Александр МОРОЗОВ: «Приватизация Ощадбанка — как минимум, не дело ближайшей перспективы»

Александр Валериевич Морозов родился 20 сентября 1966 года в Киеве. В 1989-м окончил Киевский институт народного хозяйства. В 1996—2000 годах работал заместителем финансового директора, вице-президентом акционерной компании «Госинвест». В 1999—2000 годах — председатель наблюдательного совета НАСК «Оранта». В 2001—2002 годах — председатель наблюдательного совета ЗАО «Европейский страховой альянс».

Депутат Верховной Рады Украины четвертого созыва, член комитета ВР по вопросам финансов и банковской деятельности, глава подкомитета по вопросам небанковских институтов.

Женат, двое детей.

Начавшийся процесс компенсации обесцененных вкладов вновь привлек внимание общественности к ситуации в Государственном ощадном банке Украины. В последние годы это финансовое учреждение только теряло свои рыночные позиции, доказывая небесспорный тезис о том, что государство не может быть эффективным собственником. Или все-таки может? Но тогда при каких условиях?

В июле даже появилась информация о том, что Ощадный банк выставят на продажу. И в него якобы придут иностранные инвесторы. Но, как впоследствии оказалось, слухи о продаже банка несколько преждевременны. Более того, его новый руководитель, народный депутат Украины Александр МОРОЗОВ видит для Ощадбанка совершенно другие перспективы…

— Александр Валериевич, насколько я понимаю, одной из главных проблем, сдерживающих развитие Ощадбанка, является меморандум, накладывающий ограничения на операционную деятельность.

— Действительно, речь идет об ограничениях, которые были введены в 2003 году по условиям подписанного Украиной и Всемирным банком меморандума, а также соответствующим постановлением НБУ. Тот меморандум мы называем «меморандумом стабильности», он, конечно, сыграл свою положительную роль в финансовом оздоровлении банка, помог выйти из непростой ситуации, в которой банк тогда находился. Но сегодня нам необходимо как можно быстрее переходить к новому меморандуму, который мы называем «меморандум развития». При тех ограничениях, которые сейчас существуют, Ощадбанк попросту не может не то что развиваться, но даже называться полноценным банком…

— Уверены ли вы, что Ощадбанк уже готов возобновить развитие?

— Судите сами. Банку удалось достичь главной цели, поставленной в меморандуме: регулятивный капитал, который в 2003 году был отрицательным, сейчас достиг уровня адекватности требованиям НБУ (соответствует нормативу адекватности). Кроме того, на 1 августа мы впервые сумели сформировать 100-процентные резервы под активные операции. О качественном улучшении в менеджменте говорит и то, что, несмотря на отсутствие финансирования и действующие ограничения, банку удается получать хоть и незначительную, но прибыль.

В то же время, будучи зажатым в жесткие нормативные тиски, банк сейчас стремительно теряет свои позиции на рынке привлечения средств и их размещения.

С учетом нынешней тенденции к снижению доходности банковских операций это привело к уменьшению среднемесячных объемов пополнения регулятивного капитала за счет прибыли банка. Важным фактором, негативно влияющим на уровень прибыльности, являются и дополнительные ограничения НБУ, которые не были предусмотрены условиями меморандума. Они запрещают кредитование субъектов хозяйственной деятельности. Поэтому если сейчас не пересмотреть условия меморандума и дополнительные ограничения НБУ, то еще до конца текущего года начнется регресс, и показатели снова начнут ухудшаться.

— Услышали ли вас в Нацбанке и Всемирном банке? Существуют ли конкретные договоренности о пересмотре условий меморандума и снятии дополнительных ограничений НБУ? Можно ли уже назвать конкретные сроки?

— В принципе, мы вроде бы находим понимание и во Всемирном банке, и в Национальном, и в правительстве. То, что пока нет окончательного результата, объясняется особенностями летнего сезона: в период отпусков сложно собрать вместе представителей всех заинтересованных сторон.

— Только ли этим?

— В полученных нами предварительных предложениях к новому меморандуму Всемирный банк представил свое видение дальнейших путей развития Ощадбанка. В нем представлены два альтернативных сценария. Первый — продолжить снижать затраты хирургическими методами. Он предполагает 40-процентное сокращение филиальной сети и раздробление Ощадбанка на ряд отдельных региональных банков с государственной или частной формой собственности. Этот вариант для нас неприемлем, поскольку означает потерю национального масштаба.

Второй вариант — скорейшая приватизация Ощадбанка.

— Вы уже заявляли, что считаете продажу Ощадбанка в настоящий момент нецелесообразной, хотя президент уже даже проводил на этот предмет какие-то переговоры с представителями австрийского Erste Bank. Аргументируйте, пожалуйста, свою позицию.

— Я — человек достаточно либеральных экономических взглядов, но считаю, что приватизация Ощадбанка — как минимум, не дело ближайшей перспективы. В принципе, об этом говорить можно. Но для начала необходимо решить целый ряд вопросов по оптимизации не только самого банка.

У нас, в Украине, далеко не прозрачная система владения коммерческими банками. В отличие от цивилизованных государств, где регулятор — центральный банк — имеет четкое представление о собственниках банков, вплоть до конкретной семьи или конкретного гражданина. Мы же можем только догадываться, кто владеет в том числе и крупнейшими коммерческими банками. Я считаю это не только экономической, но и политической проблемой. Ведь когда толком не известны владельцы банков из первой десятки или двадцатки и до конца не понятны истинные цели акционера, владеющего контрольным пакетом, то, в принципе, такие банки могут представлять определенную угрозу не только для экономической, но и для политической системы страны.

Ощадбанк — это больше, чем банк. Это 34 тыс. сотрудников, 93 млн. счетов и 6,5 тыс. отделений. Почти половина из них пока убыточны. Но они выполняют в том числе и социальную функцию, являясь частью государственной инфраструктуры, как почта, дороги или телефон.

А если выбирать между приватизацией или не приватизацией… Первое, что сделает новый владелец банка, — избавится от убыточной части. И сократит как минимум вдвое количество существующих отделений. Что, в принципе, можем сделать и мы, если поставим перед собой задачу добиться повышения эффективности работы банка любой ценой.

Поэтому нужно понимать, какую цель преследует государство, говоря о приватизации. Если заработать на его продаже, то, на мой взгляд, достаточного количества средств для бюджета сейчас получить не удастся. По оценкам того же Всемирного банка — не более 1 млрд. грн.

Но при минимальных инвестициях со стороны государства где-то в миллиард гривен стоимость банка уже через год достигнет как минимум миллиарда долларов. Таким образом, вложения в банк, если государство хочет заработать на его приватизации, окупятся уже через год в соотношении один к пяти. Для этого, помимо наращивания капитализации, будет достаточно сделать элементарные шаги по оптимизации его структуры и финансовому оздоровлению.

— Ваша точка зрения находит отклик у высших лиц государства?

— Сейчас мы проводим последний круг согласований в Нацбанке и правительстве. Мне обещано, что в ближайшее время состоится еще одна встреча по этому поводу с президентом. Сразу после этого мы соберем наблюдательный совет и утвердим на нем меморандум и стратегию развития банка. С господином Третьяковым уже есть договоренность, что это обязательно произойдет до середины сентября.

— Кстати говоря, после того как вы стали и.о. председателя правления Ощадбанка, обязанности главы его наблюдательного совета исполняет господин Третьяков, первый помощник президента. Не правильнее ли было бы, чтобы должность главы наблюдательного совета досталась представителю Нацбанка или правительства?

— В действующем законодательстве существуют ограничения по участию в наблюдательных советах не только членов правительства, но и руководства Нацбанка. Поэтому, на мой взгляд, было бы правильно устранить эти коллизии, приняв специальный закон об Ощадбанке. И как только определимся со стратегией развития, мы приступим к подготовке такого законопроекта.

Для Ощадбанка не могут действовать те же нормативы, что и для всех других коммерческих банков. По одной простой причине: он является не обществом с ограниченной ответственностью, а обществом с дополнительной ответственностью. И, согласно статье 57-й Закона «О банках и банковской деятельности», государство гарантирует все вклады населения в нем. Сейчас у нас есть гарантия на все 5 млрд. грн. вкладов, которые размещены на депозитах в банке. Не считаться с тем, что существует такая гарантия, невозможно. Поэтому нормативы к Ощадбанку можно было бы прописать в отдельном законе.

— Кстати, о требованиях закона. Когда вы снимете с себя депутатские полномочия?

— Должен вам заметить, что должность главы НС Ощадбанка не требовала от меня сложения моих депутатских полномочий, хотя заявление об этом я написал еще в июне. Сейчас, до окончательного согласования моей кандидатуры с Нацбанком, я только исполняю обязанности председателя правления. Как только моя кандидатура будет окончательно утверждена, с меня будут автоматически сняты депутатские полномочия.

— А почему назначение затянулось? Существуют проблемы с согласованием вашей кандидатуры в Нацбанке?

— Нет, это связано только с процедурными и «сезонными» особенностями летнего периода. 28 июля этот вопрос был рассмотрен Киевским региональным управлением НБУ, и было получено положительное заключение. Сейчас вопрос находится в Нацбанке, и там собираются в ближайшее время его рассмотреть.

— А не переоцениваете ли вы свои возможности без серьезного хирургического вмешательства преобразовать, честно скажем, архаичную и заскорузлую структуру Ощадбанка?

— А почему австрийцы могут это сделать, а мы нет? Они ведь не привезут из Австрии 10 тыс. или 34 тыс. человек и не заставят их здесь работать. В любом случае, реализовывать их начинания будет местный персонал. Когда речь идет о реализации нововведений по управлению банком и его развитию, мы совершенно четко представляем, как преобразовать его, получить совершенно иной в качественном отношении продукт. Конечно, это задача не нескольких месяцев или даже года. Речь идет о сроке как минимум в два с половиной — три года.

— Где вы возьмете деньги? Ведь, помимо наращивания капитализации, понадобятся огромные ресурсы, чтобы выйти на качественно новый уровень услуг. А ведь это серьезные затраты не только в технологическую структуру и коммуникации, но и персонал. Сможет ли государство изыскать для этого средства?

— Проблема прежде всего в том, чтобы выйти на нормальный уровень уставного капитала. Конечно же, мы нуждаемся в инвестициях, но развиваться можно и за счет привлеченных средств. У нас есть возможности привлекать долгосрочный дешевый ресурс в развитие собственно банка.

Приоткрою небольшой секрет. У нас сейчас на выходе подписание меморандума с Deutsche Bank, который готов с нами работать как с агентом, который будет сопровождать все инвестиционные проекты Deutsche Bank в Украине. Они готовы инвестировать средства в нашу инфраструктуру. Конечно, они при этом не отказались бы стать и акционерами Ощадбанка, но в принципе не ставят это условие при подписании договора о сотрудничестве. Мне кажется, что мне удалось убедить их в том, что сейчас приватизация Ощадбанка не в интересах государства. И они отнеслись к этому с пониманием, поскольку для них сотрудничество с нашим банком интересно в любом случае.

— А как быть со стоимостью этих инвестиционных ресурсов? Не произойдет ли так, как в случае с «Нафтогазом», когда кредит был взят далеко не по оптимальной цене? Ведь кредитование по программам того же Всемирного банка происходит под значительно более низкие проценты…

— Взгляд Всемирного банка на наши перспективы, как я уже говорил, пока не полностью совпадает с нашим собственным. Не скрою, мы заинтересованы в получении займа от Всемирного банка. Но чтобы вести дальнейшие переговоры с этой организацией, необходимо выработать единую позицию всех заинтересованных сторон: президента, правительства, Национального банка.

— А как продвигается вопрос с наращиванием капитализации Ощадбанка?

— Состоявшееся в понедельник совещание по бюджету на 2006 год глава государства как раз и закончил тезисом о необходимости значительного увеличения капитала Ощадного банка…

— Насколько значительного увеличения? Ранее вы говорили о сумме в полмиллиарда гривен.

— На совещании президент заявил о необходимости наращивания уставного капитала Ощадбанка как минимум на миллиард гривен и дал достаточно четкое указание на сей счет премьер-министру сделать это в максимально возможном объеме уже в этом году. Пока поручение было в устной форме, но в ближайшее время будет оформлено письменно.

Конечно, в нынешнем бюджете изыскать для этого средства в полной мере вряд ли удастся. Мы уже провели по этому поводу предварительную консультацию с министром финансов. Вероятнее всего, в нынешнем году за счет переформатирования некоторых расходных статей можно будет выделить для этой цели около ста миллионов гривен. Остальная сумма, при условии хороших поступлений от приватизации, будет внесена в уставный капитал Ощадбанка уже в следующем году.

— Вы отказались от идеи выкупа эмиссии Ощадбанка Нацбанком с последующей передачей этих акций Минфину?

— Этот путь все-таки требует внесения целого ряда изменений в законодательные и нормативные акты. Поэтому после экспертной проработки вопроса мы пришли к выводу, что проще действовать по существующей процедуре. По сути, частичное увеличение капитала в нынешнем году и включение в проект бюджета статьи о его значительном наращивании в 2006-м является для Нацбанка серьезным сигналом, открывающим возможность для снятия действующих ограничений.

— Добившись повышения капитализации, вы, насколько я понимаю, начнете активно участвовать в реализации всевозможных госпрограмм. Распределять бюджетные денежные потоки очень заманчиво — есть за что побороться…

— При рассмотрении вопросов бюджета будущего года президент категорически возражал против включения в бюджет расходов на приобретение какого-либо оборудования, основных средств, машин. В том числе и по тем категориям льготников, для которых различными законами это предусмотрено. Вместо этого он предложил все, что возможно, отправлять на кредитование в банки, причем не только государственные. Речь может идти о выдаче госгарантий при получении кредита, компенсации процентов или даже тела кредита.

Именно таким образом, например, будет реализовываться программа кредитования приобретения и строительства жилья для военнослужащих. Кстати, мы уже в этом году можем выделить около 200—300 млн. грн. на эти цели по согласованной с Министерством обороны процедуре. А в следующем году планируем довести эту цифру до миллиарда. А правительство будет включать в свои расходы погашение процентов по этим кредитам. Естественно, для тех, кто прослужил 10—15—20 лет, может быть предусмотрено и погашение основной суммы кредита. Единственное, что необходимо, — согласовать порядок.

— Есть еще один вопрос, который я не могу не задать. Многим хорошо известно, что и в 1999 году, и в 2002-м, после тогдашних выборов, Ощадбанк становился технически банкротом, поскольку был донором предвыборной кампании представителей власти. В прошлом году такой участи ему удалось избежать, так как и ресурсов особых уже не было, и банк находился под очень тщательным наблюдением. Не является ли ваша нынешняя спешка с наращиванием капитализации и выходом из-под опеки Всемирного банка попыткой изыскать дополнительный источник финансирования для партии власти в период выборов?

— Я понимаю, что все мои заверения, что на самом деле это не так, все равно будут подвергаться сомнению. Гарантии от подобного использования банка заложены во всех нынешних механизмах контроля со стороны НБУ. Правительство и Верховная Рада контролируют нашу деятельность через наблюдательный совет. У НБУ есть все возможности ежедневного мониторинга наших операций, поэтому любые попытки осуществления действий, о которых вы говорите, сразу же станут видны. Есть еще и 34 тысячи сотрудников банка, далеко не каждый из которых симпатизирует нынешней партии власти, а не то что является ее членом. Это своеобразный контроль изнутри. Поэтому любые попытки использовать Ощадбанк в недобросовестных целях сразу же стали бы достоянием общественности.

— Ну хорошо, но ведь ставя вопрос о наращивании капитализации, вы наверняка преследуете и какие-то цели по рыночной экспансии. Все последние годы Ощадбанк свою рыночную долю только терял. А как намерены ее отвоевывать?

— Безусловно, мы будем это делать. Конечно, вернуть 50 или 30% рынка вкладов физлиц, как это было в 1996-м или 1998-м, вряд ли удастся — слишком серьезные появляются конкуренты. Но мне кажется, что удерживать как минимум 10% рынка для Ощадбанка вполне по силам. Мы пока недостаточно используем одно из главных своих преимуществ — гарантию государства по вкладам. Уровень доверия населения к финансовым учреждениям все еще низок. Деньги украинских граждан работают на экономику не более чем на 25—30%. И не ограниченная суммой ответственность государства перед вкладчиками Ощадбанка могла бы стать для многих из них очень серьезным аргументом.

Также значительный потенциал мы видим в переходе госучреждений и предприятий на обслуживание в госбанки. По крайней мере, в рамках зарплатных проектов. Мне кажется сомнительной ситуация, когда зарплаты бюджетников перераспределяются через коммерческие банки. Сегодня министр выбрал какой-то коммерческий банк, а завтра у этого банка появились серьезные проблемы. Как в таком случае решать вопросы погашения задолженности по зарплате?

— Не кажется ли вам, что «силовой» отъем бюджетных ресурсов у коммерческих банков не слишком корректен с рыночной точки зрения?

— Во-первых, мы не добиваемся принятия какого-либо решения об эксклюзивности, которое бы «загнало» все госструктуры на обслуживание к нам в банк. Я считаю, что это неправильно. Но и ситуацию, когда в госбанках обслуживается менее 20% госпредприятий, расцениваю как не совсем приемлемую. Наши коммерческие банки уже достаточно окрепли, чтобы больше сконцентрироваться на обслуживании негосударственного сектора. Который и сам уже достаточно велик, чтобы обеспечить огромное поле деятельности для финансовых учреждений. А госбанки в большей степени могут обслуживать госпредприятия. Еще раз подчеркиваю, что здесь не идет речь о какой-либо эксклюзивности или силовом отборе.

— Согласен, формальных постановлений может и не быть. Но вот устоит ли министр или другой госчиновник перед «устными рекомендациями» вышестоящего руководства?

— Если чиновник или банк, в котором он обслуживается, сможет аргументированно доказать, что наше качество услуг объективно хуже, чем то, которое получает сейчас это предприятие, то…

— А вы уже готовы предоставлять сравнимые по качеству услуги?

— Да, особенно после создания консорциума с Укрэксимбанком, которое, я надеюсь, произойдет уже в сентябре. Также одной из наиболее приоритетных задач для нас сейчас является внедрение информационных технологий. Эта работа ведется не на пустом месте. Поэтому комплексное решение этой задачи мы надеемся получить уже через год-полтора. Но прежде всего нам необходимы политические решения по вопросам, о которых мы уже говорили. Поскольку они находятся вне компетенции правления или даже наблюдательного совета.

— Довольны ли вы нынешним финансовым положением банка?

— Конечно, я не могу быть полностью довольным нынешними показателями. Хотя здесь пока не может быть особых претензий к руководству банка, поскольку оно работало в рамках известных ограничений. С другой стороны, не может не вызывать тревогу достаточно большой процент сомнительных кредитов. Здесь мы уже сделали определенные шаги. Поскольку банк государственный, невозвращение выданных им кредитов является, по сути, хищением государственных средств. Президент недавно подписал соответствующее распоряжение, и сейчас работники нашего департамента, которые занимаются возвратом задолженностей, активно сотрудничают с работниками прокуратуры, МВД и СБУ.

Конечно, мы стараемся по возможности найти «мирные» пути погашения сомнительных кредитов. Но существует и такая их категория, когда понятно, что уже нет ни людей, которые подписывали кредитные договора со стороны заемщиков, ни юридических лиц, взявших эти кредиты. Это, по сути, безнадежные кредиты. Подобные «хвосты» нам необходимо списать, чтобы перестать формировать под них резервы и высвободить за счет этого кредитные ресурсы. Это очень большой объем работ, поскольку в Ощадбанке достаточно сложная и многоступенчатая процедура списания этой задолженности. Хотя сам объем таких кредитов в зависимости от подходов к расчету составляет 5—7% кредитного портфеля, что, конечно же, не является для банка критической нагрузкой.

— Сейчас Ощадбанк приступил к масштабной работе по погашению коммунальных долгов граждан за счет их обесценившихся сбережений. Но у этой проблемы есть и другая сторона. Хотелось бы знать, Александр Валериевич, как вы оцениваете возможность компенсации обесценившихся сбережений за счет России? Перспективно ли добиваться этого в международных судах, если действительно были найдены документы, подтверждающие факт перевода средств Сбербанка УССР в центральный офис Сбербанка СССР в 1991 году?

— Мне кажется, что с точки зрения международного права перспектив не очень много. Хотя мне сложно говорить о том, какие это документы, поскольку я их не видел и ими не располагаю. Хочу акцентировать внимание на том, что Ощадбанк ведь не является правопреемником Сбербанка СССР. Обязательства по компенсациям обесценившихся вкладов взяло на себя государство. Хотя и не совсем корректно, поскольку этот долг до сих пор не числится как внутренний.

С другой стороны, мы не можем безучастно относиться к этой проблеме, поскольку понятно, что обесценившиеся вклады зачастую ассоциируются именно с нашим банком. Действительно, как объяснить простому человеку, который именно в этом отделении, принадлежащем Ощадбанку, открыл обесценившийся затем вклад, что это уже совсем другой банк, и он не имеет к Сбербанку СССР никакого отношения? Хотя все это правда.

Имидж Ощадбанка серьезно зависит от того, насколько эффективно государство будет решать проблему компенсации обесценившихся вкладов. Поэтому мы будем готовить предложения на сей счет и активно обсуждать их с правительством. Хотя окончательное решение, конечно же, за Кабинетом министров.