КОКТЕБЕЛЬ. ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО...

Мой кров убог. И времена суровы.

Дом поэта и художника Максимилиана Волошина (1877—1932) в Коктебеле уже целое столетие остается духовной Меккой для всех, кто неравнодушен к культуре. Самоотверженной настойчивостью Марии Степановны — вдовы поэта, пережившей его почти на 50 лет, и хлопотами интеллигенции лишь в 1984 году дом приобрел статус музея.

По-видимому, для наших музеев суровые времена не кончаются никогда. Сегодня для функционирования «Дома-музея М.Волошина» его сотрудники прилагают исключительные усилия — их подвижничество изумляет.

Сердце дома — высокое, двухсветное помещение мастерской, мольберт, кисти, краски. О собратьях-живописцах М.Волошин как-то сказал: «Они открывают в мире образы, которых никто не видел до них... они — «глаза человечества», которые верят, что земля, как и человек, способна видеть сны».

Пейзажи были «снами» М.Волошина о суровой и таинственной стране Киммерии с нераскрытыми тайнами Карадага, его геологии и археологии.

Над диваном, где поэт и художник читал любимых авторов, поныне висят японские гравюры. Некогда Максимилиан Александрович привез их из Парижа. Над полками портреты хозяина дома, писанные его современниками — Диего Риверой, Петровым-Водкиным и другими. Чарующая аура духовности наполняет пространство этого храма искусств.

К зданию мастерской, как к гнезду, лепятся флигелечки, верандочки, пристройки — жилье для всех, кто желал здесь работать.

Бурный в творчестве и щедрый в дружбе, Максимилиан Волошин строил дом как «пристанище поэтов». Он не мыслил собственной жизни без собратьев по духу. Его призвание на земле — «сводить людей, творить встречи и судьбы», — сказала о нем Марина Цветаева.

Илья Эренбург, рекомендуя О.Мандельштаму коктебельский «приют», настаивал: «Поезжай к Волошину, это человек верный — с ним не пропадешь». А пропасть в 1917—1919 годах от голода и бездомья было ох как легко, особенно поэту.

История ныне прославленного Дома начиналась весьма прозаично. Коктебельская долина в XIX веке была безлюдна и безводна, выжженная солнцем, поросшая полынью. Профессор-офтальмолог Эдуард Юнге (1833—1898), купивший за скромную сумму эту землю, решает превратить ее в цветущий сад, однако денег на реализацию утопии мечтателя-интеллигента не хватает. Земля делится на участки, чтобы каждый, кто станет их владельцем, воплощал бы в жизнь программу Э.Юнге. Со временем местность сделается курортом интеллигенции. Мать Максимилиана Елена Оттобальдовна Кириенко- Волошина (отец поэта — украинец, Максимилиан родился в Киеве) была женщиной сильной воли и практического ума. Полагая, что сухой воздух Коктебеля окажется целебным для сына, с детства страдавшего астмой, она приобретает участок и строит дом, сохранившийся до наших дней. По нашему небрежению к истории этот дом до сих пор не стал частью мемориально-художественного комплекса «Дом-музей М.Волошина». «Дом Пра» (прародительницей звали друзья Коктебеля Елену Оттобальдовну) и по сей день используется как спальный корпус дома отдыха. Потому объяснимы слова отчаяния, но и надежды, с которыми сотрудники «Дома-музея М.Волошина» обращаются к министру культуры и искусств Украины Б.Ступке: «Вельмишановний Богдане Сильвестровичу!.. Родина Кирієнко-Волошиних (мати та син) будували не житло, а Храм культури для кола друзів- поетів. Зараз ця аудиторія розширена до всенародної. Завдячуючи цьому духовність поетів «срібного віку» не загасла у важких випробуваннях XX століття, в нашій драматичній історії. Аура родини Волошиних тому першопочаток.

Все це дає нам підстави звертатись до Вас із проханням вирішити питання про приєднання дома Олени Оттобальдівни до Дому-музею М.Волошина. Їхня розірваність — це не лише історична недоречність, але й культурний нонсенс».

Когда-то дома матери и сына утопали в зелени посаженного ими сада. Высокие окна мастерской смотрели на море. С «башни поэта» М.Волошин и его гости приветствовали солнце нового дня, у стен дома простирался пустынный пляж, справа высился хребет Кучук-Енишар, слева синели острые зубцы Карадага.

Сегодня «Дом поэта» сравним с благородным животным, окруженным и облаянным стаей безродных собак. Узкая набережная перед окнами мастерской загромождена ларьками и пивными заведениями. Она до отказа забита полуголой толпой, тоннами поедающей арбузы и мороженое. Рекой льется алкоголь, его запахом пропитан асфальт и песок пляжей. Новые пришельцы Коктебеля отдыхают. Гарь шашлычных угрожает сохранности музейных экспонатов. Здоровенные парни, все сплошь увешанные золотыми цепями «с гимнастом или без оного», промышляют чем-то в густой праздношатающейся толпе. Духовная ночь накрыла лагуну Коктебеля, как и все пространство совести крымских властей, призванных защитить «Дом поэта», большая часть которого аварийна и травматологически небезопасна. Этот дом — единственный центр культуры в Коктебеле, и отношение к нему сегодня — трагический образец умерщвления гуманитарного интереса народа к культуре, не к прошлому — к будущему.

Однако вернемся к поэту. В Коктебеле Макс Волошин поселился в возрасте двадцати шести лет. Еще до оседлой жизни активный, любопытствующий, образованный человек оброс дружбами, как корабль ракушками. Он был своим человеком не только в творческих кругах на родине, но и в Европе.

Но даже не обладай М.Волошин многочисленными талантами, одного лишь дара дружбы было бы достаточно, чтобы стать «живой легендой». При жизни поэта его гостями бывали крупнейшие ученые — открыватели планеризма, подводной археологии, истории Крыма и древних цивилизаций. Счастливые месяцы творчества в доме Волошина провели М.Цветаева, Н.Гумилев, А.Грин, К.Бальмонт, А.Белый, В.Вересаев, А.Толстой, И.Эренбург, А.Горький, М.Булгаков, О.Мандельштам, К.Чуковский и еще многие. Украинские писатели в дом поэта приедут уже после смерти М.Волошина, т.к. в 30-е годы Сталин их отправлял на другие «курорты». В 60—70-е годы в Коктебеле (теперь уже в доме отдыха Литфонда) нередко бывали М.Рыльский, О.Гончар, М.Лукаш, М.Упеник, О.Тараненко, Л.Вышеславский и многие другие. Максим Рыльский, горячо поддерживая усилия вдовы М.Волошина по созданию музея, оставил теплые слова на титульном листе книги «Зимові записи»: «Милой Марусе с переводом одного стихотворения Максимилиана Александровича. 12.IV.64 г.»

За стенами поэтического приюта были скалы, застывшая магма вулкана и зеленые глины Карадага, богатства Сердоликовой бухты. Все это каменное великолепие делается истинным наваждением для каждого открывающего Коктебель. Камни собирают все. Поэты посвящают камням стихи. Можно составить столетнюю антологию поэзии, посвященную строгой красоте Восточного Крыма. Камни здесь стали поводом для множества открытий.

Так, О.Мандельштам — автор книги «Разговор о Данте», на Карадаге открыл литературную структуру «Божественной комедии». «Позволю себе маленькое автобиографическое признание, — писал Мандельштам, — черноморские камушки... оказали мне немалую помощь, когда созревала концепция этого разговора. Я откровенно советовался с халцедонами, сердоликами, кристаллическими гипсами, шпатами, кварцами и т.д. Тут я понял, что камень... дневник погоды, как бы метеорологический сгусток... как сама погода, выключенная из атмосферического и упрятанная в функциональное пространство». И далее: «Поэзия, завидуй кристаллографии... Камень... — аладдинова лампа, проницающая геологический сумрак будущих времен».

В зачарованном мире «Дома поэта» соединились токи древней земли с молодыми талантами. Здесь сами собой складывались дружбы, союзы, обручения, бывали и драмы разрывов. У многих наметились основные нити творческих биографий. Именно здесь Марина Цветаева познакомилась с Сергеем Эфроном и уехала из Коктебеля его невестой. Во флигеле, где нынче расположен один из служебных кабинетов, она завершила сборник «Юношеские стихи. 1913—1914». Сюда же Марина приезжала с дочерью Алей, с подругой С.Парнок, здесь началась ее дружба с О.Мандельштамом. О каждом из гостей дома можно рассказать столько же.

Сохранить эту ауру ставят целью сегодня сотрудники «Дома-музея М.Волошина». Потому на свидание с домом приходят сотни и тысячи людей. А дом ветшает... Во многие помещения уже невозможно войти — часть деревянных конструкций разрушена на 100% (заключение экспертизы «Крымпроектреконструкция» №БД-77—98). По мнению специалистов, большая часть музея «категорически аварийна». При этом из 78 тысяч гривен, запланированных в 1999 г. на ремонт Дома, до музея дошло только 3,5 тысячи.

Дома, как люди, — рождаются, живут... однако, в отличие от нас, они способны не умирать. В наших силах помочь им остаться для новых поколений. Афинский Акрополь, Нотр-Дам де Пари, дворцы Венеции, София Киевская бессмертны благодаря человеку, влюбленному в культуру. Античным Помпеям, как и нашим Михайловскому и Успенскому соборам, выпало счастье получить новую жизнь. Человек, если он в ладах с собственной совестью и с традициями народа, способен возродить не только красоту, но даже утраченное время.

Вход в мастерскую М.Волошина пока возможен, и много радости есть в том, чтобы видеть озаренные лица посетителей при встрече не с домом — с самим поэтом. Этот дом давно стал знаком, символом и образом М.Волошина. Новые поколения приходят в мастерскую, погружаясь в атмосферу бессмертных дружб, книг, в мягкое мерцание акварелей, в тайну улыбки царевны Таиах, слепок с головы которой поэт привез из Египта. Люди любят волошинскую Киммерию, его стихи об этой древней земле, где и сегодня археологи раскапывают не только отдельные фрагменты культуры древних аланов, тавров, хазар, греков, но целые городища, воссоздавая по словам М.Волошина «исторический портрет земли».

Андрей Белый, проведя много дней в доме М.Волошина, после смерти поэта записал: «Не музей — а дыхание жизни... один из культурных центров Европы».

В этот музей нынче я вошла не с парадного входа. Служебный кабинет сотрудников размещен в одной из пристроек. Предполагают, именно здесь была «келья» М.Цветаевой. Маленькая, свежевыбеленная комнатушка завалена каталогами, книгами, уставлена старинной, никогда не реставрированной мебелью. В «красном углу» на месте иконы помещена палитра художника. Остро пахнут сухие травы. Окна комнаты забраны решетками. Над одним из окон — фотопортрет Цветаевой. Поднимаю глаза, встречаюсь взглядом с Мариной. Не молчи! Спасите дом! — ее просьба и наказ.