Поддержать
Украинская кампания ударов по нефтеперерабатывающим заводам в России, развернутая с лета 2025 года, уже изменила энергетическую и финансовую картину страны-агрессора. Если еще год назад подобные атаки выглядели, скорее, символическими, то сейчас они стали системным элементом экономического давления, который вводит российский топливный рынок в состояние продолжительного шока.
В течение прошлой недели украинские беспилотники нанесли ряд ударов по российским нефтетерминалам и НПЗ, в частности в Феодосии (Крым) и Уфе (Башкортостан). Самым резонансным стал удар 13 октября по крупнейшему нефтетерминалу в Крыму — по сообщениям, в пожаре пострадали несколько резервуаров. Предыдущий удар по этому же объекту 6–7 октября привел к масштабному пожару и дыму, спутниковые следы задымления достигали в длину почти 12 км. В Уфе 11 октября дрон-атака вызвала взрывы и пожар на нефтеперерабатывающем заводе «Башнефть-УНПЗ».
Эти и другие атаки продемонстрировали способность ВСУ выходить на критические энергетические узлы глубоко в тылу врага, нанося как экономический, так и имиджевый удар, вынуждая российскую сторону тратить ресурсы не только на оборону, но и на ликвидацию последствий.
По данным ряда аналитических агентств — от BBC Verify до Financial Times и российской «Сиалы», более трети нефтеперерабатывающих мощностей России находятся в простое. Речь идет о приблизительно 38–40% производственной базы, или около 2 млн баррелей нефти в сутки, которые перестали превращаться в бензин, дизель и реактивное топливо. Из 38 крупных российских НПЗ по крайней мере 21 был поражен с начала года, а в отдельных случаях — по несколько раз. Остановленные или частично выведенные из строя ключевые игроки отрасли: КИНЕФ в Киришах, Рязанский, Новокуйбышевский, Астраханский, Орский и ряд других заводов.
Для понимания масштаба энергетической базы России: в июне 2025 года страна добывала приблизительно 9,2 млн баррелей сырой нефти в сутки, в то же время экспорт готовых нефтепродуктов составлял почти 2,55 млн баррелей в сутки, а около 3 млн оставалось на внутреннем рынке. В том же месяце доходы от экспорта нефтяного сырья и нефтепродуктов составляли приблизительно 640–650 млн долл. в сутки. Эти данные показывают, что даже заметная потеря почти 2 млн баррелей в сутки переработки может создать существенный дефицит во внутреннем производстве и отрезать доходы от экспорта готовых продуктов.
У этих ударов три уровня эффективности — тактический, экономический и политический.
Тактическое измерение очевидно: украинские беспилотники все чаще долетают вглубь российской территории. Удар по Тюмени на расстоянии более 2000 км от линии фронта стал рекордным и продемонстрировал уязвимость даже так называемого глубокого тыла России. Этот факт имеет не только военное, но и психологическое значение — Кремль теряет чувство безопасности даже на Урале.
Экономический эффект измеряется масштабным сбоем в работе топливного рынка. По оценкам Bloomberg, дефицит бензина достигает 20% от внутреннего спроса. Производство бензина упало на миллион тонн только в сентябре, а дизельного топлива — еще ощутимее. Оптовые цены на топливо выросли на 40% с начала года, при этом розничные увеличились на 20–30%, несмотря на попытки государства заморозить тарифы. Результат — очереди на заправках в Сибири, на Дальнем Востоке, в Крыму и части Центральной России. Некоторые независимые АЗС закрылись, потеряв рентабельность из-за разницы между закупочной и разрешенной розничной ценами.
Если кампания ударов по российским НПЗ сохранится с нынешней интенсивностью и точностью, экономический эффект для Кремля станет критическим.
Уже сегодня, даже без полной остановки экспорта, потери от сокращения переработки и экспортных потоков превышают 100 млн долл. в сутки. При сценарии, когда атаки выведут из строя критическое количество заводов и режим будет вынужден поддерживать полный запрет на экспорт нефтепродуктов, ежедневные потери могут достичь 200–220 млн долл., или более 6 млрд долл. в месяц.
Кремль реагирует в обычной манере — временными запретами экспорта бензина и дизеля, популистскими заявлениями о полном контроле над ситуацией и административным давлением на ритейлеров. Но рынок, как и война, не терпит политической магии. Российские нефтеперерабатывающие мощности были модернизированы в 2010-х годах за счет западного оборудования, недоступного сейчас из-за санкций. Китайские или белорусские аналоги не могут быстро заменить сложные технологические узлы, в первую очередь крекинговые установки, которые являются ключом к производству высокооктанового горючего. Поэтому каждый новый удар не просто создает временные перебои, а фактически выводит из строя стратегическую инфраструктуру на месяцы.
Энергетический кризис уже начинает давить на экономику РФ на макроуровне. Снижение переработки приводит к меньшим поступлениям налогов и таможенных сборов, а следовательно, к меньшей аккумуляции средств в бюджете России, который и без того истощен войной. Хотя экспорт сырой нефти пока держится, логистика работает на грани. Морские порты Приморск, Новороссийск и Усть-Луга перегружены, а альтернативные маршруты технически непригодны или уже заполнены. Потеря даже нескольких насосных станций или резервуаров вследствие новых атак может разрушить баланс экспорта, от которого зависит финансирование войны.
Политический эффект этой кампании наименее измеряемый, но, возможно, самый опасный для Кремля. Российская власть может лгать об успехах на фронте, но не способна скрыть от граждан пустые бензобаки. В энергетическом государстве, где бензин — синоним благосостояния и стабильности, топливный кризис является мощным символом деградации.
Особенно показательна ситуация в Крыму, где бензин приходится продавать по талонам, а цены превышают среднероссийские. Это уже не просто логистическая проблема — это сигнал социального раздражения, которое с каждой неделей усиливается.
В отличие от формальных ограничений Запада, эти удары производят немедленный физический эффект — они уничтожают не деньги, а возможности. Без возможности перерабатывать нефть Россия вынуждена импортировать бензин из Беларуси, Китая или Южной Кореи, платя за него дороже, чем получает от экспорта сырой нефти. Это абсурдный, но вполне реальный финансовый цикл страны, ведущей войну против экономически более гибкого противника.
Эффективность украинских ударов по российским НПЗ можно назвать системной. Они не обрушивают экономику мгновенно, но шаг за шагом отрезают Москву от самой рентабельной части ее энергетического комплекса — внутренней переработки. В результате государство, десятилетиями гордившееся статусом «энергетическая сверхдержава», все больше напоминает нефтесырьевую периферию с топливными талонами, административными запретами и растущим недовольством в регионах.
Украина, используя собственный интеллектуальный и технологический потенциал, создала оружие не только военное, но и экономическое. И если летом 2025 года мир еще колебался, имеют ли удары по российским НПЗ стратегический смысл, то осенью сомнений не осталось: это одна из самых эффективных операций по разрушению экономического тыла агрессора в современной войне.
Следить в Телеграмме
Войти с помощью Facebook
Войти с помощью Twitter
Войти с помощью Google