Конфликт мировоззрений

Даже самые горячие сторонники европейской интеграции признают, что процесс сближения будет непростым. Промышленники жалуются на несовпадение технических регламентов, юристы - на различия в законодательных подходах, чиновники пытаются совместить режимы регулирования.

Но мало кто упоминает при этом, что главной трудностью в общении с европейцами будут конфликты мировоззрений.

Все упомянутые нестыковки - следствие того, что на многие вещи мы с ними смотрим по-разному, оттого и в сходных ситуациях ведем себя неодинаково.

На моих глазах, еще задолго до появления проекта Соглашения и официально задекларированного курса на евроинтеграцию, тамошние инвесторы пытались проникнуть на украинский Восток. Одно время европейским бизнесменам виделись привлекательными промышленные регионы Украины.

С западной стороны также были попытки наладить на региональном уровне политическое, культурное и другое сотрудничество.

Попытки эти, признаем, редко оказывались удачными. Положа руку на сердце, большая часть вины за это лежит не на очередном "режиме" (кучминском, оранжевом или нынешнем), а на принимающей стороне.

Но отрицательный опыт - тоже опыт. По крайней мере, теперь можно судить о том, какие именно наши качества и привычки являются наиболее "антиевропейскими" и способны загубить перспективные совместные проекты.

Во-первых - и это главное - отсутствие привычки проявлять инициативу.

"Скучный вы народ, бояре. Неинициативный. Одно слово - вымирающий класс", - говаривал Иван Грозный в миниатюре Виктора Шендеровича.

Но на это есть свои причины. Раньше за всех думала партия. И внимательно следила за тем, чтобы, по крайней мере, в регионах расположения стратегически важных предприятий больше никто не думал без команды.

Потом партия от этой роли самоустранилась. Наступил короткий период вооруженного капитализма. Молодой агрессивный бизнес очень быстро вырос до монополий. А на этом уровне лишняя инициатива тоже не нужна. С конкурентами тогда разговор был коротким, а влезать на любой рынок можно было только с разрешения "серьезных людей" (они же - "уважаемые" и "правильные").

Старая номенклатура и молодые волчата с рабочих окраин нашли общность интересов именно в подавлении любой свободной мысли, не согласованной с хозяевами жизни, новыми и старыми. Катком подминался бизнес, душились независимые СМИ, недовольные жизнью граждане больше трех не собирались. А кто собирался - сам виноват.

И, знаете, они справились. Совместными усилиями. С одной стороны - железный кулак власти, с другой - рука рынка с кастетом. Они в зародыше подавили саму возможность появления привычки жить своим умом.

Они решили, что в пушкинской строке "души прекрасные порывы" для них удобнее слово "души" считать глаголом повелительного наклонения.

И добились своего. Апофеозом их усилий стало распространенное явление, когда рабочие годами ходили на работу, где не платили зарплату.

Закончилось все это возрождением партии в новом облике в качестве конгломерата бизнеса, чиновничества и… криминалитета - конечно, куда же без него?!

Местные чиновники, рассуждая об экономике стран Европы, любят указывать, что "там" основой благосостояния страны является малый и средний бизнес. Но ведь предпринимательская активность - это следствие развитой инициативности. Той самой, которую здесь выбивали долго и жестоко.

В результате европейцы ошибаются, думая, что имеют дело с такими же свободными в поступках людьми, и рассчитывая, что их визави могут принимать решения. А визави (из бизнеса ли, из политики или власти), в свою очередь, ждут одобрения "старших товарищей".

Во-вторых, что немаловажно, хоть и не ново, сильно затрудняет взаимопонимание пещерное отношение к закону и чужим правам, начиная с права собственности.

"Если нельзя, но очень хочется, то можно". А если еще к тому же есть сила, позволяющая воплощать желания в жизнь…

Предложение о продаже одного из донецких заводов дословно звучало так: "Пять "лимонов", говоришь, стоит заводик? Давай так: даем два, но зато все остаются живы и здоровы".

Что изменилось с тех пор? Только то, что строптивцы в большинстве случаев остаются живы и здоровы всегда, но - без собственности и денег. Самые несговорчивые попадают в тюрьму. А грязную работу теперь делают не только и не столько наемные "быки", сколько суды, милиция, прокуратура и спецслужбы.

Самое печальное, что такой нигилизм распространился на все уровни. Нет никаких ненасытных "буржуев" и честных "гегемонов". Каждый, кто может хапнуть, - хапает. Одни отбирают заводы и магазины, другие - хотя бы общую лестничную площадку под личную кладовку.

Как следствие, никто и нигде не ощущает себя хозяином. Каждый подспудно понимает, что все имеющиеся активы выданы как бы во временное пользование и в любой момент могут быть отобраны, если утратишь бдительность.

Отсюда либо жуткая паранойя, либо наплевательское отношение к своей собственности. Одним словом - безответственность.

Об отношении к собственности в Европе, думаю, напоминать излишне.

В-третьих, все это порождает гражданскую апатию и стремление переложить ответственность за свою судьбу на кого-то.

По любым социологическим опросам (в частности, один из последних был от группы "Рейтинг"), жители Донбасса лидируют в желании "сильной руки", ужесточения цензуры и контроля, выступают за возврат к плановой экономике. По количеству сожалеющих о распаде СССР восточные регионы тоже впереди всей страны.

Встречается в этих краях даже такая экзотика, как сталинисты и монархисты.

Для любого масштабного экономического сотрудничества неудобство заключается в том, что пришлый инвестор тоже может неожиданно оказаться в роли "царя-батюшки".

Многие бизнесмены, планировавшие размещение производств на востоке Украины, неожиданно обнаруживали чрезмерный уровень ожиданий со стороны местного населения.

На Западе работник принадлежит работодателю только в определенные дни и часы и всячески охраняет свое личное пространство. У нас же администрация завода зачастую выполняет функции парткома, семейного психолога и социального инспектора.

Менеджеру западного образца бывает тяжело понять, почему он должен быть в курсе графиков запоев мужей своих сотрудниц или расписания родительских собраний в школах и садиках. Для нас же практика перекладывания некоторой части семейных проблем на работодателя остается традиционной.

Впрочем, взвалить свои проблемы на "кормильца" пытаются не только его работники. У любого мэра априори слово "инвестор" всегда вызывало обильное слюноотделение. На дивиденды от появления любого заграничного толстосума рассчитывали также бюджетники, врачи, учителя, коммунальщики, малоимущие… Даже священники в храмах возносили хвалу Господу за такой подарок судьбы.

Инвестор вроде как и не против проявить социальную ответственность, по мере сил помочь нуждающимся и подлатать инфраструктуру. Но навязываемая необходимость содержать за свой счет всю коммунальную сферу, все бюджетные учреждения и всех социально незащищенных граждан отпугнула многих.

А те, кто все же пришел и остался, научились ожесточенно торговаться.

В-четвертых, ожидание "доброго царя" мешает самоорганизовываться. Я неоднократно наблюдал в своих краях встречи жителей с кандидатами либо уже избранными депутатами разных уровней.

И характерной особенностью этих встреч было то, что подавляющее большинство затронутых там вопросов прекрасно решалось без участия властей любого уровня. Завезти свежий песок в песочницу, вычистить двор и запретить компании местных люмпенов пьянствовать на детской площадке - для этого нужен десятиминутный конструктивный разговор друг с другом.

Здесь, впрочем, имеются положительные сдвиги, пусть пока редкие и нерегулярные.

Конечно, есть еще в-пятых, в-шестых, в-седьмых… В любом случае, придется учитывать, что при удачном исходе предстоящего саммита в Вильнюсе теснее сотрудничать придется людям с разными ценностями, разным мировоззрением и отсюда - существенными различиями в укладе жизни.

В этом нет ничего страшного. В конце концов, украинцы Востока и Запада, Юга и Центра, столицы и регионов тоже отличаются друг от друга, что не мешает нам всем худо-бедно уживаться в одной стране третий десяток лет.

Но следует заранее иметь в виду, что европейцам мы кажемся немного странными.