Поддержать
В Киеве состоялся Собор Украинской православной церкви Московского патриархата. Его результаты оказалось очень сложно классифицировать — это зрада или перемога, демарш или акт покорности? И все только потому, что у тех, кто мог и должен был произнести всего несколько ключевых слов, не хватило на это духа.
Монах и патриарх
Подготовка к Собору сеяла надежды если не на сенсацию, то хотя бы на добротную интригу. Митрополит Онуфрий, определенно, что-то задумал. Во-первых, выбор места: встреча была назначена в Феофании, где расположена резиденция митрополита Онуфрия, а не в Киево-Печерской лавре — месте не только преданном Москве, но и довольно чуждом митрополиту Киевскому как «образцовому монаху». Во-вторых, подготовка была окутана глубокой тайной — никто, кроме самого митрополита Киевского, не знал точно, какова будет повестка дня и до какого предела готов идти митрополит Киевский в своей непокорности московскому начальству. Слухи ходили самые разные — но они в большей мере отражали позиции и надежды тех, кто передавал эти слухи из уст в уста.
От самого митрополита Онуфрия можно было ожидать резких решений. Как по очевидным причинам — война России против Украины во всем ее безобразии, — так и по менее известным личным причинам: митрополит Онуфрий никогда не принадлежал к команде патриарха Кирилла, но подчинялся согласно церковной субординации и на многое мог бы закрыть глаза (и закрывал) ради «пользы церкви». Но после того, как решения и речи патриарха стали очевидно расходиться с пользой церкви — не только украинской, но и российской, — разрыв между митрополитом Киевским и патриархом Московским стал вопросом времени.
Но в какую форму будет облечен этот разрыв? Когда и как он случится?
Ответ мы могли получить на Соборе УПЦ МП. Который мог бы с полным правом называться «поместным», если бы оправдал возложенные на него надежды.
Сценарии разрыва предполагались самые разные — от провозглашения автокефалии до присоединения УПЦ МП к РПЦЗ. Говорили даже о возможности обвинения патриарха Кирилла в ереси с дальнейшим обращением о его низложении к Вселенскому патриарху. И на основании ереси главы церкви вполне логично и канонично можно было бы и автокефалию объявить. Митрополит Киевский Онуфрий с его репутацией «образцового монаха» и образом «старца» казался почти идеальным кандидатом на роль «голоса совести» церкви.
Победа продюсера
Но гора под названием УПЦ МП осталась верна себе — родила мышь. Какими бы ни были изначально намерения и стремления проукраинской части УПЦ и лично митрополита Онуфрия, сухой остаток оказался мизерным и довольно сомнительным.
Согласно источникам ZN.UA, митрополиту Онуфрию удалось одержать тактическую победу на Архиерейском соборе, который предваряет Поместный собор. На Архиерейском соборе были согласованы документы, которые в дальнейшем выносились на решение Поместного, и тут сенсацией стало уже то, что митрополиту Киевскому удалось «продавить» через свой епископат формулировку о недоверии патриарху Кириллу. Не «ересь», конечно, но «недоверие» — тоже совсем немало и могло бы стать основанием для провозглашения автокефалии.
Однако в общем зале расстановка сил оказалась уже несколько иной. По информации наших источников, предложение о «недоверии» и вытекающей из него автокефалии вызвало скандал, в котором главная партия принадлежала главному спонсору УПЦ МП пророссийскому олигарху Вадиму Новинскому. Несмотря на то, что он принимал участие в подготовке Собора, он, судя по всему, не был посвящен во все подробности замысла митрополита Киевского. И когда этот замысел раскрылся, диакон Вадим оказался настолько обескуражен, что позволил себе повысить голос на главу своей церкви. Эта дерзость, впрочем, была не наказана, а вознаграждена: формулировка о «недоверии» была смягчена до «несогласия».
Что ж, кто платит — тот и формулировки заказывает. Роль содержанки российских олигархов, по всей видимости, УПЦ МП до сих пор дороже, чем кровь собственных прихожан. Потому что «несогласие» — не то слово, которого заслуживают убийства, изнасилования, мародерство и прочие беззакония. Быть просто «несогласным» с предательством, ложью и благословением беззакония, исходящими от главы церкви — этого слишком мало. И если у владык не хватило духа или любовь к деньгам оказалась сильнее, чем любовь к страдающему ближнему, им было бы лучше просто промолчать — раз уж не смогли сказать то единственное слово, которое было бы уместным.
Проигрыш слов
В отсутствие этого единственного правильного слова все остальные решения Собора предстают в довольно странном, искаженном, а иногда даже откровенно дурном свете.
Например, решение о полной и безоговорочной самостоятельности УПЦ МП и закреплении этого статуса в Уставе.
Начнем с того, что это не новость. В Уставе УПЦ МП и так говорится о «широкой автономии». Шагом вперед было бы провозглашение автокефалии — но это слово не только не было внесено в протоколы, оно даже не прозвучало. В результате решение «внести изменения в Устав», вымарав оттуда все и любые упоминания об РПЦ, выглядят просто конъюнктурной «подчисткой» документа под нужды политического момента. Теперь, если даже ВР примет закон о запрете деятельности «религиозных организаций, имеющих руководящий центр в государстве-агрессоре», УПЦ МП формально под его действие не подпадает. И можно предположить, что именно это, а не реальный разрыв с Москвой, и было целью руководства УПЦ МП и его «главного диакона».
Также сомнительно выглядит решение о праве епархий в условиях военного времени «самостоятельно принимать решения касательно тех или иных аспектов епархиальной жизни, которые принадлежат к компетенции Священного Синода или Предстоятеля». Вот она, настоящая «автокефалия»! Можно рукополагать епископов по собственному усмотрению, можно переходить из одной юрисдикции в другую, не ставя в известность киевское начальство. Не говоря уже о меньших шалостях: монастыри, где оккупанты устраивают склады оружия и опорные пункты, батюшки с автоматами и проповедью «русского мира», освящение российского оружия, любые формы коллаборации — за все это киевское руководство больше ответственности не несет. История с Гиркиным и Крымской епархией, которая де-факто вошла в состав РПЦ после аннексии, были учтены. Отныне любые попытки власти или общественности предъявить церковному руководству претензии будут считаться безосновательными «наездами» и «гонениями за веру».
Хранители раскола
Собор ловко увильнул от главного вопроса, на который все жаждали ответа: «самостоятельность УПЦ МП» равносильна автокефалии или нет? Косвенно на этот вопрос отвечает другое слово, которого в УПЦ МП, в отличие от «автокефалии» не боятся и не стесняются, — «раскол».
Конечно, без враждебных выпадов в адрес ПЦУ Собор никак обойтись не мог. Отчасти это можно было бы списать на привычку, отчасти на конкуренцию, поскольку удержать своих священников от перехода в ПЦУ сейчас одна из главных задач руководства УПЦ МП. В этом контексте никакое напоминание о «неполноценности» ПЦУ не будет лишним.
Но это лишь одна сторона медали. Другая — необходимость сохранить церковный раскол и, соответственно, разделение в украинском обществе. В условиях внешней угрозы это особенно сложно, но УПЦ МП старается как может. Само за себя говорит уже то, что нынешний Собор приурочен к очередной годовщине Харьковского собора — главного «праздника» УПЦ МП. Напомню, Харьковский собор, на котором низложили митрополита Киевского Филарета, стал точкой отсчета церковного раскола в Украине. УПЦ МП продолжает отмечать эту дату торжественно и трепетно, как день рождения любимого дитяти.
Долгие годы сохранение раскола было и, как видим, остается одной из главных задач Московского патриархата в Украине. Одной из главных задач УПЦ МП. Судя по документам Собора, УПЦ МП — что бы там ни говорили лично о патриархе или собственном статусе — соглашается и дальше беззаветно выполнять функцию Священного Хранителя Раскола. И это главный сигнал Киевской митрополии Москве: никакого «бунта», никакой серьезной опасности для долгосрочных планов Москвы в Украине на самом деле нет. Можно перевести дух и в спокойной деловой обстановке решать, что делать дальше.
Вокруг — одна Москва
А ведь в Москве, судя по всему, опасались, что на Соборе могут начать бузить. Перед Собором Московская патриархия посылала сигналы митрополиту Киевскому о том, что надо, мол, поговорить. Но митрополит Онуфрий на связь не выходил, держал интригу. В Москве нервничали: параллельно с киевским Собором был созван в Москве Священный Синод. Владыки РПЦ в фоновом режиме рассматривали текущие вопросы и внимательно следили за донесениями из Феофании, готовые в любой момент принимать ответные радикальные меры.
Но из большой тучи упало всего несколько капель: «несогласие» вместо «недоверия» или даже «ереси», сохранение раскола, а слово «автокефалия» так и не прозвучало... Краткий комментарий главы пресс-службы РПЦ Владимира Легойды о том, что ему не пристало «комментировать события в самоуправляемой церкви» прозвучал как вздох облегчения. А разъяснения «второго человека» Моспатриархии митрополита Иллариона Алфеева вообще позволяет заподозрить в Соборе и его решениях обычный договорняк: ничего, мол, не случилось, украинская церковь только подтвердила свой статус самоуправляемой, которым пользовалась с 1990 года, единство УПЦ МП и РПЦ сохраняется и только крепнет. Большая часть этого официального месседжа рассчитана, конечно, на внутреннего российского потребителя, смущенного «демаршем» и перспективой развала РПЦ. Но при этом представители Моспатриархии не выглядят сильно озабоченными.
В этом нет ничего удивительного: для Московского патриархата нет никакой реальной угрозы в той «самостоятельности» УПЦ МП, которую она лишний раз «подтвердила». Не было бы угрозы даже в том случае, если бы она ее преувеличила или произнесла страшное слово «автокефалия». УПЦ МП, разорвав отношения с Вселенским патриархом и вбив в головы своим прихожанам мысль о том, что «непризнанная церковь» и «неистинная церковь» — это почти синонимы, поставила себя в полную зависимость от Московского патриарха. Если автокефалию ПЦУ признали хотя бы несколько поместных церквей, то автокефалию УПЦ МП могут признать только Москва и ее сателлиты в православном мире.
В любой другой ситуации можно было бы запастись попкорном и ждать следующей серии, в которой все именно так и происходит: на украинскую автокефалию от Вселенского патриарха Москва отвечает своей украинской автокефалией — и мы еще посмотрим, чья автокефалия окажется успешнее.
Но политический момент не располагает к стратегическим играм. Патриарх Московский больше не игрок — придворный. Все, что он может, — идти в кильватере Кремля. А если с точки зрения Кремля «нет никакой Украины», какая может быть украинская автокефалия? Максимум на что могут рассчитывать в церковном Киеве — Малороссийский экзархат в пределах Правобережья.
Миссия для беженцев
Несмотря на свою несостоятельность, Собрание УПЦ МП бросило парочку интересных вызовов ПЦУ. Главным образом это касается решения об открытии зарубежных приходов. Это камень в огород ПЦУ, которая лишена такой возможности согласно Томосу об автокефалии. УПЦ МП пытается показать и своим, и чужим, что, несмотря на неясность своего канонического статуса — автономная? автокефальная? — она имеет больше прав, чем ПЦУ.
Намерение открыть приходы за рубежом не сформулировано четко в протоколе Собора. Отмечено только, что «поступают просьбы» об открытии таких приходов. И в целом формулировка «развивать и дальше миссию за границей» выглядит лукаво, учитывая тот факт, что до сих пор УПЦ МП не имела собственных приходов за рубежом — это оставалось прерогативой «материнской» РПЦ.
Но главное, что слово сказано: УПЦ МП настаивает на том, что ее самостоятельность дает ей больше возможностей (пусть чисто теоретически), чем автокефалия ПЦУ. Она утверждает, что может, в отличие от ПЦУ, заниматься духовной опекой украинцев за рубежом, «ради сохранения ними своей веры, культуры, языка и православной идентичности». Т.е. кроме сугубо пастырских задач УПЦ МП перетягивает на себя роль хранителя культуры и традиции в диаспоре.
Может она это делать или нет, станет или не станет — вопрос праздный. Для авторов документа главное, что этого не может делать ПЦУ.
Сумеет ли теперь ПЦУ тонко сыграть на этом выпаде, чтобы убедить греков в необходимости пересмотреть положения Томоса и открыть украинские приходы за рубежом хотя бы для беженцев? Этот вопрос на самом деле стоит ребром с первых дней войны: украинских беженцев на Западе ловко подхватывают и «уводят» зарубежные приходы РПЦ. Если у ПЦУ не получится перехватить инициативу, немало украинских душ, избежавших гибели от российского оружия, окажутся в сетях российской церкви.
Таким образом, от Собора УПЦ МП все еще может кое-что выиграть ПЦУ и Украина — если сумеет воспользоваться им как аргументом.
***
Очевидцы утверждают, что «мятежные» батюшки УПЦ МП уезжали из Киева усталые, но довольные. Они одержали свою маленькую победу: они больше не поминают патриарха совершенно легитимно, по решению Собора. В Уставе больше нет упоминаний о Москве, раздражавших прихожан и власти. По СМИ прокатилась гулкая «перемога» — кто-то положил немало труда на то, чтобы представить общественности решения Собора именно в таком ключе. Соцсети ликуют, подсчитывая, сколько денег потеряет РПЦ вместе с украинскими приходами. Хотелось бы поддержать ликование. Но дело в том, что УПЦ МП уже давно не делится доходами с РПЦ. Разве что «Софрино» потеряет какое-то количество клиентуры, да и то скорее из-за войны, чем из-за «эпохальных» решений Собора.
Но главное для священников УПЦ МП не это, а то, что можно больше не мучиться моральными дилеммами. Не раздумывать над переходом в ПЦУ и не искать аргументы в спорах — у них теперь и так все хорошо. Они не «раскольники», но и не «московские». А вопрос «чьих же будете» — ведь церковь либо автокефальная, либо (даже при самом широком самоуправлении) входит в состав другой поместной церкви, — можно просто не замечать. Облегчение — главная эмоция не только московского начальства, но и рядовых участников Собора.
На фоне нынешних трагедий самообман не выглядит большим грехом.
Больше статей Екатерины Щеткиной читайте по ссылке.
Следить в Телеграмме
Войти с помощью Facebook
Войти с помощью Twitter
Войти с помощью Google