Дело Гандзюк и тайная сеть общения подозреваемых

Прочитал в СМИ «откровения» обвиняемого Левина, сделанные им на последнем судебном заседании по делу о нападении на Екатерину Гандзюк (дело по обвинению В. Мангера и О. Левина в нескольких особо тяжких преступлениях, в частности организации нанесения умышленных телесных повреждений и покушения на умышленное убийство, совершенных по заказу, слушается в Днепровском районном суде г. Киева). В своих «откровениях» Левин говорит и обо мне. В частности о том, что будто бы летом 2019 года «люди от меня» нашли его в болгарском городе Варна и посоветовали уехать (то есть предупредили о возможном задержании).

Следует указать, что Левин упоминает меня не впервые, публично подавая ложную информацию. Очевидно, имеет ко мне определенные сантименты. На самом деле летом 2019 года я вообще не работал в правоохранительных органах и априори не мог заниматься Левиным. На должность заместителя генпрокурора меня назначили в октябре 2019-го и наделили полномочиями по организации процессуального руководства досудебным расследованием СБУ. Именно тогда я предметно занялся этим кейсом.

Мотивация таких «свидетельств» Левина для меня очевидна. Кроме своей защиты, он таким образом хочет «отблагодарить» меня за роль, которую я сыграл в его судьбе. Левин хорошо осознает, что если бы не я, он сегодня не был бы там, где есть, — на скамье подсудимых. Именно мы установили точное местонахождение Левина за границей, с помощью болгарских коллег обеспечили задержание, а потом быстро решили вопрос об экстрадиции в Украину, где его и взяли под стражу. На все это нам понадобилось всего-навсего пять месяцев, два из которых ушло на то, чтобы вернуть Левина в Украину. Для экстрадиции это рекордно сжатый срок. Обычно процедура экстрадиции длится намного дольше — часто годы. Например, решение вопроса об экстрадиции судьи Чауса из Молдовы по запросу компетентных органов Украины продолжалось более четырех лет — с марта 2017 года (к тому же оно так и не получило логического правового завершения, но это уже другая история). 

О деталях задержания Левина и процессуальных перспективах этого производства я рассказал в интервью ZN.UA «Дело Гандзюк. Слово предоставляется прокурору». Тогда я отметил: Левин говорил мне лично, что его предупредили о возможном задержании в Варне, после чего он перебрался в Бургас. 

Так получилось, что после задержания Левин именно мне дал согласие сотрудничать со следствием по «делу Екатерины Гандзюк». Он также сообщил, что заинтересованные лица «рекомендовали» ему придерживаться определенной линии поведения, предусматривающей всяческое препятствование его экстрадиции и публичное провозглашение заявлений о предубежденности следствия.

Не могу оглашать все, о чем мы с ним говорили, считаю это неприемлемым. Хотя, наверное, для многих эта информация была бы интересной. Мне было важно закрепить все это процессуально, поскольку лишь после этого все сказанное обрело бы доказательную силу. И для этого был четко продуман план расследования. Но его не удалось реализовать, поскольку Венедиктова сразу же после назначения на должность генпрокурора забрала у меня это производство. 

По понятным причинам сейчас Левин всячески отрицает свою тогдашнюю готовность сотрудничать со следствием. Зато документальным подтверждением его согласия на это было заявление на имя прокурора города Бургас (Болгария), написанное в болгарской тюрьме (затворе Бургаса) в моем присутствии (копию прилагаю). Это заявление было приобщено к делу об экстрадиции Левина, которое рассматривал болгарский суд.

Тогда же он письменно отказался от услуг украинского адвоката, которого ему предлагали «заинтересованные» лица. Это при том, что один из обвиняемых по этому делу настойчиво «помогал» Левину с адвокатами, приезжавшими в Болгарию во время его пребывания там. Также по просьбе Левина я посещал его в СИЗО СБУ, где он делился известной ему информацией. Впервые я почувствовал, что позиция Левина меняется, в тот момент, когда произошла замена генпрокурора — Руслана Рябошапки на Венедиктову. А после моего освобождения от должности заместителя генпрокурора позиция Левина сменилась на прямо противоположную.

В этом нет ничего неожиданного и экстраординарного. Думаю, Левин после смены генпрокурора сразу сориентировался в политической конъюнктуре в правоохранительной сфере, а следовательно, и в своем деле. На это также могли повлиять «заинтересованные» лица, которые «работали» с ним в нужном направлении даже во время его пребывания в Болгарии. Кроме того, практика показывает, что после пребывания под стражей многие подозреваемые кардинально меняют свои показания. Не стал исключением и Левин. 

На мой взгляд, большой ошибкой следствия стал перевод Левина из СИЗО СБУ в Лукьяновское СИЗО. В СИЗО СБУ максимально обеспечивалась его изоляция от внешнего общения. Зато в Лукьяновском СИЗО несравненно лучшие условия для такого общения — контактов с нужными людьми, заинтересованными в его свидетельствах, координации действий, обмене информацией.

Насколько мне известно, недавно была попытка перевести Левина из Лукьяновского СИЗО в другое место содержания, но она оказалась неудачной. 

Впереди в судебном заседании — допрос свидетелей (в т.ч. уже осужденных лиц), которые будут важными для результата в этом деле. Вполне вероятно, что «письма» от Левина через хорошо организованные каналы коммуникации доходят до свидетелей и других нужных людей. Таким образом могут согласовываться общие позиция и план действий. Считаю, что в подобных обстоятельствах Офису генпрокурора (к Венедиктовой не обращаюсь — она уже сделала свое дело) следовало бы применить все меры для недопущения противоправного влияния на свидетелей.

Находясь на должности заместителя генпрокурора, я предлагал предпринять соответствующие шаги для безопасности членов семьи Левина. Однако его убедили поступить иначе. Напомню, что после задержания Левина его жена в марте 2020 года из Болгарии через Москву перебралась в оккупированный РФ Крым. Этот факт уже сам по себе весьма красноречив и о многом свидетельствует… 

Все статьи Виктора Трепака читайте здесь.