Недавно я получил приглашение от одного из американских агентств поучаствовать в семинаре, посвященном особенностям выборов в парламент Украины в 2002 году. Девизом семинара наши романтичные американские друзья взяли слова: «Молодое вино в старые меха».
Я в очередной раз восхитился игривостью американской политологической мысли, которая смогла так романтично и нежно сравнить уже забродившее наше избирательное сусло (где будущие избиратели изображают из себя давленый виноград, а партия — дрожжи) с молодым легким винцом.
Ну а по существу наши проницательные заокеанские гуру как всегда правы: что-то новенькое в грядущей избирательной кампании действительно ощущается, более того, уже явно присутствует в нашей политической жизни. Это новьё складывается из причудливого сочетания и переплетения как старых тенденций, которые в эту избирательную кампанию выйдут на новый и, очевидно, последний уровень своего логического оформления, так и принципиально новых элементов, которые дали о себе знать впервые.
Поскольку мне нравятся магические цифры, то я бы выделил своего рода пентаграмму основных факторов, которые вносят в нынешнюю избирательную кампанию ощущение пугающей новизны.
Перечислю их в последовательности, совпадающей с их значимостью и силой воздействия на общую интригу «Выборов-2002».
1. Во-первых, это конечно максимизация административного ресурса, т.е. то, о чем так долго и упорно твердили и предупреждали парламентские «меньшевики». Сегодня только ленивый и политически неграмотный не употреблял этот термин в различных вариациях. Однако же админресурс по-прежнему остается неким артефактом, я бы даже сказал некоей мистической субстанцией.
С одной стороны, он сродни марксовскому «Капиталу», о котором все слышали, но который никто не может разъяснить. С другой стороны, в нем есть нечто родственное с пресловутой потенцией, которая, как известно, на словах и в пересудах проявляется значительно ярче и даже яростнее, чем в делах. Тем не менее админресурс — это все же явление из области сильных реалий, а не смутных фантомов нашей политической жизни. И как любая реальность, хотя и явно мифологизированная, он поддается системному анализу.
Мои личные наблюдения, а также консультации с коллегами по этому поводу позволяют условно разделить его на следующие составные:
Прямой админресурс — это обычные вульгарные командно-приказные методы, когда подчиненным центру чиновникам на местах указывается, как и за кого голосовать, кого поддержать, а кого тормознуть на выборах. Такое прямое непосредственное воздействие административной вертикали на выборный процесс составляет приблизительно около 10 % мощности всего админресурса. Расчеты делались по количеству участвующих в выборном процессе чиновников и степени их исполнительности и ответственности перед начальством.
Скрытый админресурс — это опять-таки вульгарные манипуляции уже с результатами голосования (т.е. с бюллетенями, подсчетами и т.д. и т.п.). В условиях перекрестного контроля процесса голосования различными политическими силами, а также международными организациями, потенциал этого механизма составляет не более 5%.
И, наконец, косвенный админресурс. Сразу скажу, что данный механизм составляет более 80% мощности общего ресурса и включает в себя несколько направлений.
Это, прежде всего, бюджетное финансирование поддержанных властью избирательных проектов. Еще на прошлых выборах мне удалось в связи с этим сформулировать некий постулат украинской политики, в который я по-прежнему свято верю. Звучит он следующим образом: «Бюджетное финансирование избирательных проектов, поддерживаемых властью, всегда больше (и эффективней), чем любые частные инвестиции». Классическим подтверждением данного постулата, в частности, можно считать былинные противоборства на киевских мэрских выборах двух гигантов отечественной политики — Омельченко и Суркиса.
Когда дилетанты говорили, что Григорий Михайлович просто «задавит» Сан Саныча своими финансовыми возможностями, специалисты только посмеивались. Они знали, что ни один частный бизнесмен в Украине никогда и ни при каких условиях не сможет вложить в избирательную кампанию столько денег, сколько может вложить поддерживаемый властью чиновник. Почему? Во-первых, потому что наш бедный налогоплательщик суммарно всегда богаче любого одного отдельно взятого олигарха. А во-вторых, потому что чиновник вкладывает бюджетные деньги, т.е. чужие, а бизнесмен — свои (т.е. не чужие).
Психология и основы существования наших бизнесменов таковы, что ни один из них никогда не вложит в избирательный проект, да и вообще в политику, более 10—20% своих финансовых активов (существует только два исключения в украинской политике, но о них разговор особый).
Кроме того, в нашей стране просто нет такого объема относительно легальных частных денег, которые могли бы конкурировать с бюджетными деньгами в социально-экономических проектах, способных повлиять на исходы выборов (таких, например, как реконструкция центральных улиц городов, вокзалов, строительство больниц, институтов, соборов и т.д.).
И, наконец, частные, но нежелательные деньги власть просто никогда не пустит в проекты, имеющие электоральную ценность. Смешно даже предположить, что той же Юлии Владимировне, если бы она пожелала стать киевским головой, разрешили бы даже на свои деньги реконструировать Крещатик или строить памятники в центре Киева, а тем более обустраивать городские СИЗО.
Второй постулат, касающийся косвенной части админресурса, звучит примерно так: «воздействие власти на масс-медиа всегда больше (и ощутимее), чем воздействие на них их же владельцев», и базируется на следующих предпосылках.
У власти при желании есть возможность опять-таки аккумулировать на тот или иной информационный проект всегда больше денег, чем это могут сделать частные владельцы. Как бы ни жаловался господин Долганов на нехватку средств, тем не менее для руководимой им государственной телекомпании он всегда мог привлечь большую сумму, чем любой частный владелец того или иного телеканала.
Кроме того, в нашей стране система контроля власти за прессой всегда была, есть и будет в обозримом будущем выше, чем уровень независимости прессы (кстати говоря, это особенность всех посттоталитарных государств). Такая система контроля обладает колоссальным количеством рычагов (лицензирование, налоги, гостайна, аренда и т.д.), бросать вызов которым в наших условиях может быть и почетно, но явно безумно.
Наконец, власть в наших условиях имеет почти полную монополию на наиболее свежую, интересную и значимую политическую (экономическую, социальную и т.д.) информацию. Доступ к этой информации можно легко регулировать через механизм аккредитации угодных и неаккредитации неугодных при тех или иных институтах власти, через отбор журналистов в группу сопровождения при международных визитах государственных лиц и т.д. А как известно, телевидение, отсеченное от подобной информации, погибает через неделю, а газета через месяц.
Подытоживая тему админресурса, можно сформулировать как бы суммарный постулат. Звучать он будет примерно так: «Субъект, обладающий админресурсом, всегда победит на выборах любое количество субъектов, им не обладающим».
Очень неприятно констатировать подобное положение дел, но что поделаешь, если реалии пока таковы. Кстати, весной этого года мне пришлось консультировать по выборным технологиям романтичную до неприличия и удивительно некомпетентную белорусскую оппозицию. Первый вопрос, который они мне задали, касался возможности и способов победить админресурс на белорусских президентских выборах. К их великому разочарованию мне пришлось констатировать, что победить его в их условиях (как и в наших также) практически невозможно. Исключения на данный момент могут составить разве что прямое внешнее вмешательство (типа бомбёжек НАТО) либо фатальные ошибки самой власти. Но мы пока говорим о правилах, а не исключениях.
2. Следующим по важности фактором воздействия на особенности выборов-2002 является корпоратизация украинских масс-медиа. Центрифуга политических интересов в принципе уже сепарировала ранее довольно аморфную и неупорядоченную массу украинских газет, радиоканалов и радиостанций в три-четыре компактные конгломерации. Подробно перечислять их, очевидно, нет необходимости, поскольку все уже знают, в какую политическую корпорацию — «киевскую», «днепропетровскую» или «донецкую» входят любая из более-менее известных газет или телеканалов.
В центре, т.е. в столице, этот процесс уже давно завершился, сейчас же идет завершение его в регионах, и остались считанные недели до того, как исчезнет понятие самостоятельной (не путать с независимой) газеты, телеканала или FM-станции.
Процесс корпоратизации (или холдингизации, кибуцизации и т.д.) украинских масс-медиа в условиях предвыборной гонки имеет свои как позитивные, так и ярко выраженные негативные стороны.
Позитивные стороны касаются, прежде всего, экономического момента, а именно снижения финансовых издержек при производстве информации. Любая газета или телеканал с экономической точки зрения это фабрика по производству новостей. Соответственно при укрупнении этого производства, как правило, падают его издержки. Т.к. внутри отдельно взятой масс-медийной корпорации есть возможность экономить за счет единого для многих газет издательского цикла, единой политики распространения, более многопланового и многоролевого использования творческих кадров и т.д. Поэтому во всем мире масс-медиа в принципе корпоратизируются. Тем более это актуально для Украины, где почти все газеты и телеканалы сами по себе являются по определению убыточными.
С другой стороны, уже ясно проявились негативные политические и особенно творческие аспекты этого процесса. Один мой знакомый, очень известный журналист из не менее известной газеты, так определил суть и результат продажи его газеты новым хозяевам: «Они показали всей Украине, что публично групповое изнасилование в особо извращенной форме у нас не только не наказуемо, но, напротив, всячески поощряемо».
Дело в том, что большинство новых владельцев приобретали те или иные масс-медиа не «для души», даже не для бизнеса, а «по случаю» и «к случаю» — к предстоящим выборам. Соответственно для них абсолютно не важна репутация журналистов приобретенных изданий или каналов. Эта репутация рассматривается не как стратегический капитал, который надо лелеять и накапливать, а скорее как расходная мелкая монета, оперативный кэш для разовых покупок.
Ни для одного из новых владельцев украинских масс-медиа информационный бизнес не был, не является и, очевидно, не станет профильным. Газеты и ТВ каналы для них лишь ритуальный элемент украинского VIP-набора, прикладное средство политической борьбы, привычный инструмент политической интриги, проверенный канал политического доноса и прямой способ общения с Главным читателем и Главным зрителем.
Соответственно никто из них не относится к своим «фабрикам новостей» столь трепетно, истово и эксклюзивно как, скажем, Берлускони к своей телеимперии. Последний, я уверен, ни секунды не колебался, если бы ему предложили выбор между его телебизнесом (конечно же, в его пользу) и постом премьера в Италии. Более того, он вряд ли поменял бы свои телеканалы даже на НАК «Нефтегаз Украины».
Наш же практически любой магнат сдаст с потрохами, с облегченьицем и журналистами любое свое издание за один лишь намек на возможность получения за это любой преференции по продвижению в политической или финансовой иерархии.
3. Довольно существенное влияние на выборы-2002 традиционно окажет так называемый «российский фактор». У россиян, желающих каким-либо образом поучаствовать в украинской внутренней политике, существуют как минимум два мощных инструмента воздействия на украинский политикум. Прежде всего, это российские масс-медиа, которые смотрят и читают в нашей стране.
Ни для кого не секрет, что у каждого представителя так называемого украинского «политикообразующего слоя» домашнее телевидение подключено либо к тарелке, либо к кабелю и настроено на российские программы. Поэтому такие российские каналы как ОРТ, РТР и, особенно, НТВ давно используются как самими россиянами, так и собственными украинскими политиками для внутренних разборок в Украине. Уже сейчас, за несколько месяцев до выборов, эти основные каналы, а точнее люди, которые за ними стоят, в принципе определились, кого из украинских политиков, какие украинские политические партии они будут поддерживать, а какие «мочить».
Предыдущие парламентские и президентские выборы показали, что в некоторых центральных, а больше всего в восточных регионах поддержка российских телевизионных масс-медиа давала прирост минимум 10—20% относительного рейтинга. В настоящий момент, например, явственно ощущается поддержка российской стороной «трудовиков» и «регионалов», хотя все еще может измениться.
Вторым механизмом воздействия на избирательную компанию являются команды российских политтехнологов и пиарщиков, которые обслуживают ряд партий и «натаскивают» некоторых из знаковых политических персон.
Откровенно говоря, мне пока не известны примеры успешной и результативной работы московских команд. В принципе особых результатов от них, очевидно, нельзя ожидать, поскольку, в конечном счете, у них всегда есть «железная отмазка» от любых претензий и обвинений своих киевских патронов. Это прежде всего ссылка на недофинансирование тех или иных избирательных проектов. По крайней мере, все известные мне предыдущие взаимоотношения киевских заказчиков и московских исполнителей заканчивались практически одинаково: первые обвиняли вторых в том, что те обеспечивали лишь ничтожное количество голосов от обещанного, а московские подрядчики упрекали киевлян в том, что те заплатили за предвыборные проекты значительно меньше, чем было обещано.
Другим фактором их низкой результативности является вторичность и неадаптированность того концептуального продукта, который предлагается украинским потребителям. Пока не было случая, чтобы московские команды предоставили нам какой-либо инновационный избирательный проект. Как правило, все это некие ремейки бывших российских политических баталий, и их реализация на украинской земле оставляет лишь ощущение дежа вю.
Кстати говоря, все избирательные проекты и как бы концепты (здесь это слово-паразит будет, наверное, уместным) москвичей можно условно разбить на три вида. Первый назвать — «Большой шум». Он включает в себя различные шумные предвыборные мероприятия типа массовых молодежных тусовок, концертов, биеннале, хэппинингов, выставок и, короче, всего того, что входит в набор типичной российской избирательной кампании, которая всегда традиционно рассматривается как большой балаган.
Второй вид концептов характеризуется понятием «Гиперактивность» (еще её можно ласково назвать проектами типа «зайчик Дюрасель»). В такого рода проекты включаются все виды стимулирования (алчность, зависть, тщеславие, амбиции, алкоголь, женщины и т.д.), с помощью которых раскручиваемого политика доводят до состояния гиперактивности. В этой ситуации он, делая политических телодвижений на порядок больше, чем его противники, умудряется за счет голой статистики среди неверных предвыборных ходов сделать и какие-то эффективные.
Третий вид можно назвать «Мелкие подлости». Это, когда запускаются те или иные интриги против конкурентов, но не по-крупному, а по-мелкому, и сразу в большом количестве. Технология заключается в том, что в условиях цейтнота предвыборной гонки оппонент имеет возможность отвечать только на крупные «наезды», но не имеет желания, времени и возможности реагировать на дробные и многочисленные мелкие провокации и инсинуации.
Вот, собственно, и весь, обобщенно говоря, набор московских избирательных технологий. Тем не менее какое-то воздействие российской политической ментальности и стилистики через данный механизм все же осуществляется.
Главное же то, что наличие в арсенале наиболее «крутых» политических партий некоего тайного российского оружия добавляет партиям и их лидерам существенную толику уверенности, точнее, самоуверенности, и придает им законченный олигархический шарм. (Я бы оценил потенциал воздействия российских технологов примерно от 1 до 2% в плюс (естественно, относительно к общему избирательному потенциалу партии) или от 4 до 5% в минус от актуального реального рейтинга того или иного политика или партии.)
4. Нельзя не упомянуть среди особенностей нынешней парламентской избирательной кампании наличие так называемого «американского фактора». Еще два-три месяца назад считалось, что этот фактор будет весьма мощным и действенным. Инструменты воздействия его предполагались следующие. Это, конечно же, мощная финансовая помощь прозападным лидерам и партиям. В отличие от слухов, американская помощь почти никогда не поступает в стерильном кэшэвом виде, но всегда в виде косвенных ресурсов: грандов, командировочных, техники и т.д. Тем не менее это не только не умаляет, но и повышает её действенность, поскольку у всех политических реципиентов помощи дома давно уже стоят компьютеры и факсы, а вот живые деньги доверять им иногда опасно.
Другим видом помощи является, конечно, многочисленные интеллектуальные и обучающие проекты: семинары, «круглые столы», мозговые штурмы (с одного из таких семинаров я и начал данный материал).
Третье — это масс-медийная поддержка в наиболее уважаемых мировых изданиях, из которых всегда можно организовать перепечатку во внутренних изданиях.
Ну и, конечно, четвертый козырь — это монополия на знаменитые пленки и практически неограниченная возможность их трансляции в Интернете и на соответствующих радиостанциях.
Все это богатство разворачивалось и настраивалось на выборы, но сегодня уже очевидно, что будет оно применено в значительно усеченном и куцем объеме. Главная причина, естественно, — это переключение внимания США с многочисленных локальных тем на одну глобальную — борьбу с терроризмом.
Если раньше Украина занимала значительный объем внимания соответствующих штатовских институтов как возможный буфер между Россией и цивилизованным миром и под это выделялись значительные средства, то сейчас уже сама Россия становится новой буферной эксклюзивной забавой Соединенных Штатов как возможный санитарный барьер между тем же цивилизованным миром и исламским вызовом. Если американским политикам удастся ввести Россию в очередной раз в Афганистан в качестве своего форейтера (что фактически уже случилось), то это означает стремительное улучшение их отношений этих стран и переброску ресурсов с других проектов на указанное направление.
(В этих условиях есть только один шанс возвращения общественного внимания США к украинскому избирательному проекту — если в известных пленках удастся зафиксировать голос бин Ладена.)
Соответственно, если раньше американская поддержка могла добавить к рейтингу той или иной партии или лидера процентов десять, то в нынешних условиях я бы лично не дал бы ни одного процента.
5. Наконец, последней существенной особенностью выборов-2002 является их тотальная квазипрофессионализация. Иначе говоря, субъектами этих выборов и их победителями станут в основном давно уже известные люди. Никаких новых лиц мы уже не увидим. Украинский политикум уже окончательно приобрел вид либо касты, либо закрытого акционерного общества. Это, на мой взгляд, прежде всего связано с тем, что в наш политикум довольно сложно попасть (по финансовым, организационным и другим причинам), но главное — из него еще сложнее выпасть.
Причина здесь, наверное, заключается в том, что у нас уже почти сложились юридические и финансовые критерии и правила игры в политику, но почти нет моральных. Если в той же России не горят только рукописи, но у нас не горят и мосты. По крайней мере, ни один украинский политик, который пытался сжечь за собой мосты то ли оскорблением своих оппонентов, то ли дерзостью Президенту, то ли неуважением к парламенту, так это и не осуществил.
Видимо, произошла уже некая общенациональная селекция, и существующая ситуация уже отобрала те типажи, которые способны, могут и уже готовы участвовать в украинской политике. И пока сама ситуация принципиально не изменится, персонажи будут те же. А посему, по крайней мере, в ближайшее время, мы и в политике будем жить по Камасутре, где меняются только позы, а не персонажи.
Данная пентаграмма украинской избирательной кампании позволяет сделать глобальный и короткий прогноз. Приближающиеся выборы принципиально ничего не изменят в украинской внутренней и, конечно же, внешней политике. Перемены, безусловно, будут, но позже парламентских выборов, и они будут связаны с совсем другими механизмами, поводами и персонажами нашей политической жизни, но об этом разговор отдельный.