Буква мира. Дух войны…

После пяти дней ожесточенных боев между российскими и грузинскими войсками, при посредничестве президента Франции Николя Саркози Москва и Тбилиси договорились о прекращении огня. По словам секретаря Совета национальной безопасности Грузии Александра Ломаи, соглашение предусматривает шесть условий. Во-первых, это прекращение огня. Во-вторых, обустройство гуманитарного коридора для вывода с обеих сторон раненых и мирного населения и обмена пленными.
В-третьих, возвращение грузинских войск в места постоянной дислокации. В-четвертых, вывод российских войск на позиции до конфликта.
В-пятых, формирование международной миротворческой миссии. (По словам Александра Ломаи, время на это будет определено специальными переговорами.) И наконец, в-шестых, создание международных гарантий безопасности Абхазии и Южной Осетии.

Окончательный, согласованный текст соглашения имеет существенные отличия от того варианта документа, который был озвучен Дмитрием Медведевым во время его совместной пресс-конференции с Николя Саркози. Прежде всего обращает на себя внимание отсутствие пункта о начале международного обсуждения будущего статуса Южной Осетии и Абхазии. Кроме того, соглашение предусматривает формирование международной миротворческой миссии, что не было конкретизировано в озвученном российским президентом заявлении после его встречи с Саркози.

Международное сообщество приветствовало решение прекратить огонь. Несмотря на существенные коррективы, внесенные в первоначальный вариант, президенты Южной Осетии и Абхазии Эдуард Кокойты и Сергей Багапш одобрили текст и в четверг в присутствии Дмитрия Медведева и главы российского МИДа Сергея Лаврова подписали документ о принципах урегулирования. Не исключено, что этот план станет основой резолюции Совета Безопасности ООН по урегулированию конфликта в Грузии. Как вероятно и то, что вслед за этим соглашением международным посредникам придется разработать что-то более основательное, выполнение чего будет гарантировано Евросоюзом, ООН или ОБСЕ.

Но жизнеспособность принятого соглашения будет определять то, насколько в нем будет заинтересована Москва в кратко- и среднесрочной перспективе. К тому же это рамочный документ, в нем сформулированы политические принципы урегулирования кризиса, а вовсе не механизм решения грузино-осетинского и грузино-абхазского конфликтов.

Главной задачей соглашения было скорейшее прекращение наступления российских войск в Грузии, а также создание предпосылок для оказания гуманитарной помощи стране в целом и мятежному региону в частности. Поэтому в документе много сделано «под Россию», чтобы Москва согласилась остановить продвижение своих войск. Например, при отсутствии положения о начале международного обсуждения будущего статуса Южной Осетии и Абхазии документ все же не гарантирует территориальной целостности Грузии. Сергей Лавров говорит, что любой документ об урегулировании конфликтов на территории Грузии будет бесполезным, если в нем будет упоминание о территориальной целостности страны. (Напомним, что неизменной целью Цхинвали и Сухуми остается их независимость от Тбилиси, признанная международным сообществом.) И вот уже Дмитрий Медведев заявляет, что Россия поддержит любое решение Южной Осетии и Абхазии в отношении статуса этих республик и будет служить их гарантией в мире…

Документ, по большому счету, не решает даже вопрос о прекращении огня. И хотя госсекретарь Соединенных Штатов Кондолиза Райс предупредила Москву, что Россия окажется в изоляции, если не будет соблюдать условия соглашения, россияне уже сейчас их нарушают. Так, российским военным политическое руководство РФ дало карт-бланш на то, чтобы открывать огонь в случае «новой агрессии с грузинской стороны». Иными словами, командиры военных подразделений сами решают, будут ли они придерживаться условий документа, который был составлен на основании устных договоренностей. Как показывают последние события, россияне так и поступают, возлагая всю вину за возобновление перестрелок и артиллерийских обстрелов на грузин. А отсутствие в стране международных нейтральных наблюдателей еще больше провоцирует российских военных. Ведь уже после того, как вступил в силу режим прекращения огня, в Поти были потоплены грузинские корабли, а в ряде грузинских городов российская армия открывала стрельбу. Подобное вовсе не способствует предотвращению гуманитарной катастрофы, которая сегодня надвигается на Грузию…

Анализ пунктов соглашения о прекращении огня показывает, что это промежуточный документ, который требует подготовки и подписания ряда дополнительных документов, оформленных в соответствии с международным правом. Кремль, во всяком случае, уже ставит вопрос об этом. «Было принято заявление о принципах урегулирования конфликта, то есть выработана основа для соглашения, которое предстоит еще подписать и принципы которого только что были согласованы южноосетинской и абхазской сторонами», — сказал в четверг Дмитрий Медведев на встрече с российскими военнослужащими. — «Хотел бы специально подчеркнуть, что никакие декларации не смогут заменить обязывающего документа, и мы будем на этом настаивать».

И вот здесь у сторон конфликта могут возникнуть серьезные разночтения относительно принципов, зафиксированных в соглашении о прекращении огня. Например, при обсуждении содержания документа о неприменении силы. Или другого ключевого вопроса — о формировании международной миротворческой миссии. Последнее будет трудно сделать, учитывая разные стратегические цели сторон конфликта — Грузии и Российской Федерации.

Так, в Тбилиси полагают, что один из главных пунктов принятого соглашения — то, что Москва впервые согласилась на участие международного контингента в миротворческой операции. Ведь в Грузии считают, что в зоне грузино-осетинского и грузино-абхазского конфликтов нет непредвзятых миротворцев, которые бы поддерживали мир, а не участвовали в конфликте на стороне сепаратистских режимов. По мнению грузин, действия России в последние годы слабо согласуются с миротворческими, которые подразумевают, как сказано в «Большом толковом словаре русского языка», поддержку мирного состояния в тех районах, где произошел вооруженный конфликт. При этом миротворец — всегда нейтральная сторона, которая «примиряет ссорящихся, враждующих, способствует прекращению войны».

Но готовы ли в Москве на допуск миротворцев из других стран? И от какой международной организации голубые каски будут иметь мандат на свое пребывание в зоне грузино-осетинского конфликта? ООН? ЕС? ОБСЕ? Или СНГ? Готовы ли принять решения об отправке в горячую точку на Южном Кавказе правительства западных стран? Каково будет содержание мандата миротворцев в зоне конфликта — документа, который определит формат и содержание действий голубых касок в регионе? От ответа на эти вопросы зависит, во-первых, количество присутствующих в зоне конфликта российских солдат. Во-вторых, насколько России удастся восстановить свое влияние на Южном Кавказе в целом и в Грузии в частности. В-третьих, степень готовности вовлечения Запада в урегулирование конфликта. Полученные ответы будут демонстрировать степень влияния России на принятие решений европейскими политиками, а также то, насколько далеко готовы пойти Соединенные Штаты в своем давлении на союзников в Европе в формировании миротворческой миссии в Грузии.

Ряд стран Евросоюза полагает, что, с учетом происшедшего в Грузии нынешний миротворческий формат в Абхазии и Южной Осетии исчерпал себя. Но в Сухуми, где международных посредников — ООН и ОБСЕ — обвиняют в беспомощности при эскалации конфликтов, категорически против вывода российских миротворцев, действующих в зоне грузино-абхазского конфликта по мандату СНГ, и прихода вместо них голубых касок любой другой международной организации. Россия, в свою очередь, «руководствуясь своими международными обязательствами и чувством ответственности за поддержание мира и стабильности в регионе», также намерена продолжить миротворческую миссию в Абхазии, несмотря на решение Тбилиси объявить российские войска в регионе оккупационными и денонсировать соглашение об их присутствии.

В Южной Осетии, где власти сепаратистской республики всегда чувствовали поддержку Москвы, также не намерены отказываться от присутствия российских миротворцев, находящихся в зоне конфликта с 1992 года. Тогда в Дагомысе Борис Ельцин и Эдуард Шеварднадзе подписали т.н. Сочинское соглашение, в соответствии с положениями которого в зоне конфликта находятся Смешанные силы по поддержанию мира. Они состоят из трех батальонов — грузинского, российского и южноосетинского — по пятьсот военнослужащих в каждом. Их главное предназначение — поддержание мира в зоне конфликта и его разрешение мирными, политическими средствами.

Примечательно, что в отличие от Абхазии, в Южной Осетии миротворческие силы не имеют мандата СНГ: в рамках Содружества такое решение не принималось, а деятельность Смешанных сил по поддержанию мира регулируется решением Смешанной контрольной комиссии по урегулированию грузино-осетинского конфликта, созданной на основе двустороннего грузино-российского соглашения «О принципах урегулирования грузино-осетинского конфликта» 1992 года. (С этими документами можно ознакомиться по адресу http://www.peacekeeper.ru). И российским высокопоставленным чиновникам, которые в последнее время постоянно говорят о том, что «российские миротворцы, которые на основании мандата СНГ выполняют свой долг по урегулированию конфликта», не мешало бы лучше ознакомиться с первоисточниками. Кстати, соглашение «О принципах урегулирования грузино-осетинского конфликта» так и не было ратифицировано грузинским парламентом.

Однако грузино-российская война изменила ситуацию. И теперь в Кремле утверждают, что мандат миротворческих сил в зоне грузино-южноосетинского конфликта будет сформулирован заново, а присутствие россиян усилится. «Прежний механизм не может быть задействован в том виде, как он был раньше. Какие коррективы будут вноситься — не буду комментировать. Это дело политическое», — заявил заместитель начальника Генштаба Вооруженных сил России Анатолий Ноговицын. При отсутствии четко сформированной позиции ЕС, ОБСЕ и ООН время сегодня играет на россиян, которые попытаются закрепить свои позиции в Южной Осетии при помощи новых документов. Но с другой стороны, маловероятно, что активный участник конфликта, действовавший вне рамок полномочий Смешанных сил по поддержанию мира и осуществлявший агрессию против суверенной страны, стал бы в одночасье нейтральным миротворцем. Однако Кремль, где стремятся сохранить Грузию в сфере влияния России и оставить под дальнейшим контролем Москвы весь Южный Кавказ, похоже, эти нюансы не беспокоят…

У Тбилиси и Москвы могут возникнуть серьезные разночтения и по поводу принципа, зафиксированного в соглашении о прекращении огня — «выход российских войск на позиции до конфликта». В Тбилиси это трактуют как выход с территории Грузии, в том числе и из Южной Осетии. В Москве говорят только о той части грузинской территории, которая контролировалась центральным правительством до начала грузино-осетинского вооруженного конфликта в начале августа. К тому же, несмотря на положения соглашения, российские войска пока и не думают даже выходить за линию, разделяющую Грузию и ее мятежную территорию. Российские солдаты и тяжелая техника и далее находятся в Гори, Сенаки и других грузинских городах.

Как передают западные СМИ, по данным Пентагона, с начала боевых действий в регион было введено как минимум восемь-десять тысяч российских военнослужащих. Учитывая, что в Абхазии, в соответствии с решением совета глав государств СНГ «Об использовании Коллективных сил по поддержанию мира в зоне грузино-абхазского конфликта» от 22 августа 1994 года, предусмотрено, что численность миротворцев составит 2,5—3 тысячи человек, сейчас в Грузии общая численность российского контингента составляет 11—13 тысяч солдат и офицеров. При этом российские военные затрудняются назвать точные сроки вывода войск с территории Южной Осетии, но заявляют, что там останется «группировка, которая будет способна выполнять миротворческие функции в случае внезапного обострения конфликта». «Существующую группировку тоже непросто в одночасье развернуть на 180 градусов. Организация марша в места дислокации требует определенной подготовки», — заявляет Анатолий Ноговицын.

Все вышесказанное демонстрирует, насколько эфемерно соглашение о прекращении огня, которое вовсе не тождественно договору о прекращении войны.