Танцы на могиле врага

Мы не всегда контролируем свои мысли и эмоции. Осознанно или нет, можем желать смерти другому человеку. Но не просто человеку, а врагу и обидчику. Почему горе одних вызывает неприкрытое ликование у других? Где грань между "добром" и "злом", и можно ли оправдать пожелание смерти?

Компенсация боли и гнева

- Как известно, явное желание смерти отличается от намерений ее организовать - совершить убийство, - говорит психолог Елена Иваницкая. - Как правило, "довести дело до логического конца" под силу далеко не каждому, и это прекрасно. Иначе бы люди уничтожили друг друга. Но и сама мысль о смерти пусть даже "врага" носит деструктивный характер, негативно сказываясь на психике. Человек днями, годами сидит и ждет возмездия - над соседом, тещей, депутатом. И если этого не происходит, а "враг" живет, наслаждаясь жизнью, - ненависть усиливается, наступает раздражительность, злость, которая может вылиться в более серьезные заболевания.

Новость о том, что Путин якобы умер, мгновенно облетела информационное пространство и вызвала настоящее ликование. Все, затаив дыхание, выжидали - только бы оказалось правдой. Народ мгновенно подхватил, что "ПТН" не "ПНХ", а уже "ЗДХ", забыв и об экономических проблемах в стране, и о шоковом повышении цен на коммуналку. Как будто эта смерть разрешила бы все наши проблемы. То же касается серии громких смертей, имеющих отношение к политике. По "лайкам" и комментариям под постом, рассказывающим о гибели публичного человека, можно судить, насколько его любили и уважали или ненавидели.

- В смерти как в физическом исчезновении врага человек видит не только воздаяние по заслугам, но и избавление от того зла, тех проблем, с которыми конкретная личность связана, - поясняет Елена Иваницкая. - Имя конкретного политика прямо или косвенно связано с кризисом и войной, а значит - массовой гибелью людей. Поэтому радость от его возможной кончины вполне объяснима.

- Смерть - это запретная, "сложная", табуированная тема, - продолжает тему психолог Светлана Ройз. - Тема, связанная со страхом и болью. И с обесцениванием. Жизнь - самая большая ценность. Мы обесцениваем чужую жизнь, когда доходим до предела своего страха и боли, и/или… когда вплотную подходим к вопросу - "чем и зачем я живу". Фраза Раневской - "в одних людях живет Бог, в других дьявол, в третьих только глисты" - особенно актуальна для кризисных, "краевых", травматических времен. Реакция на "кризисную" информацию обнажает наши собственные травмы и подавленные эмоции. Она выводит на поверхность нашего внутреннего Бога, дьявола и "глистов". Мы живем во время, когда все ощутили иллюзорность безопасности - телесной, эмоциональной, ментальной. Мы все столкнулись с тем, что невозможно спрогнозировать и проконтролировать будущее. Обратная сторона тревоги - гиперконтроль. Обратная сторона страха - гнев. Обратная сторона страха перед персоной большой важности - обесценивание, высмеивание. Обратная сторона гиперчувствительности - цинизм. Вытесненная телесная агрессия, невозможность что-то изменить, открыто проявить гнев (как и страх) превращается в агрессию "ментальную", в агрессию "пожеланий". В ней много от страха за свою жизнь и жизнь своих детей. Много от собственной беспомощности, бессилия. И много от желания компенсации своей тревоги и боли. Напрямую нам не у кого просить и требовать компенсации, этот гнев переносится на любого, кто ассоциируется с нанесением боли. Триггером такой реакции может быть фамилия, внешность, должность, национальность. Важно, что те, кто находится сейчас в деятельной позиции - реальной работе, помощи, кто проявляется активно, реагируют на все более зрело и осознанно.

По зову предков

Традиции желать смерти врагу и радоваться ее факту уходят корнями в доисторические времена. По случаю победы устраивались празднования. Часто традиции "требовали" не только "танцев на костях", но и отсечения, вырезания и даже поедания жизненно важных органов противника - головы, глаз, сердца… Дескать, употребил в пищу сердце врага - обладаешь его мощью. У многих народов эта вековая традиция сохранялась до конца XIX века, начала научно-технической революции, принесшей человечеству как средства связи, так и переосмысление бытия и предрассудков.

В своей работе "Мы и смерть" Зигмунд Фрейд пишет: "Мы признаем смерть чужаков и врагов и прочим им смерть подобно первобытному человеку. Разница лишь в том, что мы не в самом деле насылаем на них смерть, а только думаем об этом и желаем этого. Но когда вы согласитесь с существованием этой так называемой психической реальности, вы сможете сказать: "В нашем бессознательном все мы и поныне - банда убийц. В тайных наших мыслях мы устраняем всех, кто стоит у нас на пути, всех, кто нас огорчает или обижает. Пожелание "Черт бы его побрал!", которое, являясь безобиднейшим междометием, так часто вертится у нас на языке, в сущности, означает: "Смерть бы его побрала!" - и наше бессознательное вкладывает в него мощный и серьезный смысл. Наше бессознательное карает смертью даже за пустяки; как древнее афинское законодательство Дракона, оно признает смерть как единственную меру наказания преступника… Хорошо еще, что все эти свирепые желания не наделены никакой силой. Иначе род людской уже давно бы прекратился, и не уцелел бы никто - ни самые лучшие и мудрые из мужчин, ни самые прекрасные и очаровательные из женщин. Нет, не будем заблуждаться на этот счет, мы по-прежнему те же убийцы, какими были наши предки в первобытные времена".

Если рассматривать желание смерти человеку с точки зрения религии, то это большой грех, даже если объект желания - враг, уверены представители церкви. Считается, что все это спровоцировано не сознанием человека, а бесами, которые блуждают вокруг него, внушая хитростью и коварством ложные мысли и злые желания. Лишать жизни может лишь сила, давшая ее, то есть Бог. С другой стороны, религия в некоторых случаях лояльна в отношении смертной казни, скажем, преступника - маньяка, убийцы. Такой вид карающих действий, конечно, считается общественным видом зла, но допустимым в исключительных случаях. В частности, тогда, когда убиение является единственной справедливостью. Например, на войне…

В реакции средневековой толпы, радостно, с неприкрытым волнением созерцающей четвертование, обезглавливание или повешение, словно на шоу, чувствуется одновременно и ужас, и ликование, и любопытство. Почему?

- Смерть и все мистическое, непонятное, что связано с ней, всегда привлекали внимание человека, - поясняет Елена Иваницкая. - Это, скорее, подсознательное, нежели осознанное, ведь никто до сих пор так и не знает, а как "там"? Что происходит с душой "после" - все-таки "в рай", или "в ад"? Наблюдая за публичной казнью, средневековый обыватель ожидал каких-то событий, действий после умерщвления - вылетит ли "злой дух", поднимется ли "ведьма" ввысь, раздастся ли гром небес? Ожидания, с одной стороны, усиливались настроениями, сформированными законодательным органом (это - преступник, и он заслуживает смерти). С другой стороны, поведением самой толпы, народной массы, смысл которой сводится к правилу "быть как все". Именно этот "табунный инстинкт" мы наблюдаем, анализируя некоторые реакции пользователей в социальных сетях, строящиеся на оценке события, поведения, личности. К слову, инстинкт, которым легко манипулировать…