.

Сказанное подтверждает опасения некоторых экспертов, высказанные ими еще в самом начале президентства Буша и повторенные неоднократно в процессе реализации доктрины «расширения свободы». Суть этих опасений сводится к следующему:

трактуя право США на самооборону в ситуации отражения террористических нападений как право самостоятельного определения объектов угроз и, следовательно, как право нанесения по ним превентивных ударов, администрация Буша-младшего получает возможность невольно или намеренно переходить в подобных акциях меру необходимой самообороны. Увязывая в одно целое лозунг борьбы с терроризмом, право на самооборону и необходимость демократизации политических режимов, администрация пытается таким образом узаконить для себя возможность произвольно вмешиваться под благовидными предлогами во внутренние дела интересующих их стран для обеспечения собственной национальной безопасности, которая часто по существу является выражением национального эгоистического интереса.

В целом подобная ситуация не может не вызывать активного протеста других государств, причем даже среди союзников, в том числе и партнеров по НАТО (Франция, Германия, Бельгия, Люксембург). Фактически происшедший раскол НАТО, ослабление трансатлантического единства, рост антиамериканских настроений в Европе, усиление агрессивности исламского мира в отношении США, что явилось следствием реализации новых приоритетов внешней политики администрации Буша, ставят под сомнение способность Америка служить гарантом международной безопасности.

В данной ситуации претензии Вашингтона на признание их ведущей силой в обеспечении мировой безопасности выносят на поверхность следующий вопрос: насколько совпадают национальные интересы США как единственной пока сверхдержавы в деле продвижения демократии с интересами безопасности остального мира?

Администрация Буша считает, что Штаты, защищая ценности демократии и прав человека (подчинение меньшинства мнению большинства, изначальное отсутствие монополии на власть у каких бы то ни было социальных групп, верховенство воли народа, правовое государство, признание за человеком неотъемлемых прав и т.д.), отстаивают общегуманистические универсальные ценности и идеалы, которые являются изначальными и понимание которых не зависит от культурных особенностей той или иной страны. Поэтому интересы США в данной области совпадают с настоящими интересами народов всего мира и, продвигая названные ценности, Америка не только решает собственные задачи, но и обеспечивает подлинный интерес всех народов.

Однако есть основания считать, что степень такого совпадения не настолько высока, чтобы при обеспечении международной безопасности автоматически исходить из отождествления своих национальных интересов так, как их понимают в американских администрациях — в данный момент в администрации Буша-младшего, и интересов других стран мира.

Представляются сомнительными два довода, на которые опирается команда Буша-младшего при обосновании оговоренной выше внешнеполитической стратегии.

Во-первых, положение о том, что тоталитарные режимы мира по определению являются потенциальной угрозой США то ли по причине их поддержки международного терроризма (Ливия, Сирия, Иран, а недавно — саддамовский Ирак и талибанский Афганистан), то ли по причине общего неприятия ценностей демократии (Сев. Корея, отчасти Китай, Вьетнам, Куба и т.д.). Здесь имеет место ошибочное отождествление тоталитарного режима со статусом потенциального (и неизбежного) агрессора. Кроме того, подобный довод нарушает один из основополагающих принципов права: судят по факту деяния, а не по намерению его совершить. Если речь идет о правовой ответственности, то данный принцип, по определению, применяется к любому субъекту.

Связь между тоталитарным характером политического режима и его агрессивностью не является универсальной, а скорее, зависит от конкретной ситуации в конкретной стране и должна быть доказана в каждом конкретном случае, а не признаваться автоматически. Данное положение снова- таки является фундаментальным правовым принципом, который внутри США жестко соблюдается. Чаще всего тоталитарные режимы являются изоляционистскими, а основные ресурсы направляют на подавление инакомыслия в собственной стране и поддержание закрытого характера общественно-экономической системы. Яркий пример таких режимов в современном мире — Сев.Корея, Куба, Ливия. Если же они и прибегают к экспорту своих ценностей путем военной экспансии или поощрения переворотов в других странах, то не в большей мере, чем это делают страны развитой демократии. Вообще же экспансия тоталитаризма, напрямую угрожавшая США, была характерна только для двух стран — СССР и Китая, причем только в период обострения холодной войны.

Во-вторых, положение о демократии и правах человека как универсальных ценностях, понимание и принятие которых не зависит от особенностей той или иной культуры.

Утверждение о наличии у человека естественных прав, так же как и их перечень, не доказуемо юридически и является умозрительным выводом из европейских идеологических доктрин периода Просвещения, которые опирались, в свою очередь, на европейскую философскую традицию. Пока это положение не признано в качестве ценности народами других культурных традиций, оно не является универсальным. Непризнание ценностей демократии и прав человека народами, которые управляются тоталитарными режимами, приводит к тому, что, в случае насильственного насаждения подобных ценностей, они воспринимаются как способ национального или религиозного угнетения со стороны Запада и отторгаются.

Аргумент о том, что вооруженное вмешательство во внутренние дела суверенного государства предотвращает нарушения прав человека и даже возможные жертвы от действий тоталитарного режима в будущем, нейтрализуется указанием на принципиальную непознаваемость, недоказуемость и непроверяемость будущих событий. Нарушения прав человека в ходе «гуманитарных интервенций» (пример Югославия, Ирак) вплоть до покушения на главное право — право на жизнь, что оборачивается конкретными жертвами, имеют место в случае иностранной агрессии здесь и сейчас, они реальны, а возможные жертвы от действий тоталитарного режима в будущем — это лишь прогноз (причем не гарантированный) событий, которые в реальности еще не существуют.

Таким образом, можно констатировать, что способом достижения США мирового лидерства должен стать моральный авторитет и политико-дипломатическое влияние, что возможно при их отказе от исключительной ориентации на собственный эгоистический интерес, признании ведущей роли ООН и других организаций в деле обеспечения безопасности и учете национальных интересов других стран. Утверждения морального авторитета и доверия к намерениям Штатов в мире следует добиваться неуклонным соблюдением США во внешней политике таких же (т.е. единых) правовых принципов, норм и стандартов, как и во внутренней политике, в частности в национальном правосудии. Основные усилия Вашингтона должны сосредотачиваться на укреплении ведущих международных организаций (ООН) и согласовании основных внешнеполитических действий с основными партнерами и союзниками, как по НАТО и антитеррористической коалиции (прежде всего, с РФ), так и с ведущими полюсами силы (РФ, ЕС, Китай, Индия). Также, очевидно, что пока евроатлантические стандарты демократии и отношения к правам человека не признанны в качестве универсальных ценностей, США следует поискать другие образцы и ценности, которые могли бы объединить разные культурно-цивилизационные миры.