Поддержать
Россия — серьезный и опытный враг. Можно высмеивать ее мобилизованных «чмобиков», можно после каждой ракетной атаки на мирные города говорить, что запасы ракет и зэков у россиян исчерпываются, но нельзя не видеть, что россияне быстро адаптируются, меняя тактику, а наши бригады ТрО теряют боеспособность на этом этапе войны. И если ТрО оставить такой, какова она сегодня, этот «организм» уже завтра потянет за собой на дно и ВСУ.
Гибкость или хаос?
В 2019 году, когда в Украине создавались кадрированные бригады ТрО, замысел был такой, что в ТрО пойдут резервисты оперативного резерва второй очереди, то есть те, кто не служил и не воевал, но могут быть полезны в тылу для охраны стратегических объектов. Таким образом Тероборона должна была разгрузить Нацгвардию и пограничников.
Весной 2022 года ВР приняла поправку к Закону «Об основах национального сопротивления», согласно которой подразделения ТрО стало возможным использовать на передовой по всей территории Украины. И здесь сформированные подразделения столкнулись со сложностями.
Во-первых, в ряды ТрО в начале масштабного вторжения пришли разные люди, большей частью не готовые к длительной военной службе ни морально, ни по состоянию здоровья, ни по опыту или знаниям. Добровольцы 24 февраля не проходили медкомиссию, часто просто подписывали заявление, что считают себя здоровыми, потому что предпочитали быстрее получить оружие и участвовать в боевых действиях по защите родных городов. Как следствие, многие из таких людей спустя месяц уже были условно боеспособны: от ношения тяжелых бронежилетов у бойцов возникали проблемы со спиной, коленями, ногами.
Во-вторых, уже в самом начале формирования была допущена кадровая ошибка — командирами подразделений стали бывшие гражданские, а не кадровые военнослужащие с опытом. В некоторых подразделениях это привело к разным бедам.
Кое-где была провалена боевая подготовка, на которую отводился месяц. Такие командиры не учили подчиненных обращаться с оружием. Службы ракетно-артиллерийского вооружения (РАВ) списывали заряды на учебные стрельбы, которых на самом деле не было. Также, вместо вертикали управления и преобладания уставных отношений, в отдельных подразделениях царили атаманщина и беспорядок. К примеру, в одной из киевских рот ТрО за 10 суток из-за неумения личного состава обращаться с оружием произошло более десятка случайных выстрелов, и лишь чудом не было жертв.
Люди выходили стоять на блокпостах в Киеве с досланным зарядом в патроннике, снимали оружие с предохранителя, целились в гражданских и т.п. Командиры не умели наладить взаимодействие со смежными подразделениями, вследствие чего мог возникнуть «дружественный» огонь.
В-третьих, много волонтерского ресурса, который следовало бы направить в хорошо организованные подразделения ВСУ, пошло на «ополчение» ТрО. При этом часто средства шли на снаряжение, которое даже вредно при выполнении боевых задач. К примеру, вчерашние гражданские ТрОшники, искренне желая чувствовать себя больше готовыми к стрелковому бою, заказывали волонтерам страйкбольные колиматорные прицелы на автоматы. Переоборудовать один автомат стоило от 5 тыс. грн, при этом оружие постоянно пришлось бы пристреливать, поскольку страйкбольные прицелы крепились на автомат не жестко и расшатывались от стрельбы. И это еще «цветочки» таких нецелевых затрат.
Кроме того, повальная мобилизация общества в ряды ТрО создала проблему с вооружением, экипировкой, обучением таких военнослужащих. Тем временем ополчение ТрО в начале российского масштабного вторжения стало своеобразным ответом на российские частные военные компании, потому что использование ТрО значительно гибче, чем ВСУ. Сильным был и моральный эффект: обстреливая города ракетами, враг рассчитывал на бегство украинских граждан, а не на мощную самомобилизацию в ТрО.
Обучение в боях
В мае бригады ТрО были задействованы на разных участках фронта как усиление Нацгвардии и ВСУ. Самостоятельно ТрО действовать не могла, поскольку не имела мощной артиллерии и достаточной мобильности. Приблизительно до ноября подразделения ТрО учились воевать тем, что имели. У Теробороны, кроме автоматов, появились минометы, станковые противотанковые гранатометы (СПГ), автоматические станковые гранатометы, кое-где ПТРК и ПЗРК. Уровень владения таким оружием повышался, но это было больше похоже на обучение дорогой ценой.
В некоторых бригадах ушли месяцы на то, чтобы личный состав научился правильно нести службу на наблюдательных постах (НП), а в некоторых и до сих пор не умеют этого делать. Люди не умеют занимать посты скрытно, открыто курят, светят фонариками, не ведут наблюдение и своевременно не докладывают о замеченном движении врага. По сути, многие думают, что пребывание на НП — своеобразный курорт, потому что по тебе не стреляют (пока) и можно сидеть и отдыхать, не окапываясь.
Опыт показал, что штатная структура стрелковой роты ТрО несовершенна. В роте есть три взвода и управление, но нет должности связиста. Связисты есть в батальоне. Но если рота действует автономно, она должна иметь своих специалистов, которые наладят связь и будут ее постоянно поддерживать. А, следовательно, три-четыре человека должны постоянно дежурить на радиостанции, выполняя функцию оперативного дежурного в роте. Также не забываем, что часто приходится прокладывать проводную связь в полях. Это работа не для одного человека. Кроме того, нет делопроизводителя, которого назначают из смышленых сержантов или стрелков. Кто-то в роте должен заниматься аэроразведкой в интересах своей роты (минимум два человека). Это значит, что в каком-то из взводов выпадает целое отделение. При общем некомплекте людей по взводам это ощутимо.
И вот получается, что недоукомплектованные подразделения ТрО, где не все бойцы понимают, как правильно нести службу, оказываются на передовой и стараются как-то выполнять задачу. Это приводит к потерям, которых иногда можно было бы избежать.
В лучшем случае в боевых ротах ТрО за весну-лето отсеялись случайные люди, а во взводах выкристаллизовались командиры отделений. Однако случается и другое: в отдельных ртах царит атаманщина, не хватает офицеров на должностях командиров взводов, сержантов — на должностях командиров отделений. Это приводит к тому, что полувзводами руководят случайные харизматичные люди, которые не несут за свои действия или бездеятельность никакой ответственности.
Поэтому они могут без боя отойти с позиций просто из-за минометного обстрела, оголив участок на фланге у соседей. Управления боем при этом нет. Из-за низкой квалификации «атаманчики» не заставляют личный состав окапываться на позициях, а перед позициями могут не сделать минных заграждений. Что в свою очередь приводит к большим потерям и еще большему некомплекту личного состава — это делает невозможным выполнение задач и создает проблему тем подразделениям ВСУ, которые такая Тероборона должна, по замыслу, усиливать.
К примеру, на одном участке фронта на господствующих высотах стоял неполный батальон ТрО. На боевых склонах оврага по посадкам он должен был выставить наблюдательные посты, которые бы просто корректировали огонь по противнику и вели наблюдение. Однако бойцы не окопались, не находились постоянно на НП, а просто периодически ходили туда «на прогулку». Никаких сигнальных ракет или устройств, которые предупреждали бы о приближении врага по посадке, не было. Поэтому закономерно, что во время одной из «прогулок» бойцов на место, где должен был быть постоянный НП, враг обстрелял их из засады и взял в плен. За пять суток враг продвинулся на 600 метров и занял господствующие высоты, выбив оттуда ТрО. И теперь десантным подразделениям ВСУ придется с боем возвращать утраченную землю и господствующее положение.
Кроме того, огромную проблему составляет отсутствие соответствующего транспорта для выполнения задач. По штату, в ротах есть должности водителей. Но водителей чего? Желтых маршруток «Богдан» для перевозки личного состава от военкоматов до частей в тылу?
Ведь фактически весь транспорт, которым пользуется ТрО, — это волонтерские пикапы, польские списанные реанимобили, купленные теми же волонтерами. В лучших ротах в лучшем случае — это волонтерские МАНы и «Унимоги» (европейская военная колесная грузовая техника), которыми можно в хорошую погоду вывозить личный состав к рубежам высадки переднего края. Осенью и в теплые зимние дни, когда полевые дороги раскисли, ехать колесной техникой вообще невозможно, а другой — гусеничной — у ТрО и нет.
Все волонтерское весьма разношерстно, большей частью не стоит на балансе в частях и не ремонтируется должным образом. Качество военного горючего, которое заливается в такой транспорт, ужасно. От военной солярки и бензина портится система подачи топлива, которую приходится ремонтировать за свой счет или за счет волонтеров. Зимой в мороз на военной солярке техника плохо заводится, поэтому приходится заправлять ее за свои средства на гражданских АЗС. Обслуживать разную технику тоже очень сложно — приходится искать запчасти и покрышки, другие расходники. При этом почти вся волонтерская техника, по сути, не предназначена для выполнения военных задач, это сплошная импровизация.
Вот и получается, что серьезную военную технику ТрО вроде и нельзя доверять, потому что поломают, но и без нее тоже никак.
И даже в тыловом обеспечении без техники ТрО существовать не может. Простейшая задача — поехать на склад РАВ, чтобы получить заряды, нужен грузовой автомобиль. С учетом специфики ТрО, склад РАВ может размещаться в очень глубоком тылу за сотни километров от подразделений, выполняющих задачи по сопротивлению российской агрессии.
Неэффективное «латание» дыр
В некоторых подразделениях бытует очковтирательство со «штаткой». Например, в роте должно быть 100 бойцов и командиров по должностям. По списку их 65, то есть 65%, это значит, что такое подразделение считается боеспособным. На самом деле больше половины из этих 65 бойцов физически отсутствуют в подразделении или небоеспособны. Да, в «штатку» вписаны все, кто в отпусках для реабилитации после ранения (от 21 дня до 30 суток), раненые, а также те, кто пропал безвести, и даже павшие. На многих из тех, кто есть, рассчитывать не приходится из-за их состояния здоровья. И так получается, что на самом деле в подразделении условно боеспособными можно считать едва 30%, при этом они разбиты между взводами, а, следовательно, как боевая единица их взводы и расчеты тоже небоеспособны.
При этом когда такие подразделения выведены в резерв и получают пополнение, у них нет времени на нормальное обучение и слаживание личного состава. Новые люди пришли после «учебки», где две-три недели им рассказывали, как вести себя на поле боя, но этого мало. На новом месте службы новоприбывшие должны влиться в коллектив, пристрелять свое новое или старое полученное оружие, психологически притереться к подразделению.
Что это дает командирам на уровень выше? Вероятно, это возможность «сдавать в аренду» на усиление бойцов в другие подразделения и не брать на себя ответственность за управление боем, планирование операций и т.п. Можно ли их понять?
Логистика в подразделениях ТрО — отдельная «песня». По штату есть должности водителей, но нет транспортных средств, которые могли бы передвигаться по бездорожью и перевозить личный состав. Поэтому подразделения ТрО просят колесную и гусеничную технику у ВСУ. Там дают неохотно, потому что она крайне нужна самим. Командно-наблюдательные пункты в ТрО нередко размещены на значительном расстоянии от переднего края, а потому таким «бронетакси» в виде БМП приходится преодолевать немалые расстояния. Случается, что техника ломается, и тогда логистика перерывается, усложняется подвоз боеприпасов, эвакуация раненых. Это негативно сказывается на моральном духе бойцов, которые чувствуют себя оторванными от поддержки.
Но еще хуже чувствуют себя бойцы, которых «сдают в аренду» в другие подразделения. Командиры либо делят группы прикомандированных между своими подразделениями, разбивая их, либо ставят на некоторые направления компактно всей группой. В первом случае бойцы недовольны, что их разделили как коллектив, а во втором — начинают думать, что ими затыкают дыры на самых опасных направлениях в подразделении, к которому они прикомандированы. Так что, обе модели проигрышные.
Кроме того, случается, что даже когда в подразделении командиры обучают бойцов как специалистов на определенные виды вооружения, при недостатке кадров этих военнослужащих, наученных работать, например, с СПГ, могут забрать как простых стрелков на позиции. И на тот же СПГ выбрать больше некого, а как только кто-то появляется, его снова надо учить, и не факт, что снова не заберут стрелком. Это тоже демотивирует людей в подразделении.
Еще одна вещь, на которую сетуют бойцы в ТрО, — в ТрО есть «теплые места», куда набирают родственников или друзей, чтобы избежать мобилизации в ВСУ. Дескать, группу людей выводят в подразделения, которые воюют на фронте, а на их места приходят служить в тылу другие. Вряд ли это явление массовое.
Есть примеры, когда за отказ выполнять задачу в зоне боевых действий ТрОшники получают уголовные производства и приговоры. Но это явление тоже не массовое. Большей частью люди, психологически не готовые к боевым задачам, находят работу в других сферах в подразделении. И это хорошо, потому что прийти с боевых позиций и отдохнуть в подготовленных условиях, вымыться в теплом душе, вкусно поесть — это неоценимо и очень способствует восстановлению боеспособности.
Проблемой ТрО является то, что даже смышленые командиры не всегда должным образом уделяют внимание подготовке личного состава. Предположим, есть время на подготовку, есть место для обучения, но командир видит разношерстный коллектив и ошибочно считает, что лучше не готовиться к активным боевым действиям, может удастся «пропетлять между капельками» и остаться в тылу, в резерве и т.д. Потом такая практика оборачивается тем, что подразделение все же отправляют на передовую, но люди, не готовые к выполнению задач, понесут потери, оставят позиции.
Как действует противник
Противника у нас часто изображают как тупого ограниченного варвара-идиота, который не считается со своими потерями. Частично так оно и есть, но лишь частично.
Дело в том, что у россиян действительно достаточный ресурс в людях и методах влияния на них, чтобы гнать их на украинские пулеметы и заливать все их кровью. Но даже этот неограниченный ресурс зэков и люмпенов они стараются использовать с толком для регулярной армии.
Россияне сделали выводы из февральского наступления и стали активно использовать дроны для обеспечения разведки и корректирования арты с воздуха.
Например, на Харьковщине на Питомнике появление вражеского квадрика означало гарантированный прицельный обстрел минометами калибра 82 мм с точностью до 2–5 метров от окопов. За одну корректировку они выбрасывали только по одном окопу от 10 до 15 мин. Это приводило к тому, что некоторые бойцы отказывались выходить на такие горячие позиции, были деморализованы. Правда, некоторые другие, наоборот, закалялись и просто глубже старались окопаться и лучше перекрыться. Там бойцы поняли, что когда мина «свистит», это хорошо, потому что означает, что она упадет «далеко» — в 10–15 метрах.
После того как в наше подразделение приходили антидронщики со специальной радиопушкой и радиолокатором, посадившие несколько вражеских дронов, на несколько дней враги теряли инициативу.
На Донетчине в районе Червонопоповки враг сначала вел аэроразведку переднего края нашей обороны. Причем использовал не дорогущий Мавик-3, а более дешевый Мавик-мини, который меньше гудит, имеет меньшие габариты и подлетает очень близко (по высоте 120–150 м). Враги летали в туманную погоду, не жалея квадриков.
Потом враги пошли в разведку и провоцировали огнем из стрелкового оружия. Наши ребята старались противника обмануть, открывая пулеметный огонь с запасных позиций (как того требует боевой устав сухопутных войск). Противник выставил наблюдательный пост в 200 метрах от нашей посадки. Наш наблюдательный пост обнаружил их наблюдателей и четко навел минометы на противника. В конце концов россияне отступили. Однако спустя сутки враг использовал дистанционное минирование с задержкой на два часа, щедро разбросав мины по всей посадке в районе наших запасных и фальшивых огневых позиций и частично в районе настоящих позиций и нашего наблюдательного поста.
Как только мины, установленные на задержку, начали взрываться между окопами, стало понятно, что противник готовится к штурму лесополосы в этом районе, а наши позиции очень прицельно обстрелял российский танк, выпустив четыре снаряда с рассеиванием по фронту в 20–30 метров. На следующие сутки противник снова провел аэроразведку, убедился, что посадка зачищена, и превосходящими силами начал заходить на штурм. Для противника такая тактика оказалась успешной.
Какие ошибки в этой ситуации допустила ТрО?
Во-первых, не окопалась на первом наблюдательном посту, более близком к противнику, где должны были быть несколько окопов с перекрытием и система огня перед ними с управляемыми минными заграждениями. Что помешало? Некомплект подразделения, отсутствие квалифицированных офицеров, нехватка специалистов в инженерно-саперном взводе — то есть типичные ТрОшные «болячки».
Во-вторых, низкая обученность пехотинцев, которые не придерживались режима радиотишины, маскировки, позволяли себе нести дежурство на НП кое-как, оставляя его на ночь, курить, громко разговаривать. Хотя режима радиотишины можно было добиться, используя обычные проводные телефоны — «тапики», тем более что вдоль посадки их протянуть совсем несложно. Пользы от таких НП никакой, потому что у людей на постах нет схемы ориентиров, журналов наблюдений, и они думают, что пришли туда отдыхать на природе, не понимая ни своей роли, ни опасности. Хотя именно наблюдатели могли бы помочь нашей артиллерии четче накрывать цели.
К примеру, второй наблюдательный пост с грамотным младшим сержантом четко обнаружил вражеское гнездо и навел минометы, передав координаты и скорректировав огонь.
В-третьих, когда наши минометы выбили противника, другую сторону посадки зачистили вражеские вертолеты, думая, что украинцы наступают. Это был шанс занять позиции снова и окопаться, как следует. Но читаем пункт первый — некомплект личного состава, то есть нехватка людей, чтобы занять позицию и удерживать ее.
Самое интересное, что в Генштабе понимают проблемы, потому что издали информационный бюллетень, как противодействовать российской тактике штурмовых отрядов пехоты. В предложениях, кроме рекомендации о технических средствах наблюдения, речь не идет о чем-то космически новом, а, скорее, о нормальной военной подготовке личного состава и офицеров. Но все эти предложения разобьются о первый фильтр — некомплект, а в случае пополнения на скорую руку без должной подготовки и слаживания, и о второй фильтр — некомпетентность.
Медицинская служба
К счастью, один из немногих компонентов, действующих в ТрО почти безотказно, — медицинская служба и эвакуация раненых. Так сложилось, что медиками в ротах и батальонах становятся люди, имеющие медицинское образование и опыт. Это пример того, как профессиональные люди профессионально организуют свою службу, которая работает четко, как часы. В подразделениях проводят тренинги по домедицинской помощи и эвакуации раненых. Боевые медики взводов ездят на отдельные тренинги и обучение, чтобы уметь вставить назофарингиальную трубку или оказать помощь при закрытом пневмотораксе.
Такие тренинги не проходят напрасно для бойцов. Накладывать турникеты на ноги раненому побратиму, когда едешь десантом на БТ-ЛБ по бездорожью, очень непросто. В это время броню трясет и бросает из стороны в сторону, выхлоп коптит, раненные едва держатся, но нельзя терять ни минуты. И бойцы справляются с такой задачей.
В пункте стабилизации батальонные медики быстро и слаженно оказывают помощь, фактически спасая конечности раненным. За это им большая честь и почет. Но даже у медиков есть свои замечания и предложения для повышения эффективности службы, хотя, по их словам, для этого понадобится отдельный аналитический материал.
В общем, организация медпомощи раненым на всех этапах эвакуации проведена на высоком уровне и постоянно совершенствуется. В то же время работа военной врачебной комиссии (ВВК) и амбулаторной помощи требует срочных изменений.
- Создание общей электронной базы ВВК и раненных.
- Пересмотр оценки пригодности военнослужащих к военной службе (приказ министра обороны Украины № 402 от 14.08.2008). Согласно приказу (расписанию болезней), оценивается каждая отдельная нозология, но не учитывается совокупность заболеваний и потенциальное влияние на состояние здоровья.
- Оптимизация амбулаторной помощи:
- доступ к системе HELSI регистраторов из военно-полевых госпиталей, информация об имеющихся заболеваниях должна быть доступна специалистам, оказывающим помощь в прифронтовых госпиталях;
- увеличение пропускной способности узких специалистов в прифронтовых госпиталях (повышенная потребность в невропатологах, офтальмологах, отоларингологах).
Нужен пересмотр личного состава и демобилизация (переведение в резерв) всех непригодных к военной службе, с учетом морально-психологического состояния и состояния здоровья. Широкое привлечение военных психологов к анализу.
Не хватает определения устойчивых сроков пребывания на боевых позициях, которые должны чередоваться с периодами восстановления. Эти периоды нужно фиксировать, что позволит подразделениям с большей эффективностью распределять силы.
Нужен пересмотр работы центров комплектования, создание общенациональной электронной базы резервов 1-го, 2-го и 3-го эшелонов. Возможно привлечение демобилизованных, имеющих боевой опыт, но непригодных к военной службе, в аналитические группы или инструкторский персонал.
Рецепты спасения
Следует срочно пересмотреть роль бригад ТрО на войне. Не нужно держать номинальные бригады и батальоны с некомплектом боеспособного состава в 60–70%. Какой смысл держать роту, где всего 30% личного состава с низкой квалификацией условно боеспособны, а офицеров и сержантов с опытом не хватает?
Номинально это уже не рота, а в лучшем случае усиленный взвод. Из-за некомплекта рот и батальонов полосу на фронте, которую могло бы держать одно укомплектованное на 90% подразделение, фактически держат разные подразделения разных батальонов и бригад. Это приводит к еще большему хаосу в управлении и логистике. Тратится время на проведение взаимодействия между штабами.
Небоеспособные подразделения нужно распустить или, подучив, использовать в тылу, как это предполагалось в 2019 году. Боеспособные — усилить опытными боевыми офицерами ВСУ и превратить в механизированные подразделения ВСУ. И главное — нужно быть более гибкими, учитывать тактику противника и оказываться на шаг впереди. Пусть героями умирают враги, а мы лучше будем уставшими трудолюбивыми живыми профессионалами.
Пока что лишь отдельным подразделениям ТрО удается выполнять задачу за счет того, что большинство личного состава — мотивированные добровольцы с 24 февраля, имеющие тесные связи с волонтерами. Такие подразделения активно используют не только квадрокоптеры, но и антидроновые пушки. Но этого на сегодняшний день уже мало.
Сегодня мы можем приближать нашу Победу единственным путем — усиливая качество подготовки людей.
Больше статей Сергея Огородника читайте по ссылке.
Следить в Телеграмме
Войти с помощью Facebook
Войти с помощью Twitter
Войти с помощью Google