Украина в мире или Украина между двумя мирами?

Первая из обозначенных формул, а именно «Украина в мире», в чем-то довольно постмодернистская. Дескать, есть в мире несколько сотен культур, украинская культура — одна из многих, и может произвольным образом входить с ними в контакт, не покоряясь какому-либо телеологическому детерминизму. Политические союзы будут возникать произвольно на основе разумно проанализированных государственнических интересов. Приблизительно с таким представлением мы и прожили первое десятилетие независимости Украины.

На политическом уровне эта формула отображалась так: Украина стала в конец довольно длинной очереди других государств, ожидавших своего вхождения в элитный «клуб» Европейского Союза. Думалось, что эти государства будут входить в ЕС по мере своей трансформации, то есть реформирования законодательства, модернизации экономики, преодоления коррупции и т.п. Правда, было не совсем понятно, ставить ли в очередь Россию, если мечта всех западных стратегов осуществится и она станет демократической. Потому что по своим размерам она слишком уж будет похожа на известного слона в посудной лавке. Но оптимизм 1990-х годов давал возможность отложить решение этой проблемы на более позднее время.

Однако со временем начались проблемы. После 11 сентября 2001 года Америке нужна была Россия как партнер антитеррористической коалиции, и потому Запад закрыл глаза на права человека в Чечне. Изменилась вся геополитическая конструкция мира. Путинская Россия, получив карт-бланш, создала свою собственную цивилизационную «очередь», которую начала заполнять сателлитными государствами, применяя свой давний метод «принуждения к миру» (или, если хотите, «принуждения к любви»). Украинская политическая элита заволновалась и довела свой принцип «многовекторной политики» до совершенства, что означало перепрыгивание из одной очереди в другую в духе народной пословицы «покорный теленок двух маток сосет».

А тогда заволновались все без исключения:

— Европейский Союз вдруг принял в свой клуб Болгарию и Румынию, уровень готовности которых был к тому времени вовсе не выше уровня готовности Украины, чем засвидетельствовал, что за фасадом официальных критериев для вступления все-таки скрываются вечные политические интересы;

— Россия заблокировала принятие Украины в НАТО;

— перед ЕС встала проблема: или откровенный «план Маршалла» для Украины, что угрожало Европе радикальным расшатыванием ее отношений с Россией и не обещало успеха из-за сомнительной позиции украинской элиты, или энергетическая безопасность, купленная отказом от отстаивания Украины.

Развязку этой дилеммы легко было предвидеть. Брать ответственность за продажную, коррумпированную и непрофессиональную политическую элиту Украины оказалось для Европы too much. Значительно легче было отдать эту головную боль России, у которой имелся четырехсотлетний опыт укрощения украинской стихии. Но это все-таки не новый пакт Молотова — Риббентропа. Возрождение Советского Союза в новой ипостаси все же пугает Европу, и потому главная задача западной дипломатии — отдать Украину России так, чтобы и «волки были сыты, и овцы целы».

Вот почему формула «Украина в мире» сегодня логически перешла в формулу «Украина между двух миров». Эту последнюю я и хотел бы сделать главным объектом своего внимания.

На чашах весов украинской печали

Легко убедиться, что феномены жизни развиваются не линейно, а осциллируют, то есть изменяются по синусоиде. Если идти за Тейяром де Шарденом, то жизнь как «уловленный свет» еще «помнит» свою волновую природу. В типичных упорядоченных демократиях упомянутые осцилляции приобретают вид избирательного маятника — скажем, перехода от либеральной к социалистической форме управления государством и наоборот. Украинская демократия действует в цивилизационно двойственном государстве, и поэтому упомянутый маятник приобрел вид перехода от евроатлантической к евроазийской культурной форме и наоборот.

Подавляющее большинство жителей Украины четко улавливают наличие в нашем государстве двух радикально отличающихся цивилизаций, но все известные мне попытки дать им терминологически точное и научное определение все же хромают. Еще труднее четко провести линию размежевания между обеими цивилизациями. У Гантингтона это линия размежевания католической и православной цивилизаций, и для этого есть достаточно весомые аргументы. Но где именно она проходит? В один исторический момент — это линия по Збручу, в другой — линия пакта Молотова — Риббентропа, а несколькими веками раньше — это восточная линия распространения Магдебургского права, достигающая даже Харькова. Потому можем утверждать, что эта линия в историческом смысле подвижная, а взаимодействие двух цивилизаций на общей границе происходит по всем законам интерференции с усилением одних феноменов и снижением других.

Говорят, у китайцев есть специфическое проклятие: «Чтоб тебе родиться на переломе эпох!». Украинцы живут под немного откорректированным проклятием: «Чтобы тебе родиться на стыке цивилизаций!».

То, что в нормальных демократиях выглядит как цивилизованный избирательный маятник между разными стилями управления, у нас приобретает вид катастрофы, сумрака цивилизации вообще. Майдан 2004-го и дальнейшую оранжевую пятилетку воспринимала как катастрофу квазисоветская часть украинского общества, сконцентрированная в большинстве своем на юго-востоке страны. Торжество евроатлантической цивилизации звучало похоронным звоном для украинцев за линией давних границ Гетманской Украины. Победа Януковича, точнее, стремительное вторжение цивилизации, которая является чужой для центрально-западной части общества, воспринимается как катастрофа теперь уже на правом берегу Днепра. Сегодня торжествует евразийство, тогда как на западе от этих границ рыдает евроатлантическая Ярославна.

Каждая сторона мечтает о расширении своих цивилизационных признаков на всю территорию Украины. Вчера такой надеждой жил оранжевый лагерь, сегодня — сине-белые. Избранное им правительство не только является правительством реванша, — оно считает себя правительством окончательной и пожизненной победы, то есть оно еще не догадывается, что ему также будет дано познать горечь поражения.

Таким образом, каждая сторона видит угрозу для себя в существовании самого этого маятника. Психологически мы не столько переходим от одной формы правления к другой, как трагедийно проваливаемся в неприемлемую для нас цивилизацию. И единство понимаем только так, что противоположная сторона должна раствориться в нашей.

Похоже, мы никак не постигнем свою судьбу — судьбу народа, распятого на крюках двух соседних цивилизаций, — и, очевидно, Богу не остается ничего иного, как постоянно оставлять нас «на второй год», чтобы мы все же усвоили вопросы, вынесенные на экзамен. Настоящей глупостью было бы сейчас лелеять в себе встречные реваншистские настроения, заливая свою печаль пьянящей отравой воображаемого мщения. Диалогическим и сбалансированным людям в обоих лагерях надо как можно скорее выработать цивилизованную модель сосуществования, за которую не стыдно было бы перед памятью предков и потомками.

Могут ли в Украине сосуществовать две политические культуры?

Ранее мы уже говорили, что интуитивно уловить существование в Украине двух политических культур легко. Значительно труднее увидеть носителей чистых культур. Репрезентуют ли, скажем, Добкин и Кернес природный дух Слобожанщины? Упаси Боже! Парадоксальность этого вопроса не надо объяснять ни защитникам харьковского парка, ни православным общинам владыки Исиченко, ни членам харьковского отделения Союза украинской молодежи, у которых грозились отобрать (а может, уже и отобрали) помещение в качестве наказания за их письмо к президенту Обаме.

Но так ли уж слишком отличался от нынешних харьковских власть имущих обнаглевший нардеп Лозинский, представляющий не «донов», а все же БЮТ? Воплощал ли он дух Черкасщины? Или львовский судья-коррупционер Зварыч: репрезентовал ли он рождественско-колядницкую Галичину? Вопрос тоже риторический. Оба политических фланга в последние годы объединяло то, что и те, и другие охотно практиковали кумовство и взяточничество, проплачивали протестные митинги, продавали места в парламенте, злоупотребляли служебным положением, разгульно торговали народным добром и т.п. Так как же различить две политические культуры, когда в обоих лагерях цивилизационные признаки уходят в сторону, а на первый план вылезает безнаказанная, обнаглевшая аморальность?

Но аморальность не является признаком ни одной культуры — она является показателем бескультурья, то есть вырождения культуры. К моменту нынешних выборов пелена упала с глаз оранжевого электората, — сегодня это неустанно происходит с электоратом сине-белых (я здесь различаю голоса искренней поддержки и голоса купленные или сфальсифицированные). Перед всеми регионами Украины стоит общая задача — добиться морального очищения. И здесь речь идет не о святости, которая в реальной жизни все же не совместима с логикой власти. Речь идет о прекращении злокачественного перерождения властных структур в структуры морального развращения и греха, а также об установлении предупредительных механизмов, которые будут своевременно проявлять и обезвреживать такое перерождение в будущем.

Вот тогда и проявятся чистые линии упомянутых политических культур. Тогда и можно будет говорить о партнерстве их представителей в обустройстве общей колыбели — Украины. В этом случае региональные отличия из фатума нашей земли превратились бы в ее богатство, потому что каждой особенности нашлось бы место в общегосударственной специализации. Например: какая-то политическая сила на востоке Украины больше будет заботиться о социальных и экономических интересах людей, в то время как другая — на западе — будет оберегать национальную и духовную безопасность народа. Свободные выборы дали бы возможность почувствовать, какие аспекты важнее для него в определенный момент его истории. В таких условиях демократический «маятник по-украински» шел бы на пользу народа, а не ставил бы его каждый раз на грань гражданского конфликта.

Таков идеальный вариант конкурентного, но не конфликтного «маятника» является, конечно, нереалистическим (по крайней мере, пока что), причем не только с точки зрения господствующей аморальности. Не готовы к нему мировоззренчески и в Украине, и за пределами нашего государства.

За фасадом мнимой демократичности

Поначалу о нас, родных. Пока в наших головах будет властвовать прежняя мировоззренческая инерция, до тех пор каждая сторона, приходя к власти, будет считать своим долгом «зачищать» общественную жизнь от характерных признаков ее «соперницы» — то есть делать именно то, что сегодня рьяно делает Дмитрий Табачник в сфере образования. Но просвета в этом не видно, — да и вряд ли народ выдержит бесконечную идеологическую «санацию».

Поэтому наш обеспокоенный украинец чешет сегодня затылок и упорно думает, где же поставить запятую в предложении: «Объединиться нельзя разойтись». Одному — на западе Украины — кажется, что достаточно избавиться от беспокойного Донбасса, и дела в стране наладятся. Другой же — на востоке — убежден, что достаточно «исправить ошибку Сталина» и избавиться от Галичины, как Украина заживет спокойно и счастливо. Как когда-то в Северодонецке мечтали о «ПіСУАРі», так и теперь в Галичине нередко можно услышать: «Чтобы выжить, надо разойтись».

Но беспокоит то, что в обоих случаях речь идет о национальной «лоботомии», то есть перерезании того соединительнего тела, которое отвечает за взаимодействие обоих полушарий головного мозга. По моему мнению, это было бы изменой, например, памяти Васыля Стуса и Ивана и Надежды Светличных, Мыколы Руденко и Олексы Тыхого — и еще многих других славных личностей Украины родом из Донетчины и Луганщины. То есть эта мнимая демократичность — дескать, «не хотят быть вместе с нами, так пускай как хотят» — обернулась бы полнейшим провалом на нашем главном цивилизационном экзамене.

Впрочем, похоже, мнимая демократичность привлекает не только украинцев, но и наших западных партнеров. Так, Объединенная Европа, прежде чем вообще думать о членстве в ЕС Украины, апеллировала к ней: «Украина должна определиться, с кем она: с Западом или с Россией. Мы будем уважать любой ее выбор». Что ж, действительно толерантно и демократично, особенно на фоне России, которая, упорно «проглатывая» Украину, не оставляет ей альтернативы.

Но вдумаемся глубже в эту европейскую демократичность. Может ли Украина дать такой ответ сегодня? В том-то и загвоздка, что нет. Украина — до тех пор, пока она остается демократическим государством, — вынуждена считаться с наличием в ней противоположных геополитических ориентаций, и ответить однозначно, с кем она, не может (по крайней мере, на этом историческом этапе). Вместо этого она могла бы ответить однозначно, если бы перестала быть демократической, если бы позволила себе подавить волеизъявление одной из двух частей своего народа. То есть, если бы делала именно то, что пытается сейчас делать команда Виктора Януковича, перетягивая «одеяло» на сторону России и игнорируя протесты и цивилизационный шок со стороны независимого и в значительной степени прозападного общественного сегмента.

Так что мнимая демократическая формула Европы в действительности свидетельствует о ее неспособности понять, что эта мировоззренчески расколотая и нерешительная Украина сегодня как раз и выполняет главную цивилизационную европейскую задачу — объединять разнородные культурные сущности. Умение выполнять именно эту цивилизационную задачу стало «фишкой» Европы в ХХ веке. Так почему же она не видит, что Украина вынуждена выполнять ее едва ли не в одиночестве, впадая в крайности, допуская ошибки, и из-за этого появляясь в представлении европейцев таким себе «гадким утенком» и trouble-maker’ом?

Европе надо не отдавать Украину России как причину своей головной боли, а понять «межевую» природу Украины, которая закономерно объединяет в себе структуры обоих цивилизационных типов, и в силу этого не может принадлежать полностью ни одному из них. В этом смысле Украине нужно со стороны Европы margins of appreciation — признание, что ее неуклюжесть является следствием уникальности ее цивилизационной задачи, а еще — готовности содействовать реализации этой задачи путем совместно продуманных программ.

«Планетарная ось» Украины наклонена под определенным углом, то есть она, Украина, вынужденно переживает «времена года»: то стремится к свободе и зацветает надеждами, то желтеет от разочарований и покрывается льдом разочарования. О нас справедливо сказано одновременно прямо противоположными Шевченковскими цитатами: и «отам-то милостивії ми ненагодовану і голу застукали сердешну волю та й цькуємо», и «не вмирає душа наша, не вмирає воля, й неситий не виоре на дні моря поле, не скує душі живої і слова живого…» («Кавказ»). До сих пор это наклонение «планетарной оси», это впадение то в одну, то в другую цивилизацию было фатумом Украины, от которого, казалось, не убежать.

Но сколько еще экзаменов нам надо будет повторно сдать, чтобы понять: наш фатум — в действительности не фатум совсем (Бог не наказывает народы), а предназначение — которое мы еще не поняли, не постигли. В свое время в пермском политическом лагере я сформулировал для себя «одиннадцатую заповедь»: «Не возжелай судьбы иной». Касается она в одинаковой мере и отдельного человека, и всего народа. Так вот, не возжелаем судьбы иной, а познаем смысл той, которая есть. Задумаемся: нет ли в нашей национальной странности — в этом бытии «между двух миров» — какого-то эволюционного шанса, который не мог проявиться до сих пор в одних цивилизационных обстоятельствах, но может проявиться в других — сегодня, завтра, в самое ближайшее время?