Однажды, на одном из форумов для эмигрантов, я прочитала, что покинувший свою страну человек переживает три стадии адаптации.
Изначально он якобы впадает в эйфорию и восторгается даже обыденными вещами, потом тонет в депрессии и, наконец, пройдя путь тоски и печали, втягивается ежедневными хлопотами в новый ритм жизни. У каждого человека этот период трансформации разный, но в среднем занимает около года-двух. Я, скорее всего, болтаюсь где-то между первой и второй ступенью адаптации, а потому не знаю, как лучше начать свою историю. Фразой "Заберите меня отсюда!" или "Приезжайте сюда скорее!"
Ныне я живу в часе езды от столицы Эквадора Кито. Недалеко от нашего городка расположен главный аэропорт столицы. Это территория частного сектора, клубничных полей и гор. Последние тут диктуют свои правила игры. Они достаточно высоки, хотя до ближайших вечно заснеженных вершин часа два езды на автомобиле. Горы пронизывают ручьи, стекающие с их вершин. Они с разной силой бегут вниз, омывая на своем пути каменистое дно русел и орошая многочисленные поля и сады жителей Анд.
Повыше, там, где по-настоящему холодно, а давление у неподготовленного путника начинает скакать от перегрузок, ибо высота над уровнем моря более трех тысяч метров, водится форель, бегают олени. В заповедных зонах обитают очковые медведи, пумы, кондоры. Однако дикие звери очень редкие гости у подножий гор. За полгода проживания тут единственные хищники, забревшие в наш двор, - чукури. Это маленькие зверьки, чем-то напоминающие ласок. Маленькие воришки, когда я их приметила, искали маис.
Здесь много птиц. Это настоящий рай для орнитологов. Соколы, ястребы, орлы, филины, стервятники, голуби, колибри различных размеров и мастей, кардиналы, воробьи, отличающиеся от наших задиристым "ирокезом". Там, где теплее, обитают знаменитые на весь мир туканы, попугаи. Всего в Эквадоре почти одна тысяча семьсот видов пернатых, родина которых - именно эта земля.
Иногда я растягиваюсь на траве и наблюдаю за тем, как среди туч танцуют ястребы. Чаще они парят в одиночку, высматривая себе обед среди зазевавшихся цыплят. Но иногда их танец парный. Птицы то приближаются, то отдаляются друг от друга, лишь изредка взмахивая крыльями. Это волшебное зрелище длится недолго. Они буквально тают в облаках. Не уступает в зрелищности хаотичное метание по небу стервятников. Эти птицы появляются группой. Их всегда дюжина, а то и две. Санитары высматривают умерших собак, овец, морских свинок, которых тут разводят, кстати, в качестве корма.
Надо признать, участь последних вызывает у меня грусть. Их никто тут не водит к парикмахеру, не подтачивает им коготки и тем более не высматривает корма с витаминами, не дарит игрушек. Их тут едят. Мясо морских свинок в Эквадоре считается деликатесом, а одна тушка зверька стоит около восьми долларов, в зависимости от веса. Есть у морских свинок еще одна функция, которую европеец будет считать варварской. Не так давно шаманы, или колдуны той местности, где я сейчас обитаю, использовали этих грызунов для магических заклинаний, а больных "откачивали" еще живыми морскими свинками. Надо сказать, что после таких экзекуций зверьки умирали. А шаманы, препарируя их, пытались разобраться, с каким же недугом к ним пришел пациент. Мол, если у морской свинки деформированы почки, то, наверняка, от того же страдает больной.
Один из тех, кто верит шаманам, - мой новый знакомый сеньор Вольтер. Много лет назад ему начал сниться один и тот же сон. В своих грезах, он стоял возле дерева авокадо, что и ныне растет через дорогу от его дома. А некая сущность предлагает ему золотые слитки. Они ярко переливались во сне сеньора Вольтера, а тот еле сдерживался, дабы не взять их в руки. Останавливала его просьба соблазнителя. Тот просил взамен богатства отдать ему дочь. Отказывался от золота во сне мужчина несколько лет кряду. Именно столько повторялось его сновидение. И вот как-то дочь Вольтера заболела. Сильно. Семья тогда обратилась к местному шаману. Тот, проведав о ночных видениях мужчины, предположил, что под авокадо, столь настойчиво являещимся во сне сеньору, зарыт клад. Со временем девочка выздоровела, а о снах Вольтера узнал сосед, на территории которого и росло то самое дерево. Уже совсем скоро тот разбогател. Сосед выстроил новый дом, обнес его высоким забором и стал несколько нелюдим. Вольтер часто думает: а что было бы, если бы он во сне согласился взять то золото?
Тут любят говорить о богатстве и золотых слитках, оставленных древними цивилизациями. Время от времени такие разговоры подтверждаются различными находками. Мои эквадорские родственники рассказывают, что на том участке, где ныне стоит наш дом, при его строительстве они также находили некие древние глиняные сосуды, однако зарыли их назад, дабы огород банально не отобрали власти, сделав очередным местом раскопок.
Землю эквадорцы чтят, и есть за что. Во-первых, она не везде плодоносит. Ближе к горам в ней много камней, и тогда, никакой аграрной ценности она не представляет. Но даже та, что дарит хороший урожай, часто находится на склонах, чем затрудняет ее обработку. Во-вторых, в Эквадоре сложно найти свободный клочок земли. В силу истории вся территория страны некогда была разделена между новыми хозяевами, прибывшими на континент после Колумба. И даже когда система рабского труда была отменена, а многочисленные земли, занятые завоевателями, поделили между индейцами и потомками "белых", та стала частной собственностью уже новых господ. Ярким примером ценности квадратных метров тут может служить история, недавно случившаяся в одном из пригородов столицы.
Есть такой населенный пункт - Тумбако. Он расположен совсем недалеко от Кито. В нем самом мало достопримечательностей. Центральный собор, маркет, школа, музей, несколько неплохих ресторанов и небольшой сквер в центре. Однако за его территорию идут нешуточные бои. Некогда земли, окружавшие городок, и те, на которых построен он сам, были частными владениями. В начале прошлого века собственник их продал. Все 1600 гектаров. На тот момент у него было три дочери. Теперь их наследники требуют вернуть им все эти квадратные метры в собственность. Мол, сделка была какой-то мутной, да и наследницам якобы тогда ничего не досталось. Некий местный суд даже вынес решение в пользу потомков этих трех сестер и обязал власти Тумбако вернуть земли, на которых ныне стоит городок, в приватные руки. Чиновники схватились за голову и обратились к юристам. Тяжба еще не закончена. Все же страсти вокруг земли - из-за ее стоимости. Нехватка "свободных" метров породила небывалый скачок стоимости земли. На сегодня один квадратный метр в Тумбако и его окрестностях колеблется от 100 до 200 долларов. И, как прогнозируют сами эквадорцы, стоимость земли в столичном регионе будет только расти.
Если же я уже заговорила о застройке, то, надо признать, пригороды столицы выросли хаотично и мало приспособлены для пеших прогулок. Тут достаточно узкие тротуары, иногда они отсутствуют вообще, или же их полностью занимают бойкие торговцы, вываливают на них мешки с мусором, поджидая службы, которые должны их убирать. А бывает, местные жители расставляют стулья на узеньких тротуарах и выходят посмотреть на прохожих.
Часто, чтобы перейти на другую сторону, приходится лавировать между автомобилями, мчащимися на достаточно высокой скорости. На переходах отсутствуют светофоры, а на "зебру" водители не обращают никакого внимания. Для меня главные лихачи на этой дороге - водители общественного транспорта. В пригороде главным средством передвижения между населенными пунктами остаются автобусы. Огромные машины вместимостью в сто человек, как правило, несутся под семьдесят километров в час, лишь немного притормаживая на остановках. И хотя официальные правила дорожного движения тут предостерегают - ехать можно не превышая пятидесяти, на них часто закрывают глаза.
Какие же такие эквадорцы? Иногда в их взгляде я чувствую боль, тоску, какую-то христианскую покорность внешним обстоятельствам. Не следует забывать, что еще совсем недавно их родители и деды были рабами. И хотя теперь они все свободны, в их памяти жива несправедливость по отношению к ним. Возможно, от этого они с какой-то боязнью и даже неприязнью смотрят на незнакомого "белого" человека, стараясь понять, ожидать ли им агрессии по отношению к себе. Но поняв, что им ничего не угрожает, расслабляются и предстают в совершенно ином свете. Опять же, я говорю о людях, живущих в провинции. Столица уже стала иной, и порой ее не отличить от какого-либо жаркого крупного мегаполиса развитой страны.
В Кито многолюдно, тесно, спешно, есть парки, скверы, строят метро, в булочных продают ароматные "французские" батоны, наливают ром, учатся готовить эспрессо, как в Европе, западные бренды открывают в крупных торговых центрах свои бутики, пропагандируется здоровый образ жизни, растут высотки, а модницы носят под мышками йоркширских терьеров. В деревнях другой порядок. И хотя, многие провинциалы каждое утро едут "поднимать" Кито, все же их уклад жизни, меняется не так резко.
По соседству с нами живет сеньора Мария. Она перебралась сюда с севера Эквадора. Там, откуда она родом, мало работы, а потому женщина ищет заработки тут. И хотя она свободный человек, я иногда сравниваю ее положение с рабским. Марии позволено жить в доме и пользоваться землей в обмен на уход за участком. Денег она за свои труды не получает, однако имеет крышу над головой. Таких семей, чья жизнь напоминает рабский труд, в округе немало. Присматривать за участками, пока хозяева обширных территорий где-то за границей или же работают в самой столице, часто нанимаются старики и многодетные семьи. Говорят, что понемногу отношение к их труду меняется, им даже начинают выплачивать хоть и небольшие, но деньги, а честные работодатели даже оформляют им страховки.
Надо сказать, с работой в Эквадоре сейчас сложно. Кое-кто винит в нехватке рабочих мест нынешнего президента Ленина, другие ворчат, что, мол, виноваты в этом приезжие. А именно - венесуэльцы, которые якобы массово ринулись в страну в поисках лучшей жизни. По официальным данным, их тут уже около миллиона. Некоторые беженцы рассматривают Эквадор как перевалочную базу, с которой легче добраться до Чили, Аргентины или рвануть в Панаму. Иные оседают тут, соблазняясь на местную валюту - американский доллар. Венесуэльцы готовы работать неофициально. Этим пользуются недобросовестные работодатели и предлагают им меньшую зарплату, чем коренным жителям. Эквадорцы по-разному относятся к приезжим. Чаще ворчат. Ибо нагрузка легла не только на фонд рабочих мест, но и на социальную сферу. Намного многолюднее стало в больницах, увеличилось количество социально нуждающихся, несколько вырос уровень преступности, еще более проблематично стало добираться на общественном транспорте.
Сеньор Антонио, живущий неподалеку, один из тех, кто по-доброму относится к приезжим. У него есть небольшой участок земли и два дома на нем. В одном живет он с семьей, а другой сдает квартирантам. Недавно там поселился венесуэлец с женой. Сначала арендатор исправно платил. Но, вот уже четыре месяца квартирант стыдливо опускает глаза и говорит, что ищет работу. Жена сеньора Антонио ворчит, что пора выгонять таких квартирантов, но сам Антонио только вздыхает тяжело и тайком от супруги делится с ними то сахаром, то картошкой, а то и вовсе отдает свой обед или ужин. Причина тому - детство мужчины.
Когда Антонио был малышом, его оставили родители. Отдали на попеченье бабушке и дедушке. А те, едва мальчику исполнилось семь, выгнали его из дома. Что было причиной такого поступка его родственников, сеньор Антонио не помнит. Говорит, тогда было очень обидно, он плакал. Но домой его уже не пускали. В слезах мальчик пошел к дороге. Там стояли люди, и он встал недалеко от них. Подъехал автобус, и малыш забрался в него. Водитель не обратил внимания на него - подумал, что тот не один. Антонио уснул. Разбудили его уже в Баньосе - маленьком курортном городке, куда, собственно, и ехал автобус. Малыш тогда выбежал на конечной и стал скитаться. Очень хотел есть. Одинокий семилетний мальчик скитался по свалкам и искал что-нибудь съедобное.
Так прошло несколько дней. Ему повезло. Его заметили добрые люди. Ему предложили крышу над головой и работу. Чтобы заработать на хлеб, малыш чистил, таскал, копал, вытирал, делал все, что скажут хозяева той небольшой гостиницы, в которую он попал. Он никогда не ходил в школу, он мало играл с другими детьми и всегда с обидой и тоской вспоминал о том доме и тех людях, которых когда-то считал родными. А те его не искали. Когда же Антонио вырос, создал свою семью, с ним случилась иная удивительная история.
Как-то он нанялся сторожем к одному богатому господину под Ярукилем. В его обязанности входило присматривать за домом во время отсутствия хозяев, поливать деревья, делать мелкий ремонт. Жил Антонио с женой там же, в отдельном небольшом домике для слуг. Как-то на Рождество пара осталась без куска хлеба. Хозяин, обещавший накануне рассчитаться с ним за работу, не приехал. В доме нашлось лишь немного кукурузы. С нее Антонио и попросил жену сделать лепешки. Делать было нечего, и та принялась за "праздничный" ужин. Вдруг в дверь постучали. Антонио открыл и увидел старика. Тот, запинаясь и смущаясь, объяснил, что очень голоден, и попросил еды. Женщина была очень недовольна. Им самим было нечего есть. Однако Антонио признался чужаку, что у них есть маисовые лепешки и он может поделиться ими. Старик согласился, взял их, поблагодарил и вышел. Тогда же Антонио вспомнил, что не предложил старику воды. Налил стакан и быстро вышел в ночь. Но вокруг уже никого не было. Он долго вслушивался в темноту и всматривался в дорогу, что шла от их дома к общей трассе. Ровную, чистую от деревьев или кустов, широкую дорогу, свернуть с которой было просто невозможно. Старика нигде не было. Через короткое время в двери снова постучали. Это был хозяин. Он извинялся, что не смог приехать накануне. Отдал долг и привез много еды для пары. Фрукты, какао, хлеб, мясо, птицу. С тех пор дела у Антонио пошли в гору.
Впрочем, не каждая провинциальная история имеет тут счастливый конец. Не так давно мы поднимались в горы. Хотели посмотреть, водится ли ныне в ручьях рыба, и поискать свой счастливый ветер. Незаметно для себя мы забрались слишком далеко, пришлось переходить реку вброд, и мы оказались около заброшенного дома. Как мне потом рассказали, раньше он принадлежал сеньору Франциску. Однажды с ним случилась трагедия. О ней жители поселков Ла Гача и Ла Тола узнали с приходом воды. Ручьи, протекавшие по деревням, разом наполнились жирной и вкусной рыбой. Люди были рады неожиданному подарку небес и жадно выгребали из узких ручьев ниспосланные им обеды и ужины. Ближе к вечеру в одну из деревень спустился сеньор Франциск. Оборванный и промокший. Он что-то безумно бормотал и то падал на колени возле ручьев, что-то крича, то принимался хлебать из каналов воду.
Когда-то сеньор Франциск добровольно заточил себя среди гор. Он поселился в одном из каньонов и оборудовал питомник для форели. Несколько лет ушло у Франциска, чтобы его задумка превратилась в доходное дело. На выходные к Франциску приезжало немало любителей тихой охоты. В будние дни он оставался совершенно один. Хотя нет. Компанию ему составляла рыба. Его жена и дети жить среди гор, без электричества, канализации и прочих благ цивилизации, отказались. Возможно, Франциск грустил из-за этого. Этого никто не знал. Он никогда ни с кем не делился тем, что было у него на душе. Говорят, дела у Франциска шли в гору. У него водилась первоклассная форель, и со временем завелись деньги. Какой суммой обладал Франциск, также никто не догадывался, однако поговаривали, что немалой. Как-то небо пролило на эти земли больше воды, чем того желали люди. Дождь не прекращался неделями. Он с силой вгрызался в землю, разрушая все на своем пути, что обладало слабой волей к жизни. Он сломал все заграждения, все бассейны сеньора Франциска. Теперь между его рыбой и волей ничего не стояло. И форель ушла. Вместе с ней и все, что нажил сеньор Франциск. Это были банки. Много стеклянных банок, наполненных долларами. Все, что Франциск собирал годами. Мужчина не доверял финансистам и считал, что капитал следует держать под полом. Поговаривают, кое-кто из селян собрал не только форель. А сеньор Франциск в тот день сошел с ума. Его лечили в клинике для душевнобольных, но он так и не поправился.
Тут в горах часто дуют ветра. Это обусловлено резкой сменой температуры, скачущей от настоящего зноя в полдень до достаточно прохладных восьми-десяти градусов ночью. Иногда я устаю от них, прячусь в дом и ворчу, будто те, услышав о моем недовольстве, утихнут. Но сейчас сезон ветров, и, видимо, не остается ничего иного, как смириться с их присутствием. Иногда же, в знойные часы, я наслаждаюсь ими. Ветра легко разносят запахи по округе. Будь то аромат свежескошенной травы, цветков мандаринов или пирожков, которые сеньора Беатрис выпекает каждые выходные. Ветра подхватывают эти ароматы и танцуют с ними, растворяясь высоко в облаках, где-то там, где продолжают свой парный танец габиланы.