Вертеп на марше

Много лет я встречала Рождество в селе на Прикарпатье. И всегда мы с детьми с нетерпением ждали прихода вертепа. Ничего особенного — обычный вертеп, сколоченный из сельских детей и подростков, в костюмах, сделанных из чего придется, старательно заученным рифмованным текстом на евангельские мотивы и дежурным набором колядок. Тексты, дети и костюмы год от года менялись. И только одно в одежде вертепа оставалось постоянным, как маршрут небесных тел: черти обязательно были одеты в форму солдат советской армии.

ВАС ЗАИНТЕРЕСУЕТ

Данилов ответил на предложение России о «рождественском прекращении огня»

Это легко понять: костюм доступный — в каждом дворе найдется батько-стрийко-вуйко, который отслужил «срочную» и вернулся домой в полном обмундировании. И в то же время символичный — в какой еще форме может явиться в дом приличного человека прихвостень дьявола?

«Черти» обычно отрабатывали роль весело, с огоньком. Пока Цари, Пастушки, Ангел, Смерть и другие персонажи тараторили свои слова, размахивая картонными мечами, косами и крыльями, черти при начищенных бляхах с пятиконечной звездой, затянутые в портупею и, как правило, выразительно пахнущие самогоном, рыскали по всей хате, приставали к хозяевам и домочадцам, мелко пакостили. Шли годы, менялись тексты и состав актеров, и только черти оставались советскими солдатами. Ни смягчение нравов не помогло, ни смена поколений, ни даже то, что форма поистрепалась и черти приобрели бомжеватый вид.

В этом году вертеп не пришел на «первое рождество», не придет и на «второе». Цари заняты: они возят генераторы, медикаменты и бочки с водой (вещи в наших обстоятельствах более ценные, чем ладан, миро и даже золото), ориентируясь по «звездам» — сигналам спутниковой связи. Солдаты сменили плащи с мишурой на пиксельный камуфляж. Матери укачивают на руках младенцев — живых и мертвых. Ирод посылает солдат на убийство, оправдываясь перед своими и чужими рациональным желанием «защитить порядок и интересы империи». Солдаты берут под козырек и бьют по надписям «Дети» из всех видов оружия. У них приказ. К тому же Евангелие не доносит до нас имен солдат, которые вырывали детей из рук матерей, резали им глотки, разбивали головы о камни. Все помнят только Ирода — и вся ответственность как будто лишь на нем. Но это означает, что с точки зрения небесного (как и земного) суда, каждый из этих солдат — Ирод. И отвечать придется не только за себя, но и за него.

Смерть отложила косу и пересела на комбайн. Небесное воинство получает пополнение каждый день, как будто кто-то в Небесной канцелярии объявил мобилизацию и готовится к крупному сражению.

ВАС ЗАИНТЕРЕСУЕТ

Россия планирует взорвать на Рождество несколько храмов на оккупированных территориях — InformNapalm

А тем временем в вертепе в разбомбленных дворах, у придорожных костров, в колоннах и малыми группами собираются, двигаются, бегут, говорят, стоят в очереди за водой — живут и умирают — люди. У каждого своя история, свой страх, своя надежда. Свое имя. Но это больше не имеет значения — все стерлось в тот момент, когда они лишились дома, когда их мир вдруг закончился, как будто кто-то задернул занавес, прервал спектакль раньше времени и погасил все огни. В сгустившейся тьме и грохоте люди смешались и слились в нечто единое и общее — одна роль, одна судьба и даже имя одно на всех. И не различить среди них единственную Святую Семью. В этом, вероятно, и заключается смысл рождественской мистерии: все обездоленные, все изгнанники, все спасающие своих младенцев и есть эта Семья.

Сложно сказать, в этом смятении мы выбираем роли или они нас. Ясно только одно: выбор делается поспешно, ни у кого нет времени на раздумья. Кто где стоит — там и хватаем реквизит. Кто-то опоясывается мечом. Кто-то натягивает смешной колпак со звездами. Кто-то рядится в форму советской армии и предстает чертом. А кому-то выпадают белые одежды ангела. Кто-то поспешно запрягает ослика, сажает на него младших, а всем остальным дает строгий наказ держаться за хвост покрепче, потому что остановок не будет, а кто отстал — тот пропал. Нельзя рисковать всеми ради одного, пусть даже самого дорогого. Математика — царица наук, потому что когда гаснет свет и земля уходит из-под ног, мы находим опору в простых арифметических действиях и ориентируемся по осям координат — свой-чужой, жизнь-смерть, больше-меньше (шансов, потерь, жертв, надежды).

Этот вертеп пройдет по всем дворам. И не будет окошка, в которое он не заглянет. Не будет двери, в которую он не постучит. Не будет человека, которому не хватит роли. Бессмысленно отказываться, прятаться за задернутыми шторами, делать вид, что вас нет дома.

«Бессмысленно» — слово года. Любого военного года — нашего в том числе. Сколько написано, наговорено и отснято кадров, строк и часов о том, «почему» и «из-за чего». Сколько сломано копий в высоких кабинетах мира, сколько взвешено на аналитических весах слов, причин и поводов. Но ответа «почему началась война» — рационального, солидного, ясного, как капля росы, — не смог дать никто. И не сможет. Так же, как никто не даст ответов на другие, менее глобальные, но более надрывные вопросы о том, за что все это и почему именно нам, почему один убит, а другой жив? Почему смелый спрятался, а трус не убежал? Или вечный отчаянный вопль матерей Рамы об убитых младенцах — почему этот самый ужасный сюжет Рождественского цикла повторяется который раз в истории, в частности в нашей?

Никто не даст на эти вопросы ответов. Вернее, многие дадут — порывшись в истории, в психологии, политических интригах или (за неимением более веских аргументов) сославшись на волю божию. Но все это не уменьшит, а лишь увеличит общую растерянность. Просто война — это грандиозная бессмыслица, атака чистого хаоса, чья единственная цель — уничтожить смысл, погрузить разум во тьму, а душу — в отчаяние. Атака на инфраструктуру — одна маленькая, хорошо видимая нами черточка истинных целей зла: лишить нас возможности ясно видеть, ясно мыслить и верить в силу света.

Что остается? Только одно: натянуть подходящий костюм и присоединиться к эпическому сюжету, отложив любимые гуманистические жанры и проклятые вопросы на более светлые и осмысленные времена. И независимо от того, по мерке тебе достался костюм или нет, доиграть свою роль до конца. Идти вместе с Царями во тьму пещеры, чтобы принести туда свои скромные и бесценные дары. Идти, как пастухи, в мир, чтобы сообщить о чуде и надежде. Закрывать крыльями, как ангел, тех, до кого можешь дотянуться. Стрелять до последнего патрона. Спасать своих младенцев, если получится. А не получится — оплакивать их, всех и каждого, своего и чужого до последней слезинки. Не мы придумываем роли — мы только выбираем их. Но мы можем сыграть их так, как никто, кроме нас, не сыграет.

А когда мы все доиграем до самого последнего победного марша, я бы хотела, чтобы трофейную форму российской армии — ту самую, которую оккупанты весной везли в Киев на «парад победы» — передали сельским клубам. Пора обновить вертепных чертей — и реквизитом, и смыслами.