После событий в Керчи я ежедневно получаю вопросы от родителей: как так могло произойти? Как обезопасить своих детей? Что делать, чтобы такое не случилось с нами? Какие меры безопасности нужны в школах?
И я честно отвечала: я не знаю, мне тоже страшно, для меня это тоже боль, боль, как и у всех нас, связанная с ощущением нереальности случившегося, с непониманием и отсутствием хоть какой-то логики. Я тоже, как человек, не могу объяснить и осмыслить, что двигает людьми, способными на массовое убийство. Как бы ни было страшно это осознавать, но больше всего подобные события мне напоминает русскую рулетку: неизвестно когда и где выстрелит в следующий раз. Это ужасает, пронизывает до дрожи, но мы не способны этим управлять. Мир так непоправимо изменился.
Но любую проблему нужно решать с ее осознания и с понимания, что она существует, ведь подобных случаев становится все больше.
Важно осознать, что мы мало знаем о психических расстройствах, очень плохо справляемся с их диагностикой и совсем не занимаемся лечением и социализацией людей с такими расстройствами. А людей этих становится все больше и больше. И проблема не в том даже, что отсутствует сама диагностика, а в том, что большинство психологов, продиагностировав, не знает, что с этими результатами делать дальше. Школьные психологи часто неоправданно и необдуманно тестируют всех подряд сомнительными тестами, свободно делятся их результатами с педагогами и с самими детьми, публично оглашают данные, сопровождая это неосторожными комментариями и шуточками, часто провоцируя детей на ответную реакцию - агрессию, слезы, недоверие. В результате - отсутствие желания делиться со специалистом тем, что вызывает хоть какое-то сомнение в нормальности.
Имидж школьного психолога очень теряет от этого, и доверить свои тайны человеку, который не только не соблюдает этические нормы, но и ассоциируется у ребенка с учительским коллективом, мало кто решается. О психиатрах вообще говорить не приходится. Повести ребенка к психиатру - верх родительской смелости. Более того, сейчас в Украине острый дефицит детских психиатров. Старые кадры уходят, а заменить их практически некем. Да и имидж у психиатрии с советских времен весьма испорчен в силу ее использования как карательного органа.
В советские времена лечение предполагало лишь купирование симптомов и изоляцию социально опасных граждан от условно здорового общества. Как это ни печально, но сейчас на авансцену лечения психических расстройств выходят люди, которые не то что не имеют медицинского, но и базового психологического образования. Мода лечить острые психические расстройства гомеопатией и арт-терапией приводит к тому, что психические расстройства становятся чуть ли не мейнстримом, своеобразной "фишкой" и даже признаком "гениальности". Хотя важно понимать, что, как бы там ни хотелось мамам, но большая часть детей, например, с аутизмом все-таки имеет умственную отсталость. Однако диагностировать это можно только в результате применения достаточно объемных методик, и квалификация специалиста в данном вопросе тоже будет иметь решающую роль. Ведь важно избежать как невнимательности к симптомам, так и гипердиагностики. Но что уж говорить, если взрослые люди больше доверяют тесту в Фейсбуке "Движется ли у вас картинка", чем походу к специалисту?!
Есть еще одна правовая коллизия, которая может сыграть свою роль в возможности правильно диагностировать психическое расстройство у подростка. Дело в том, что с 14 лет человек имеет право самостоятельно решать, хочет ли он быть осмотрен врачом-психиатром и пройти лечение. Да, вот такой неуравновешенный подросток может сказать свое "нет", и даже родители не вправе заставить его не то чтобы пройти лечение, но и просто не смогут привести на осмотр к врачу. А ребенка до 14 лет психиатр может осмотреть только в присутствии обоих родителей. То есть если один родитель по каким-то личным мотивам не желает этого осмотра - закон не даст права его провести без дополнительных судебных решений.
Сфера предоставления психиатрической помощи и лечения психически больных людей - одна из самых сложных в Украине. С одной стороны, важно соблюдать права человека и невозможно ограничивать его свободы, с другой - его здоровье, ведь психически больной, как правило, не осознает свои проблемы, но имеет право самостоятельно принимать решение о своем осмотре и лечении. В случае, если такой человек отказывается от обычной медицинской помощи, родственники не имеют права госпитализировать его даже в обычную больницу без его согласия, даже "по скорой". Медицинское вмешательство в случае отказа пациента возможно лишь в исключительных случаях, когда есть прямая угроза его жизни или жизни других людей, медработники же предпочитают не рисковать.
В случае с керченским стрелком мы должны понимать, что парень легко и без сложностей получил право на оружие, пройдя все процедуры, в том числе и осмотр психиатра. По правде говоря, сам осмотр у психиатра по данному поводу, так же как и для получения водительских прав, проходит в виде короткой беседы и проверки на присутствие в базе данных, в которую ты можешь быть занесен только в случае обращения за психиатрической помощью ранее. В свете получения водительских прав напомню: автомобиль - тоже источник повышенной опасности, и немало умышленных массовых убийств проходили с применением именно автомобиля, использованного как оружие. Вспомним Канны. Надо также отметить, что право на выдачу таких справок имеет великое множество частных контор, которые никем и никак не контролируются. Разве после этого всего мы застрахованы от тех, чей мозг дает сбой?
А вот почему же он дает сбой? Есть же все-таки хоть какие-то причины?.. Очень часто на подобные действия идут дети и подростки, которые долго и беспрерывно подвергаются травле в школе. Да, после продолжительного булинга человек может принять решение, что пора уж и отомстить обидчикам, при этом обидчиками он признает всех - и тех, кто непосредственно его обижал и унижал, и тех, кто равнодушно молчал. Совокупность травматизаций может привести человека к решению, что его жизнь ничего не стоит, но принимая решение о добровольном уходе, он пытается утащить с собой на тот свет как можно больше обидчиков, считая это вполне достойной сатисфакцией за свое долготерпение и посрамление. Если это все накладывается на не слишком здоровую психику, то результат обязательно будет трагичным, если никто не вмешается раньше.
Проблема еще в том, что родители подростков в большей мере озабочены тем, какие результаты ВНО будут у ребенка и в какой вуз его затолкать, чем тем, насколько он психически здоров и не нужна ли ему помощь психолога или психиатра. Более того, в тот момент, когда они готовы привести ребенка к психологу, уже могут быть налицо необратимые процессы, когда реально помочь ребенку уже будет сложно. А в тот момент, когда ребенок вступил в подростковый возраст, протестные реакции станут еще круче и непредсказуемее.
Не буду исследовать причины, которые привели к трагедии в Керчи: очень много известных нам обстоятельств не выяснены или противоречат друг другу, но в большинстве подобных случаев мы все-таки имеем дело со стремлением к самоуничтожению, а по сути - с самоубийством. Надо сказать, что самоубийство противоречит самому важному инстинкту - инстинкту самосохранения, а значит - уже не может считаться нормой. Природа заложила в нас мощный инстинкт самосохранения, поэтому если мозговая деятельность в норме, мы никогда не сможем причинить себе вред.
Люди, склонные к аутоагрессии, начинают получать удовольствие от боли, а в особо тяжелых случаях сами наносят себе травмы и ранения. Аутоагрессией и нарушением инстинкта самосохранения можно считать и такие опасные увлечения, как руферство, зацеперство, трейнсёрфинг, склонность к пищевым расстройствам, например к анорексии. Кстати именно эти виды "увлечений" особенно облюбовали подростки. Но недаром любая попытка самоубийства - всегда повод к постановке человека на психиатрический учет.
Французский социолог Эмиль Дюркгейм называл подобные виды самоубийств аномическими. Аномическое самоубийство - самоубийство, связанное с потерей ценностной системы в обществе: когда в обществе старые социальные нормы уже не работают, а новые - еще не сформировались. Это состояние Дюркгейм назвал социальной аномией, которая, с его точки зрения, характерна для трансформирующихся обществ (например, переживающих быструю урбанизацию или переход под другую юрисдикцию).
И все-таки реальные симптомы возможно увидеть задолго до того, как процесс стал необратимым, а значит - шанс помочь ребенку есть и будет.
В подавляющем большинстве случаев склонные к суициду люди заранее заявляют о своих суицидальных намерениях. Подростки делают это самыми разными способами: бросающимся в глаза поведением, например бегством из дома, внешним видом и манерами, изменением отношения к еде, вербальными высказываниями: "мне все это надоело", "скоро я не буду никому мешать", "вам скоро станет проще". Часто такие склонности проявляются и в рисунках: рисование черных крестов с толстыми перекладинами, черных стрел, могил, черных цветов, пронзенных сердец, окровавленных ножей, сцен насилия. Наиболее типичный в этом случае спектр цветов в рисунках - черный и красный. Больше всего родителей должны насторожить реальные практические шаги детей и подростков по подготовке суицидального действия, например, собирание таблеток из домашней аптечки или поиск в Интернете опасных веществ.
Необходимо отличать и суицидальные попытки, направленные на привлечение внимания к себе, но в любом случае даже ребенок, решившийся таким образом шантажировать родителей, все равно нуждается помощи. И поход к психологу не будет в этом случае лишним.
Нам еще долго придется размышлять над причинами и последствиями того, что случилось в Керчи. Но, может, пора уже наконец оторваться от компьютеров и взглянуть на наших детей незамутненным взглядом любящих родителей, включиться в их жизнь, пока не поздно, пока они еще верят нам и замерли в ожидании того, что мы будем их внимательно слушать. Может, тогда мы еще успеем им помочь, помочь бросить оружие. Пока не поздно…