УГКЦ после Гузара: в поисках своего пути

С отходом в Вечность Блаженнейшего Патриарха-эмерита Любомира Гузара многих стал тревожить вопрос о будущем Украинской греко-католической церкви.

С рациональной точки зрения опасения вроде бы лишены оснований: Любомир Гузар покинул руководящую должность шесть лет назад и, надо думать, как и предполагал, передал церковь и ее дела "из рук в руки" своему преемнику. То есть на вопрос многих "что же изменится", можно было бы ответить кратко: в принципе - особо ничего. Разве что церковь, доселе активно разраставшаяся "вширь", отныне пойдет "вглубь" и "ввысь" - если преемники окажутся достойны своих предшественников.

Но что-то не позволяет дать такой ответ с полной однозначностью. Ибо у всех, кто задается этим вопросом (как и у меня) есть полумистическое ощущение, что "должно быть еще нечто". Личность Любомира Гузара всегда добавляла УГКЦ несколько очков - возможно, решающих. Его мудрость, авторитет, личное обаяние побуждали самых разных людей к благосклонности в отношении всей церкви. Даже после его отставки - которая, возможно была не в последнюю очередь попыткой разделить свой личный авторитет и авторитет церкви - он оставался Патриархом. Не "по должности", но "по общему гласу". Будучи эмеритом, Патриарх Любомир оставался гарантом благополучия УГКЦ.

В общем, если мы скажем, что никаких коренных изменений не произойдет, изменятся только лица, люди и, соответственно, стиль, этот ответ покажется оксюмороном. Ведь в нашей ситуации "все от человека зависит". Роль личности в истории мы привыкли несколько преувеличивать: при малом запасе прочности большинства структур нашего общества - политических, социальных, экономических - мы привыкли рассчитывать на человеческие качества того, от кого хоть что-то зависит.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что мы теперь почти рефлекторно оглядываемся в поисках тех, кто сможет заполнить образовавшуюся пустоту, и вопрос о том, что дальше будет с УГКЦ, вовсе не кажется надуманным. Особенно учитывая сложную ситуацию, в которой находится вся страна и УГКЦ в частности.

Нынешнее положение УГКЦ во многом совпадает с положением Украины - чему, само собой, нет смысла удивляться. Война на востоке страны обострила, кроме всего прочего, церковные противоречия, в частности, "униатский вопрос" зазвучал с новой силой. И с новыми обертонами - учитывая политику Ватикана, направленную на сближение с Московской патриархией. Нельзя сказать, чтобы для УГКЦ это был новый вызов - украинские греко-католики всегда так или иначе оказываются заложниками отношений Ватикана и Москвы.

Папа Франциск не слишком близко к сердцу принимает позицию и интересы украинских греко-католиков. Его политика в отношении Украины вообще и УГКЦ в частности в целом совпадает с политикой Римской курии, привыкшей видеть в унии "препятствие", а не "возможность", и где моды в отношении Украины во многом формирует Польская католическая церковь. А ее отношение к унии и Украине, мягко говоря, неоднозначное. Последние события и оценки, даваемые украинским событиям Святым Престолом - устами и нунция Гуджеротти, и некоторых римо-католических епископов в Украине - намекают на возрождение "Остполитик": голоса иерархов РКЦ звучат подозрительно в унисон официальной УПЦ МП и ее московским кураторам.

В общем, те, кто предполагал, что Папа Бергольо не ангажирован в сугубо европейские коллизии и не будет обращать на них слишком много внимания, оказались правы. Хрупкий баланс польских, украинских и российских национально-конфессиональных интересов, долго и тщательно выстраиваемый двумя предыдущими понтификами, с легкостью принесен в жертву главной цели Папы Франциска - экуменическому диалогу с "православными братьями".

Вполне возможно, Папа Бергольо не понимает, что его гаванские компромиссы имеют мало общего собственно с экуменизмом, поскольку в случае с нынешней Моспатриархией он имеет дело не с православием, а с государственной религией Кремля. Что он заключает сомнительный политический, а не духовный союз. Но также возможно, что видя все недостатки и ущербность нынешней РПЦ, он, как и многие в мире, рассчитывает, что рано или поздно Путин закончится, закончится вспышка политического православия, и тогда можно будет реализовать весь экуменический потенциал, который он заложил в политизированную Гаванскую декларацию.

Папе позволительно быть мечтателем. Пессимистов и без него достаточно. Но как бы то ни было, с украинской - особенно греко-католической - колокольни все это слишком напоминает "Остполитик", которая греко-католикам всегда вылезала боком. В несколько смягченном формате - к счастью, речь уже не идет о физическом выживании церкви, - нет опасений, что "высокие договаривающиеся стороны" могут ее упразднить, разделить (как Молотов с Риббентропом Польшу) на римо-католиков и русско-православных. Но новое "предательство" Ватикана чревато обострением противоречий внутри самой УГКЦ.

Может, например, встать ребром вопрос о статусе патриархата и его содержании. Ведь вовсе не секрет, что многие в УГКЦ - причем не только (и даже не столько) в Украине, но и в диаспоре - видят в этом статусе не просто "дань восточной традиции", но фактическую независимость от Ватикана. И есть большой соблазн в ответ на очередное пренебрежение интересами греко-католиков ответить резко и радикально. Каждое промосковское обострение в Ватикане неизбежно приводит к обострению противоречий по вопросу о "патриархате" внутри УГКЦ. Противоречий, которые - в московских мечтах - могут обернуться расколом.

Впрочем, поделюсь одним очень субъективным наблюдением. Будучи довольно далеким от украинских конфессиональных коллизий, предпочитая представлять их в удобном для себя свете, Папа Бергольо, как мне показалось, "рассмотрел" УГКЦ на фоне похорон Патриарха Гузара, ставших чем-то вроде демонстрации влияния греко-католической церкви в Украине. Глядя на массы верующих и неверующих, католиков, православных, атеистов и неопределившихся, пришедших проститься с покойным не только в греко-католическом Львове но и в православно-светском Киеве, Папа получил возможность увидеть и понять, кем был греко-католический лидер для всего украинского общества и каков потенциал греко-католической церкви в нашей стране. Во всяком случае, ставшие для нас почти шаблонными слова о Гузаре - "моральном авторитете для украинцев", в послании Папы Бергольо прозвучали с ноткой удивления.

В идеале необходимость противостоять внешним вызовам может не только и не столько обострить противоречия, сколько подтолкнуть процесс консолидации внутри церкви. УГКЦ нуждается в этом, как и все украинское общество, но здесь все даже несколько сложнее, поскольку УГКЦ - это церковь украинцев, рассеянных по всему миру. Она имеет пеструю судьбу - сформированная в провинциальном гетто двух империй, она получила широкую возможность быть гонимой, но использовала изгнание себе на пользу, превратившись из провинциальной церковной структуры сразу в надгосударственную. Будучи церковью диаспоры, она сохраняла свою верность утраченной родине, будучи церковью катакомбной, она противостояла попыткам оторвать себя от Вселенской церкви и Святого Престола. Когда эти две части сошлись, наконец, чтобы объединиться, мировоззренческие противоречия были просто неизбежны.

Они дают знать о себе и по сей день. Но если в момент выхода из подполья можно было говорить о "двух церквях" - той, которая формировалась в катакомбах, и той, которая развивалась в диаспоре, - то сейчас, когда УГКЦ "выросла" из регионального статуса и стала всеукраинской, сбалансировать ее в этом новом статусе становится еще более непросто.

Впрочем, коллизия - непременное условие развития, а внутривидовое разнообразие, как известно из школьного курса биологии, - залог выживания вида. Все зависит от того, кто и как этим наследием распорядится, и сумеет ли он превратить трудности в преимущества. Блаженнейшему Любомиру удавалось смягчать противоречия внутри церкви - за счет личных качеств. И, возможно, поэтому мы так пристально смотрим теперь на тех, кто идет за ним.

В лидерах нынешней УГКЦ просматривается любопытная - хоть и несколько предсказуемая - расстановка. Сложившаяся, между прочим, не сегодня, а еще при Гузаре-эмерите. Уйдя в отставку, он сам разделил свой личный авторитет с авторитетом церкви и ее нового главы, Верховного архиепископа Святослава Шевчука. Казалось бы, что хорошего в разделении авторитета "на двоих"? Не спешите с выводами.

Конечно, Патриарх Святослав оказывается в непростом положении: при жизни Блаженнейшего Любомира он выполнял все функции управления церковью, при том, что духовным лидером "по общему гласу" оставался эмерит Гузар. От этого складывалось ощущение, что владыка Святослав выполняет роль продюсера, а "креативная" часть не входит в его компетенцию. Эта точка зрения имеет полное право на существование, хотя она, разумеется, предельно светская.

Патриарх Святослав действительно сосредоточен на внутренних делах церкви, на развитии и обустройстве ее структур. Он не слишком "медийный" человек и, судя по всему, привык больше доверять "своим" и с долей подозрения относиться к "внешним". Особенно - к светским. Он довольно сух с прессой - даже в тех случаях, когда вполне доброжелателен. Будучи человеком, получившим традиционное духовное образование, он с долей подозрения относится к образованию светскому - известны его непростые отношения с Украинским католическим университетом, которому традиционные церковные круги ставят в упрек именно "излишнюю светскость". Эта коллизия, к счастью, после прихода владыки Святослава на патриарший престол в основном "рассосалась". Но кое-что она говорит нам о молодом Патриархе: его внимание направлено преимущественно "внутрь" церкви, здесь он формирует свой авторитет, ищет и находит ресурсы, задачи и способы их решения. Его основные усилия направлены не на достижение "внешних" (в обоих смыслах) эффектов, а "внутрь" - на укрепление и развитие церковной структуры. На тот самый "рост вглубь", который должен укрепить новейшие приобретения УГКЦ, чтобы работа ее прежних патриархов не пошла прахом.

На фоне Гузара нам не хватает в действующем Патриархе открытости миру и широты горизонта, задающего перспективы роста или пускай даже мечту. Он деловит, практичен и оттого, возможно, кажется суховатым и несколько приземленным. Но хотя бы отчасти тут он - заложник чаяний аудитории, которая просто привыкла зачарованно смотреть в сторону Патриарха УГКЦ в ожидании чуда.

На роль "ориентира" в глазах широкой публики - особенно светской - скорее, мог бы претендовать владыка Борис Гудзяк. Интеллектуал, приятный собеседник, обладатель очаровательных манер и широкого мировоззрения, сформированных нездешним воспитанием. Человек молитвы, для которого свобода и открытость, кажется, берут начало в том же неземном источнике, где черпал свое легендарное бесстрашие Любомир Гузар. Будучи фактически создателем и ректором УКУ, он сумел сделать его открытой дискуссионной площадкой и, вопреки подозрениям пессимистов, превратить вуз в самый настоящий университет западного толка, сочетающий в себе интеллектуальную свободу и христианское мировоззрение.

Это все еще очень сложно для нашей - особенно церковной - культуры: принять идеал открытости и "религиозной светскости", которая только и может противостоять современному секуляризму. Однако идея "новой евангелизации", провозглашенная Вторым Ватиканским собором и занимавшая Папу Иоанна Павла II и Патриарха Любомира Гузара, предполагает именно такой "поход христианства в мир". Всеми возможными путями наполнять светские - и даже секулярные - формы общественного бытия христианским содержанием. В этом плане владыка Борис выглядит духовным наследником Патриарха Любомира. Человеком, способным понять, что "рост" для церкви означает не только укрепление структуры и институций, но прорастание христианских идей в самые широкие слои общества, совершенствование в "ловле душ". Собственно, это можно было бы назвать "ростом ввысь".

Конечно, двух энергичных лидеров - вместо одного - легко представить в роли соперников. Что и происходит - особенно учитывая некоторые трения, которые возникали в их взаимоотношениях прежде и не могут не возникать у таких разных людей. Но это несколько поспешный и поверхностный вывод. Двое молодых владык представляют не столько самих себя, сколько "две УГКЦ" пребывающие в процессе слияния. Но что важнее, Патриарх Святослав Шевчук и владыка Борис Гудзяк представляют собой два разнонаправленных, но совершенно необходимых вектора развития церкви в современном мире.

УГКЦ все еще в процессе возвращения и восстановления собственной целостности и единства. Ей предстоит "устояться" и, возможно, сделать очередной рывок - теперь уже не столько географический, сколько качественный. "Разделенный авторитет", возможно, позволит церкви сбалансировать свою политику и свою миссию. В конце концов, эти дополняющие друг друга авторитеты сливаются в единый авторитет церкви - разной, но все же неразделимой.