Поддержать
Когда российские военные впервые пришли в госпиталь «Тропинка» (речь идет о Херсонской городской клинической больнице им. Афанасия и Ольги Тропиных), они сказали главному врачу Леониду Ремиге снять сине-желтый флаг, висевший над главным входом. Он отказался.
«Вы можете застрелить меня, если хотите, – вспоминает 68-летний доктор Ремига, – но я не собираюсь этого делать».
Россияне ушли, не настаивая. Но та встреча 7 марта стала началом битвы за контроль над больницей, которая шла на протяжении всей оккупации. Россияне задержали двух врачей, запретили украинскую символику и поставили коллаборантов руководить больницей. Чтобы помешать им, коллектив заведения имитировал вспышку Covid-19, прятал оборудование и шпионил в пользу украинских военных. Эту невероятную историю в статье The Wall Stree Journal написал журналист Ян Ловетт.
Это была восьмимесячная безоружная кампания херсонцев, направленная на то, чтобы дольше сохранить город украинским. Тысячи людей присоединились к антироссийским протестам на центральной площади города и, когда демонстрации были жестоко подавлены, превратили мелкие акты сопротивления в часть повседневной жизни – даже под угрозой быть задержанными или подвергнутыми пыткам.
Херсон был единственным областным центром, который Москва захватила во время вторжения, и стал стратегической наградой для обеих сторон. Борьба России за контроль над городом обнаружила критический просчет во время вторжения Путина: он ожидал, что его восхищение воспримут как увольнение или, по крайней мере, будут молча терпеть в русскоязычных регионах.
Леонід Ремига, фото з його Facebook
Доктор Леонид Ремига, почти 30 лет занимавший должность главного врача основанной в 1914 году «Тропинка», был верен больнице и Украине. Бывший депутат городского совета и член политической партии «Европейская солидарность» он верил, что будущее страны – с Западом, и не чувствовал ностальгии по советским временам. Когда началось вторжение, он размышлял, как уберечь больницу от россиян.
Через несколько дней после того, как доктор Ремига отказался снять флаг, на бронетранспортере прибыли российские солдаты, намеревавшиеся превратить «Тропинку» в военный госпиталь. Ремига встретил их в полном защитном снаряжении, включая комбинезон и чехлы, и сказал, что они не могут войти из-за вспышки Covid. Персонал облепил стены предупреждениями о разгуле инфекций. Хитрость сработала, и солдаты ушли.
«Наша больница не могла стать российской больницей, – сказал доктор Ремига. – Все сотрудники чувствовали это… Я не мог их оставить».
В течение следующих недель врачи оказывали помощь некоторым раненым российским военным и мирным жителям из прифронтовых деревень. Около 200 местных жителей скрылись в подвале во время обстрела города.
Россияне пытались склонить Леонида Ремигу на свою сторону. Время от времени появлялись двое мужчин в черном и спрашивали, нужно ли ему что-то. Он предположил, что они из ФСБ, службы безопасности России. В больнице к тому времени почти закончился инсулин. Ремига попросил у них помощи и вскоре привезли инсулин.
Город охватили антироссийские протесты, люди толпились на центральной площади, размахивая украинскими флагами, прыгая на танки и крича россиянам, чтобы они убирались прочь. Ремига присутствовал на нескольких демонстрациях и призвал персонал присоединиться. Некоторые его подчиненные начали тайно сообщать украинскую разведку о движении россиян.
В больницу начали появляться гражданские с выжженными слезоточивым газом глазами и синяками от побоев палками. До мая они появлялись с пулевыми ранениями ног от рикошетов, когда россияне стреляли в землю, чтобы разогнать толпу.
7 июня доктор Ремига был вызван на допрос. Напротив него сидели двое местных и один россиянин. За ними стояло несколько вооруженных русских солдат.
Один из местных жителей Вадим Ильмиев представился министром здравоохранения области, затем начал кричать на доктора Ремигу, мол, тот распространяет в больнице антироссийские настроения, и от него нужно избавиться.
Вызвали главную медсестру больницы Ларису Малету. Ильмиев сказал, что доктора Ремигу уволили и указал на Малету.
"Теперь ты главный врач", - сказал он ей в присутствии Ремиги.
Малета, угрюмая на вид 51-летняя, протестовала, ведь она – не врач. Но Ильмиев настаивал, что эта работа принадлежит ей.
«Им было безразлично, – сказала она. – Они просто хотели начать контролировать больницу».
Позже Ильмиев скрылся из Херсона вместе с оккупантами.
Но тогда доктору Ремизи сказали, что он направляется в тюрьму. Ему стало плохо. Когда они вышли из офиса, он понял, что не может говорить – это был инсульт. Его коллеги убедили россиян, что он может умереть, если не останется в больнице. Его вывезли на лечение.
На следующий день Лариса Малета пошла поговорить с выздоравливающим доктором Ремигой. Она сказала ему, что собирается увольняться, потому что не хочет работать на россиян.
«Нет, ты должна остаться, – сказал он ей. – Лучше ты, чем кто-нибудь из их людей».
Они заключили сделку: она не уйдет, а он поможет ей управлять больницей из больничной койки. В ту ночь Малета позвонила в СБУ, чтобы рассказать, что случилось, и дать понять, что она – не коллаборантка.
«Это было тяжело. 80% персонала [больницы] поняли, что я делаю что-нибудь полезное. 20% считали меня коллаборанткой», – сказала Малета.
Одним из первых ее поступков было снятие украинского флага из больницы. Она согласилась на это только для того, чтобы не доставить россиянам такого удовольствия. Далее она намеренно медленно выполняла другие задачи.
Стратегия Ремиги и Малеты заключалась в том, чтобы притворяться, что они подчиняются требованиям, но избегать подписания. Она предупредила Ильмиева, что врачи уволятся, если он попытается заставить их подписать контракты с российским правительством, что нарушило бы украинское антиколоборационистское законодательство. И он не настаивал.
Все это время доктор Ремига оставался в больнице. Проведя первые две недели в постели, он начал гулять. Его заместители посовещались с ним и попросили подписать документы, чтобы работники и дальше получали зарплату от украинского правительства. Раз в неделю вечером персонал отвозил его домой, чтобы переодеть и покормить кошек.
Ильмиев все время интересовался доктором Ремигой у Малеты, часто спрашивая, не беспокоит ли он ее.
Нет, он лечится. Вот и все», – отвечала она.
Ильмиев пытался заставить Малету теснее сотрудничать с российской администрацией. В конце июля она решила, что кончила, и утром 1 августа госпожа отправилась на подконтрольную Украине территорию.
Когда в то утро она не пришла на работу, доктора Ремигу пришли искать россияне. Он был на прогулке, когда они подошли к его больничной койке. Они перешли в другую часть больницы, когда он вернулся через несколько минут. Предупрежденный медсестрами, он собрал вещи и скрылся из здания малоизвестным путем через отделение интенсивной терапии. Один из водителей больницы отвез его к дальнему родственнику в город.
В тот момент в Херсоне продолжались российские репрессии против всего украинского. Пожарных допрашивали на участках. Родителей предупредили, что если осенью они не отдадут своих детей в русские школы, то детей у них могут забрать. Жителей задерживали за передачу гуманитарной помощи. Вокруг Херсона установили бело-сине-красные билборды с лозунгом: «Россия здесь навсегда».
Тогда же Украина начала наносить удары по российским базам и линиям снабжения в регионе ракетными системами от США, пытаясь отрезать российские войска в городе.
К августу русские солдаты массово появлялись в госпиталях, жалуясь на головные боли или боли в спине в надежде, что отправят домой.
«Один парень сказал, что у него проблемы с коленями», – рассказал заведующий травматологическим отделением «Тропинки» Андрей Кокшаров.
Сканирование показало, что ничего страшного, но солдат попросил доктора Кокшарова преувеличить и врач написал, что у него артрит и ему нужно уйти с фронта.
«Чем меньше их, тем лучше, – сказал он. – Я готов был подписать его для всей армии».
Увольнение работников больницы ускорилось после того, как россияне назначили нового главного врача – местную кардиологиню Ирину Свиридову. Своим заместителем она взяла Павла Новикова, бывшего врача «Тропинки». Они начали интегрировать больницу в российскую систему здравоохранения. В августе работники в первый раз получили зарплату в рублях.
Кокшаров стал единственным врачом в своем отделении после того, как трое его коллег ушли. Отделение анестезиологии из девяти сократили до трех врачей. 17 августа четверо солдат постучали в его кабинет и он очутился в машине с мешком на голове.
Его жена, Александра Кокшарова, медсестра больницы, прибежала к Свиридовой в кабинет и попросила помощи, а сказала, что всем фактически руководит ФСБ.
«Я просто сижу в кресле», – вспоминает свои слова госпожа Кокшарова.
Кокшарова забрали в СИЗО, но через несколько дней выпустили невредимым.
Ремига тем временем прятался у друзей и продолжал тайные встречи с подчиненными в городе. 20 сентября он направлялся на встречу к депутату. Подъезжая, он увидел сидевшего рядом в одной из больничных машин доктора Новикова, заместителя доктора Свиридовой.
Когда Ремига вышел из машины, его оцепили четверо солдат с оружием, а также двое мужчин в черном. Новиков подошел и разговаривал с солдатами. Затем Ремизи на голову надели мешок.
«Я предполагаю, что Новиков был там, чтобы узнать меня», – сказал он. Новиков подтвердил это WSJ.
Ремигу бросили в четырехместную камеру, где было восемь человек. Каждое утро, когда заходила охрана, заключенные должны были стоять говорить «Слава России! Слава Путину!». Тех, кто отказывался, жестоко избивали. Они также должны были изучить русский гимн и петь его по приказу телохранителей.
Ремигу отпустили примерно через неделю при условии, что он будет держаться подальше от больницы, которая в его отсутствие трансформировалась – люди в черном бродили по коридорам, всю украинскую символику с территории больницы убрали, а все документы оформили на русском языке.
Новиков передавал приказы заведующим отделениями, отчитывался россиянам, что флаги и дипломы с трезубцами были сняты. Однако в октябре доктор Новиков начал пренебрегать или игнорировать приказы Свиридовой.
18 октября оккупационные чиновники объявили, что они покидают город и едут на территорию, которая более крепко контролируется Кремлем. Через два дня больницы приказали приостановить госпитализацию, выписать пациентов и подготовиться к эвакуации.
Новиков и еще один сотрудник сказали начальникам отделений, что нарушит приказ. Но коллаборантка Свиридова покинула Херсон и через несколько дней она позвонила доктору Новикову.
"Ты получил приказ и, кажется, не собираешься его выполнять", - вспоминает ее слова доктор Новиков.
В последние дни перед выходом россиян из Херсона в больницу пришли оккупационные чиновники и стали искать кражи. Персонал забрал компьютеры домой, чтобы россияне не смогли их угнать. Один врач спрятал пульт компьютерного томографа и сказал россиянам, что он не будет работать, если они его возьмут. В конце концов, взяли только микроскоп и центрифугу.
Россияне сбежали из Херсона до 10 ноября. Украинские силы прибыли на следующий день.
Большинство персонала «Тропинки» называет Новикова коллаборантом. Некоторые говорят, что он спас больницу. Но, по его словам, СБУ не связывалась с ним.
12 ноября доктор Новиков появился в больнице и Ремига прогнал его и сказал оставить ключи охранникам.
Из 460 медиков больницы на конец российского вторжения там остались лишь 70. Многие выехавшие теперь возвращаются в город. Над «Тропинкой» снова висят украинские флаги.
Следить в Телеграмме
Войти с помощью Facebook
Войти с помощью Twitter
Войти с помощью Google