ВЗГЛЯД С ХУТОРА ГОД СПУСТЯ ПОЛЕМИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ ОБ АГРАРНОЙ РЕФОРМЕ

О том, каким видится реформирование непосредственному участнику этих событий из глубины украинского Полесья, мы поведали читателям в 2000-м («ЗН», № 21). Минул год. По нашему глубокому убеждению, реформаторские «грабли» современного большевизма были размещены именно таким образом, чтобы мы снова наступили на них. Посему нелишне снова напомнить, из какой «шинели» мы вышли и какой «кафтанчик» нам примеряют снова.

Взаимоотношения крестьян с государством в нашей истории так или иначе были определяющими в функционировании всех государственных образований, поэтому и последняя реформа не осталась без пристального внимания общества. При этом во всех его слоях (в «низах» и в «верхах», среди правых и левых) в последнее десятилетие вызрело понимание ее безусловной необходимости. Теперешние ссылки известных реформаторов на то, что существуют только «противники реформ» и их сторонники, то есть сами реформаторы, по меньшей мере безосновательны, так как помимо «единственно правильной линии» были и другие варианты аграрной реформы — значительно менее разрушительные, более приспособленные к местным условиям каждого региона Украины.

Сомнения по поводу правильности выбранного официального курса сводились к следующему:

1. Земля являлась у нас всенародным достоянием, поэтому получить безвозмездно для сельскохозяйственного производства определенный участок ее должен иметь возможность каждый наш гражданин, пожелавший на ней жить и отвечать за последствия своей деятельности (платить налоги, выполнять требования агротехники, экологии и землеустройства).

2. Имущество бывших колхозов принадлежит не только самим колхозникам, но и всей сельской общине в той или иной мере.

3. Сплошное уравнительное паевание земельных угодий и «нагрузка» собственностью тех, кто не хочет, не может и не умеет ею распорядиться, не обеспечит желаемой эффективности.

4. Метод случайного поиска эффективного собственника на основе определенных к настоящему времени его параметрах является непредсказуемым, длительным и социально опасным.

Были и другие сомнения по поводу эффективности проводимой аграрной реформы, но серьезных возражений против ее осуществления ни на местном, ни на высоком или «верховном», правительственном уровнях, к сожалению, не прозвучало. Мы все купились на такой милый и понятный каждому принцип уравнительного дележа! А как же? Зачем много думать, когда можно все «по-братски» разделить и каждый может съесть свою «пайку», когда захочет! Против столь любимого в нашем народе принципа не смогла пойти даже наша левацкая пресса, все возражения которой в последние времена сводились к тому, что делят не «по-братски» и обделенными, как и всегда, остаются сельские пролетарии...

То, что разделить что-нибудь справедливо в этом мире практически никому не удавалось, мало кого волновало. В конце концов все получилось действительно как в сказке: сказано — сделано. Но не будем слишком корить себя, ибо не первый раз нас надувают. В не такое уж далекое время на большевистскую удочку с крючком «Земля — крестьянам» попалась целая империя и наши деды в том числе. Теперь нам остается безо всякой полемики (если удастся!) подвести итог: а что же все-таки произошло на наших хуторах да селах за этот «реформенный» год?

Если судить по восторженным сводкам наших независимых СМИ, за високосный год мы уже успели добежать до «полной и окончательной победы» каптруда в нашем многострадальном (в прошлом), а ныне процветающем на энное количество процентов сельском хозяйстве». «Скептики потерпели поражение», «Противники реформ притихли», «Получены прекрасные результаты», «Мы провели крупнейшую в Европе аграрную реформу» — такие заголовки и сейчас можно читать, видеть и слышать в прессе и по телевидению.

Как известно, подобные «головокружения от успехов» при реформировании сельского хозяйства уже были в нашей истории. Да и не только в нашей. Пол Пот тоже «перековал» практически за один год все городское население в красных кхмеров с известными последствиями.

Сравнение грубоватое, но в основе этих действий просматриваются единые принципы с местной спецификой. Хотя цели у этих азиатских и наших прежних и современных реформаторов были вроде бы диаметрально противоположными, большевистская «метода» в них угадывается четко: стремление осчастливить всех по заранее придуманной схеме, ликование и радостные рапорты наверх по поводу первых «бумажных» результатов и безмятежное спокойствие по поводу возможных катастрофических последствий таких «экспериментов» в экономике.

Откуда все же такой демонстративный оптимизм у правительства и наших реформаторов? Отчасти, видимо, от того, что все ожидали еще худших последствий, и когда прошлой весной снова удалось кое-что посеять и даже кое-что собрать, все это сразу выдали за грандиозный успех реформы. При этом почему-то забыли об инерционном характере сельскохозяйственного производства: если оно хотя бы как-то «раскручено», его трудно остановить (а патриархальное — невозможно), но застопорив, его еще более трудно снова «раскрутить». И этот «маховик» еще напомнит о себе уже в ближайшие годы.

Что хорошего можно ожидать от «реформы», которая предусматривает вначале распыление по до сих пор непонятным большинству населения принципам земельного и имущественного комплекса и уже на вроде бы добровольных началах воссоединение его снова? И что же мы могли получить от такой «реформы» хотя бы теоретически? Если бы кто-то ее первую половину провел до конца по отутюженным на агропромовских столах схемам, мы бы получили в каждом сельсовете массу разных по качеству полосок земельных угодий, несколько кучек металлолома и груды битого кирпича и другого мусора. Если же «сыграть реформу» до конца по сценарию наших реформаторов (а ее можно только «сыграть», а не провести, что и было сделано), т.е соединить «паи» снова, то мы получим ту же длиннополую сталинскую «шинель», из которой вроде бы нас пытались вытащить. Короче говоря, мы получим тот же колхоз «на частной основе» — со всеми бывшими болячками да еще с приобретенной во время «реформ» хромотой.

Но это в теории. А что же мы получили на практике? Или, выражаясь большевистской терминологией, если село было «беременно» реформой (было, и довольно давно!), были ли «роды» и что все-таки родилось? Теперь уже с прискорбием можно констатировать, что нормальных «родов» не было, а было «кесарево (или президентское) сечение», в результате чего мы и получили даже не недоносков, а каких-то мертворожденных уродцев, большинство из которых сгинет на протяжении двух-трех лет. Иными словами, предложенное лекарство оказалось смертельнее болезни.

Но стоит ли унывать? Ведь реформаторы снова и снова заявляют: реформы только начались и все еще впереди! А что, собственно, впереди, каков должен быть конечный результат всех этих надуманных преобразований? Внятного ответа на этот вопрос ни от правительства, ни от реформаторов пока никто не услышал. Что конкретно имеют в виду реформаторы под абстрактным «эффективным собственником», пока никто не знает. Ведь нельзя всерьез считать результатом «реформы» образование на базе добитых и растащенных колхозов «новых формирований» под видом «обществ с ограниченной ответственностью», «частно-арендных предприятий» и др., ибо даже приватизированный лично кем-то колхоз — все равно колхоз.

Уже сейчас возникает один не-
приятный вопрос: почему земельные сертификаты выдали именно тем, кто об этом не просил и кто не умел и не умеет ими распорядиться? У нас в районе, к примеру, около 90% владельцев земельных сертификатов или уже пенсионеры, или через несколько лет ими будут. И опять-таки, почему те немногие сельские жители, которые могут и умеют распорядиться землей с пользой для себя и для общества, до сих пор не могут нормально получить землю из рук государства? Как выразился один знакомый фермер, «меня вынуждают вступать в юридические и экономические отношения с людьми, которых я не хотел бы видеть не только рядом, но и на одном гектаре...»

Как видим, создалась довольно глупая ситуация, когда престарелых сельских дедушек вместе с бабушками родное государство погнало на поиски «лидера» или «эффективного собственника» (что должно было бы делать само!), а потенциальных хозяев или фермеров — сидеть в «новых формированиях» (или возглавлять их). А действующие фермеры для расширения производства вынуждены становиться арендаторами с невиданным в мире количеством нищих «арендодателей» со всеми вытекающими для их бизнеса последствиями. Но, может быть, это случилось оттого, что у нас мало земельных угодий? Как бы не так! Даже в нашем Полесье, где каждый клочок пахоты когда-то был на вес золота, сейчас «гуляют» уже несколько лет непаханными тысячи и тысячи гектаров пахотных земель, не говоря о сельхозугодьях вообще.

Глупость всей этой затеи с «паеванием» подтверждается тем, что у нас в районе 42% горе-собственников земельных сертификатов вот уже второй год не захотели хотя бы как-то заявить о себе: никто из них не захотел получить землю «в натуре» или хотя бы заключить договор на аренду своего пая с каким-либо самым завалящим «лидером». Такая ситуация значительно облегчила жизнь «действующим баронам»: если раньше госадминистрация заставляла засевать имеющиеся в наличии площади (хотя они в последнее время все равно не засевались), то теперь все они уже на «законных» основаниях отмахнулись от этих земель — они ведь «чужие» и вообще не известно чьи.

Такая ситуация сложилась не только в нашем районе, но и во всех полесских районах Волыни и, насколько известно автору, в той или иной мере по всей Украине. Более того, если учесть, что в «арендованных» «новыми формированиями» землях 20—30% составляют так называемые многолетние травы (а мы бы назвали их «очень многолетними», ибо засевались они 12—15 лет назад и фактически являются каким-нибудь выгоном для скота), то у нас в области, как и до «реформы», не засевается около половины пахотных земель. Так стоило ли «огород городить» с этим «паеванием»?

Конечно же, очень даже стоило, так как затеваемая «реформа», как подозревают многие, была задумана прежде всего для того, чтобы иметь возможность в дальнейшем, с принятием нового Земельного кодекса, легально передать за бесценок земельные угодия сформированным (или будущим) аграрным олигархическим структурам. Как заявил местной прессе известный на Волыни фермер Дмытро Себий, «землю олигархи оставили для себя». Как видим, оснований для подобных утверждений у него было более чем достаточно. Будет ли держаться своего «пая» немощный пенсионер или его «наследник», живущий в городе, когда ему будут выплачивать «дивиденды» даже более одного процента, если его можно будет спихнуть кому-либо хотя бы за какую-нибудь цену, превышающую размеры годовых «дивидендов»? А что цена будет «бросовая» для олигархов (и непосильная для обнищавших селян) свидетельствует опыт торговли землей в Саратовской области России.

«Ну зачем так сгущать краски. Ведь выплачены дивиденды, есть отличные показатели за год», — возразит дотошный и либерально настроенный читатель, живущий в бетонной многоэтажке где-то между восьмым и шестнадцатым этажами. Действительно, кое-где и кое-кем какие-то «дивиденды» выплачены и в основном там, где каким-то чудом удалось пока сохранить колхозы и сменить только вывески. Но что выплатили в большинстве разоренных и обнищавших «новых формированиях»? В нашем районе минимальная (1%) одинарная (не индексированная для 2000 года в 2,07 раза) плата за пай составляла в среднем около 40 грн. И даже такую плату из двадцати шести «формирований» смогли как-то выплатить (не деньгами, а продукцией) только четыре или пять хозяйств, а индексированную — только одно-единое хозяйство (единый на всю область оставшийся колхоз!). Платили всем, что Господь послал, — зерном, сеном, навозом, а кое-где и дикой травой из незасеянных полей, которую вздумал накосить дедуля-«паевик». В зачет шло все то, что в минувшие годы выдавалось колхозникам и пенсионерам бесплатно или по сниженным ценам. Так что в конечном счете те более полутора миллиарда гривен, которыми так «козыряют» реформаторы, правительство и сам Президент, есть в большинстве случаев не что иное, как обыкновенная советская «туфта».

Ну, а как насчет «отличных по-
казателей»? Здесь все проще простого. За годы «ударных пятилеток» мы так отшлифовали это мастерство, что «комар носа не подточит». Читатель в годах, видимо, помнит еще бравурные сводки об окончании сева или уборочной на неделю или две раньше, «чем в минувшем году». Некоторые въедливые читатели, подсчитав в период «гласности» такие сводки по годам, пришли тогда к выводу, что сев теперь надо заканчивать на Рождество. Нынешние сводки — того же свойства, только более смело поставленные. Но рассмотрим все по порядку.

Как известно из уст реформаторов и наших СМИ, у нас теперь нет коллективных хозяйств. «Колхозные бароны» благополучно трансформировались в «лидеров-арендаторов» и, по мнению властей, тоже стали «частниками», как и фермеры и владельцы приусадебных хозяйств. И если раньше производство сельхозпродукции в приусадебных хозяйствах практически не учитывалось (да и как ее можно было сосчитать? И зачем — все равно ведь она тогда вырабатывалась в основном для собственного потребления), то теперь, когда коллективное производство в значительной мере не то что упало, а попросту пошло ко дну, решили сосчитать все. И вроде бы правильно. Давно пора. Но как?

Для этой цели решили использовать, как теперь выражаются, «главных фигур» на селе — председателей сельсоветов и их «аппарат», зачастую состоявший только из секретаря и бухгалтера. Почему председателя сельсовета так настойчиво стали величать «главной фигурой», думаю, тоже ясно. Это от того, что власть нас хочет наконец убедить, что нет больше на селе проклятых «баронов и помещиков», а вся власть у советов. Она и раньше считалась советской, только председатель сельсовета тогда был чисто номинальной фигурой — носителем гербовой печати. Как правило, на эту должность райкомом на «отсидку» направлялись разваливший колхоз, но «преданный делу партии» председатель колхоза, спившийся парторг или неудавшийся педагог местной школы. В значительной мере такая ситуация сохраняется до сих пор, несмотря на уже существующую выборность этой важной должности. Многие председатели сельсоветов так и не ощутили пока своей «главности». Да и как ее ощутить, когда в распоряжении новоизбранного председателя оказывается снова та же гербовая печать, шаткий стол и несколько сломанных стульев?

Так вот, эта «главная фигура» перед Новым годом (или столетием-тысячелетием) прибегает в кабинет к автору этих строк и показывает полоску машинописной бумаги примерно 5 х 17 см, пришедшей из района вместо поздравительной открытки, где черным по белому напечатано предложение отчитаться перед статуправлением о производстве 860 тонн молока на подворьях населения. Если бы «главная фигура» был из бывших педагогов, он бы отчитался без всяких сомнений и советов. Но наш председатель сельсовета был из бывших колхозных председателей и прекрасно знал, что для такой отчетности необходимы первичные документы, т.е. откуда она взялась, кто измерял, принимал-передавал продукцию и была ли она вообще.

Можно привести убедительные примеры всяческих головокружительных трюков руководителей минувшей эпохи, применявшихся для того, чтобы в ЦСУ наконец появился вожделенный показатель производимой продукции! Но теперь, оказывается, вся эта бывшая математика «соцсоревнования» никому не нужна. Сейчас достаточно чиновнику спустить указание нижестоящему на предмет обследования потолка в кабинете (или самому «посмотреть в потолок»), как искомые «среднепотолочные» данные производства, урожайности, надоев в приусадебных хозяйствах уже в кармане и в госотчетности, и никто и никогда их не проверит и не измерит, ибо это практически невозможно. Да и зачем измерять, проверять! Такая «лафа» и не снилась когда-то бывшим соискателям орденов и всяческих «почетных» званий! Какие просторы или прямо-таки «поля чудес» открылись!

Читатель, думаю, догадался уже, откуда очень скромный (0,2%) показатель за первое полугодие (тоже наверняка «высосанный из пальца») при всеобщей разрухе АПК «вырос» почти до 8% в конце прошлого года. Для этого достаточно собрать все «среднепотолочные» данные по сельсоветам, свалить их в одну кучу с реальной отчетностью — и желаемый показатель «грандиозного успеха реформ» готов. И если кто-то высказывал сомнение по поводу заявленного в этом году производства зерновых в 35 млн. тонн (даже сам Президент вполне обоснованно сомневался), то напрасно: «метода» уже отработана и испытана! Более того, об этом «успехе» можно было объявить уже в минувшем году, но оставили резерв на текущий. Не все же «успехи» представлять сразу.

Но можно ли было реально оценить «успех реформ»? Конечно, можно, ибо и сами реформаторы, и целые НИИ прекрасно владеют расчетами различных балансов: экономических, финансовых, энергетических и др. И, видимо, такие расчеты есть, только, как и прежде, для служебного пользования (военная тайна!).

В числе неоспоримых достижений числится также миф о «высокой прибыльности новых формирований». Действительно, благодаря прежним нашим «успехам» (снижение производства в несколько раз) цены на некоторые виды продукции (в основном зерно) даже пытались достичь кое-какой паритетности с ценами на энергоносители и удобрения. И те редкие хозяйства, которые еще не успели растащить, могут уже пытаться как-то барахтаться в рыночных волнах (хотя куда можно доплыть в колхозном корыте под флагом «новых формирований», совершенно ясно — до банкроства). Но откуда заявки на прибыли? Дело в том, что в последние годы перестали делать амортизационные отчисления (как их считать, никому не известно, ибо не ясно, чье же у нас имущество), вот кое-где в бухгалтерских отчетах и всплыли прибыли. Все понимают, что это чисто бумажное достижение, но все равно приятно!

И последний лозунг наших ре-
форматоров как бы сам собой сошел с плакатов минувшей эпохи — «рост сознательности масс»! В наших электронных и печатных СМИ на полном серьезе повторяют рассуждения о том, как в «новых формированиях» пайщики бросили пить и воровать и дружно взялись за строительство новейшего Светлого Будущего. Ну что тут можно сказать? Что воровство и пьянство достигли в наших селах крайней черты? Так об этом и так всем известно. Более того, там, где уже растащили коллективные хозяйства, массово начали процветать кражи личного имущества. И не тольно кражи, а и разбойные нападения заезжих и местных бандюг на фермеров, бизнесменов и просто на первых попавшихся. Что особенно дико звучит — это участившиеся убийства пенсионеров с целью завладения их ничтожной пенсией. В нашем районе в прошлом году было несколько таких убийств, которые до сих пор не раскрыты. Поэтому скорее надо говорить о вспышке нежелательных социальных явлений на фоне экономических неурядиц, чем о «росте сознательности».

Но, увлекшись комментариями «успехов» и «результатов», мы так и не выяснили до конца, какую агроландшафтную, экономическую и социальную модель нашего сельского бытия хотели бы видеть реформаторы? По этому поводу в последнее время мы тоже не видим и не слышим никаких более-менее конкретных высказываний, хотя раньше они были и кое-что даже публиковалось. Если не ошибаюсь, в 1999-м под Новый год в печати появился интересный «опус» одного из отцов-реформаторов о развитии сельского хозяйства за рубежом, где автор с умилением описывал, как в некоторых странах сельчане существуют и даже кормят себя на небольших клочках земли и как прибыльно можно орудовать сапой и мотыгой в Кении, например!

Думаю, если к этим строкам добавить вышеприведенное высказывание волынского фермера, то у нас сложится примерная картинка последствий нынешних преобразований на селе. Все идет к тому, чтобы из остатков колхозных общин сформировать этакие сарайно-огородные резервации, которые могли бы как-то на ручной и лошадиной силе освоить ближние к населенному пункту земельные угодья, а остальные земли обработает олигархическая МТС и, может быть, выплатит за это незадачливым землевладельцам «дивиденды», если она к тому времени не приберет их участки к рукам вообще!

Зная наши уравнительные настроения, которые к тому же усиленно подогревались последние 80 лет, о социальной модели такого «сожительства» даже рассуждать не хочется. Мы, старшее поколение, запуганное всякими КГБ, судами да прокуратурами, может быть, и стерпим, как-то довлачим свои дни. Но подрастает «поколение, которое выбирает пепси», а по-сельскому можно сказать — «непоротое поколение», которое уже сейчас играет в «черных и белых адвокатов», но которому в будущем некуда будет уехать «за туманом», а на месте «светит» безработица или, в лучшем случае, тощая лошадь, сапа да лопата. А тут еще, как назло, впереди и пятый год, и семнадцатый, и тридцать седьмой.

«Но зачем реформу и олигар-
хов винить? — заявят сторонники уравнительного паевания. — Вся беда в том, что у нас лидеров нет!» Да, такие заявления сыплются уже со всех сторон. «Реформа пошла там, где появился опытный, добрый, заботливый и бескорыстный лидер», — такие, со скрытой грустью, строчки читаем в местных изданиях. При этом как-то всегда вспоминаются есенинские строки: «Коль нет цветов среди зимы, так и грустить о них не надо!» Так нет же, несмотря на то, что таких лидеров мы так и не смогли насобирать за 70 лет колхозной системы, наша «рыночная» система по-прежнему «грустит» о них. Наша власть по-прежнему делает ставку на старый сталинский лозунг «Кадры решают все», быстро забыв (или не желая помнить), что не только «все», но и простые житейские проблемы административная система, основой которой были «лидеры» (или батьки), так и не смогла решить за всю минувшую эпоху.

Но почему в наших селах действительно почти не осталось не только «лидеров», но и мало-мальски образованных личностей, умеющих и желающих самостоятельно вести аграрный бизнес? Для этого надо вернуться в наше детство и юность, т.е. в 50-е годы, когда мы постоянно, в школе и дома, слышали примерно такие наставления: «Учись Ваня (или Петя), иначе будешь в колхозе бычкам хвосты крутить!» И хотя ни тогда, ни сейчас не было ясно, зачем эти хвосты крутить и в какую сторону, это действовало довольно сильно. Тем более что мы каждый день видели (и участвовали в нем сами) беспросветный труд наших родителей и старших сверстников, не сумевших под любым предлогом покинуть село. При этом, несмотря на почти крепостную зависимость каждого из нас от колхозов, находилось достаточно лазеек, чтобы это сделать. Так постепенно более-менее способные сельчане «вымывались» из сел, и к началу 70-х поэт-диссидент уже писал: «Что такое глухомань? Мало Вань и много Мань; где под каждым колоском в барабаны бьет райком!».

И действительно, поначалу «вымывались» молодые парни — у них было больше шансов сразу вырваться из колхоза, в армию. Но потом, когда в 70-е понастроили в «глухоманях» всяческих ткацких и прядильных комбинатов, работающих в основном на привозном сырье, из сел исчезли и большинство молодых «Мань»...

И теперь, когда мы слышим из уст самых высоких должностных лиц государства ссылки на то, что «реформа» хороша, но идет туго, потому что мешают «враги народа» — колхозные «бароны и помещики», это звучит не только не серьезно, но и глупо. Просто заявленная реформа готовилась на ходу, поспешно, по подсказкам зарубежных советников, но в угоду нашим «денежным мешкам». Когда тут было особенно задумываться и учитывать исторические условия развития наших аграрных социумов, специфические социальные конструкции нашего села, особенности национального, регионального и, наконец, местного расселения (чего только стоит обострение крымскотатарского вопроса, который просто нельзя решить в рамках этой «реформы»). Уж не говоря о попытках указами искусственно создать «инфраструктуру рынка» и вступить в придуманные игры тогда, когда нет еще и самих игроков.

Иными словами, реформы должны быть адекватны реальности и прежде, чем нарушать существовавшее «неблагополучное благополучие», следовало провести огромную подготовительную работу. Но это уже слова из нашей любимой области предположений — «если бы» да «кабы», ибо мы всегда были сильны «задним» умом. А что же можно сделать сейчас, чтобы хоть как-то притормозить сползание к катастрофе? Конечно, не нам «с хутора» судить об этом, ибо «сверху» все равно виднее, но по-нашему глубокому убеждению, плясать надо начинать именно от хутора. И не только от хутора, но от каждого двора, каждой улицы.

Мы должны срочно разрабо-
тать программу возрождения села, но не в стиле печально известной «Продовольственной программы» или теперешних, типа «Зерно», «Сахар» и т.д. (само название этих программ говорит, что в центре их — продукция, необходимая городу, а не человек села). Такая программа, к примеру, должна предусматривать, что нужно для нормальной деятельности населенного пункта в 10 человек, 50, 100, 500 и более, как найти и заработать для этого средства на местах (а не надеяться только на «инвестора»). Конечно, для этого надо изменить систему налогообложения, управления и др. У нас никогда не было демократических традиций в современном их понимании, но у нас были и еще даже остаются кое-какие традиции самоуправления, которые надо поддерживать и развивать. Сельской общине необходимо дать возможность ощутить себя «маленьким государством», а для этого в таких гиблых регионах, как наше Полесье, следует дать возможность руководству общины гласно и понятно для всех самим расходовать собранные средства, а не отправлять их в центр, а потом ждать «величайшей милости» — дотации.

И наконец, аграрная реформа или программа должна учитывать не только особенности каждого региона, каждого населенного пункта, каждого жителя села согласно его профессиональным навыкам, привычкам и т.д. Она должна предусмотреть возможность совместить общинный характер формирования села с возможностью ведения личного хозяйства и с личным финансированием производителем самого себя, а также с возможностью формирования других производств для поглощения свободной рабочей силы.

С другой стороны, если мы не хотим грядущих социальных потрясений на селе, надо хотя бы отложить пока на некоторое время возможность торговать землей. Олигархический капитал в нашей стране имеет достаточно возможностей своего более эффективного применения, чем «омертвление» в земле. В наших условиях вторжение олигархического или другого капитала в землевладение на начальном этапе реформы может иметь очень нежелательные последствия как для общины, так и для самого капитала, ибо в земледелии олигарх, даже «вооруженный» современной техникой, — далеко не самый лучший эффективный собственник.

Аграрная реформа, если она выверена и хорошо подготовлена, сначала должна подметить положительные тенденции в развитии сельской общины данного региона и уже на начальной стадии создать условия для всестороннего проявления способностей всех членов общины, а не навязывать ей определенные стереотипы. Уже на первом этапе реформы желающие и умеющие распорядиться землей должны были бы получить ее (и пропорционально колхозное имущество) на определенных условиях (например, уплата налогов) в желаемом (по возможности) количестве, хотя бы пока на правах аренды из рук местных властей, а сельские пролетарии и специалисты — работу. Вот здесь и пригодились бы и олигархический капитал, и бюджетная помощь в развитии сельских (и не сельских тоже) промыслов по переработке сельхозпродукции на месте, а не в городе, и в организации других производств для поглощения избытка сельских рабочих рук. В этом случае и сельские пенсионеры могли бы получать более-менее нормальную пенсию, а не призрачные и зачастую «дутые» дивиденды.

Но возможно ли это в нашей стране сейчас? Думаю, что нет. Вопрос в том, какое государство мы (или нам) создали за последние десять лет — демократическое, национальное, суверенное, народное? Юбилей какого мы так помпезно собираемся отмечать?

За этим вопросом может пос-
ледовать и другой вопрос, не менее важный: стоит ли «мужику-деревенщине» задаваться подобными вопросами? Его ли это дело? Кто будет пахать, сеять, кормить скотину, если он будет озабочен этими проблемами? Но, по сообщениям наших СМИ, он не только задумывается над этим, а и, четко организованный Аграрной партией, участвует в митингах в «защиту Конституции и Президента». Так и хочется представить себе при этом сельского обывателя, который, оставив нетопленную печку и некормленную скотину, побежал по бездорожью в райцентр на митинг в защиту какой-нибудь «имплементации»!

Но когда бывший колхозник видит, что с таким трудом выработанная им продукция стоит копейки, что его детям «светит» сплошная безработица, а ему мизерная пенсия, что его «доходы» не идут ни в какое сравнение даже с зарплатой чиновника сельсовета, а пенсия чиновника госадминистрации, всю жизнь просидевшего где-нибудь «на сводках», в 8—10 раз выше пенсии колхозного механизатора, доярки или того же председателя-«барона», то он поневоле начинает задумываться. А задумавшись, приходит к выводу, что никак не вяжутся к родному государству вышеперечисленные достоинства, что государство у нас создано бывшей номенклатурой и для номенклатуры. «Любимые» язвы бывшего государства «рабочих и крестьян» — помпезность, фасадность, лживость, двойная мораль чиновников и остальных граждан — бережно сохранены и даже расцвели под новым соусом «суверенности, национальности, государственности». Единственный наш «трофей», добытый после распада нерушимого, — возможность хоть как-то высказаться в адрес властей в немногочисленных опозиционных СМИ, хотя и это для многих закончилось потерей здоровья и даже жизни.

Мы помним, что и бывшее государство обладало атрибутикой демократичности — обилием и различием ветвей власти, но все они, кроме одной, цековской, были какие-то недоразвитые, рудиментарные, даже не ветви, а так себе, какие-то почки. И вот на этой самой толстой цековской ветви в нашем «новом» государстве очень удобно разместилась президентская власть, к тому же постоянно трогательно заботящаяся о расширении своих полномочий.

Но есть, на наш непросвещенный взгляд, и серьезные различия. Это близость новой номенклатуры к «денежным мешкам».

Думаю, теперь читателю ясно, почему у нас такие аграрные реформы, когда вместо того, чтобы быстро измерить, сосчитать и передать колхозные земли и имущество сельской общине, а та, в свою очередь, определившись, какие земли и имущество использовать индивидуально, а какие сообща, с наибольшей эффективностью для обеспечения своих социальных потребностей должна быстро «слить» (и даже «процедить» через рыночный фильтр) тем, кто хочет и умеет жить и работать в селе, мы снова имеем больше показной рост производства сельхозпродукции и уродливые «новые формирования». Те самые «формирования», где, как и раньше, не всегда трезвый «эффективный собственник» работает от «колеса», являясь наемным работником, где он по-прежнему не своим трактором пашет не свою землю, засевает ее не своими семенами и собирает не свой урожай. И, конечно, не ждет, когда ему начислят и выплатят зарплату. Ворует-с.