В городе-герое Ахтырке за год людей стало меньше. Кто-то выехал за границу, кто-то — в армии, кто-то — неизвестно где, кого-то уже нет... Но город восстанавливается после бомбардировок, жизнь продолжается. Каждому — какая придется. Человеку — человеческая, собаке — собачья, лещу — лещовая.
Кажется, чем дальше от крупных городов, тем изысканнее становятся названия магазинов, кафе и вечерних заведений, и некая условная, скажем, «Асфоделина» конкурирует с условными «Ночами Кабирии».
Но вот маркет «Провинция». Лаконично и остроумно. В то же время выпечка здесь лучше, чем бывает столичная. Так что с хлебобулочными изделиями в Ахтырке все обстоит благополучно.
Работники торгового центра приветствуют покупателей и приглашают их посетить улицу, когда звучат сирены, — по здешним правилам безопасности во время воздушной тревоги.
Но, конечно же, чтобы узнать, чем живет город, надо идти на базар. Там все последние новости. И о том, как подрались охтырский и тростянецкий мэры. И о том, как будто вдруг воскрес игумен монастыря и на ТикТоке запел. И о том, как было в начале российского вторжения, и о том, что вообще неизвестно, как оно дальше будет.
Сало есть, арахиса нет
— А я вчера едва ли не забыла про 50, — слышно отрывок рассказа женщины за прилавком с маслом.
— Это обязательно. Потому что и колбаса не пролезет. Подавиться можно, — отзывается соседка.
Возле входа на базар стоит мужик с собакой на руках.
— Что это за порода такая? — спрашивают у него.
— Люди говорят, лесной зверь...
На базаре много растений на посадку. Сезон. Картофель, календула, бархатцы, ноготки, асфоделина, опять-таки. А арахиса нет. Женщина с пакетом в отчаянии:
— Раз в жизни захотела, и нигде нет. Ты что охренела, собака?!
Последняя реплика — это уже недалекому родственнику того лесного зверя, который украдкой лижет сало, соблазнительно торчащее из пакета. «Да я же только попробовать, вкусное ли оно, — сигнализирует хвостом четырехлапый гурман. — Искали бы, тетенька, свой рахис...»
Беспризорных собак в городе много. Слышал этот пес, что где-то под Ахтыркой делают домики для животных. И действительно делают. И еще много чего тамошние мастера делают из дерева, кроме собачьих будок: беседки, качели, кормушки для птиц, клозеты для людей. Эти изделия пользуются популярностью. Так что есть вера в будущее.
«Просьдьба» из «зэпэтэ»
Электрик диктует своему коллеге информацию о счетчике, который проверяет.
— Зэпэтэ — это в смысле запятая? — спрашивает юноша.
— В смысле ЗэдПэТе — старший товарищ рисует в воздухе знак Зорро и латинские буквы Р и Т.
Вообще проблем с письменностью у населения сейчас нет никаких: каждый пишет, как он хочет. «Просьдьба кто увидит позвонить...» — это из объявления на доске об исчезнувшей собаке.
Наверное, Просьдьба — так зовут ту собаку, которая сбежала куда-то, опечалившись современным уровнем грамотности населения. Может, и на базар с дегустационным салом помчалась. Может, к мужику на руки.
С другой стороны, Ахтырка — это город, где еще могут почитать напечатанное в газете слово. Газета «Роксолана» уже не такая яркая, как раньше. Но выходит же после перерыва: черно-белая, как наши дни, со слоганом «Люди, которые уважают себя, читают прессу, а не интернет!». О том, кто из городской администрации сел не в свои сани, о том, кто что у кого украл, а кто уже продает или хочет купить, рецепты блюд и даже про любовь. На первой полосе — карикатура с сюжетом о ямочном ремонте: вместо грейдера стоит на дороге корова и заполняет дырки в асфальте коровьими лепешками. На самом деле коров по селам все меньше, мало кто сегодня их держит. И вот баба с дедом пасут двух «грейдеров» возле давно закрытого магазина. В этом селе торговать некому.
Уважают здесь не только прессу или интернет. Одни добрые люди рекомендовали средство против нечистой силы. В специальный день надо взять бумажку и записать все то, чего бы мы не хотели, чтобы оно было. Потом, после 18:00, список нужно сжечь, а пепел развеять. При этом надо произнести определенные слова.
Так мы и сделали. Записали, что услышали в марафоне «Єдині новини», да и сгорела та бумажка.
Взялся за Грунь: на родине Остапа Вишни
— За каких это Грунь взялся? — могут спросить. А правильнее спросить надо — за какое Грунь?
Это название села, близ которого на хуторе Чечва родился Павел Михайлович Губенко — известный украинский писатель Остап Вишня. В те времена это был Зеньковский уезд Полтавской губернии, сейчас Охтырский район.
Село Грунь расположено на берегу реки Грунь. Традиционно названия многих рек объясняются невнимательностью самодержцев, имевших полезную в данном случае привычку терять разные вещи в водоемах. Возможно, эта местность славилась большим количеством красавиц по имени Груня. Возможно, тот Петр когда-то упустил в местную речку несколько Грунь. Терял же он, согласно топонимической легенде, линзу от подзорной трубы в реке, выкрикивая любимым суржиком: «Вор скла!». Или не было такого?
— Конечно же, вранье! — скажут знатоки. — Это была Екатерина с зеркальцем... А еще ее как подбросило в карете на яме, так она и ойкнула по-нашему: «Ох, дырка!». Так город и назвали. Так или иначе, речка, которая протекает, в том числе и в Сумской области, называется Ворскла. А Ахтырка называется Ахтыркой.
Впрочем, менее романтичная, но, как считается, более близкая к официальной версии этимология названия Грунь выглядит вроде бы так: «Грунь (от рум. gruiu — «холм» < лат. grunium «свиное рыло») — диалектное название вершины горы».
В селе Грунь есть улица Остапа Вишни и литературно-мемориальный музей, открытый в 1982 году и закрытый по выходным. Возле музея установлен бюст. Монументальный образ писателя одобрительно поглядывает на местных жителей, которые каждый день спешат, наверное, в библиотеку, расположенную в доме-музее.
О пользе книг и преимуществе мягкого переплета в частности, Остап Вишня рассказывал в произведении «Моя автобиография»: «Вообще любил я книжки с мягкими обложками. Их и рвать легче, и не так больно они бьются, как мать, бывало, увидит».
Кстати, в селе Грунь родился украинский певец Wellboy. Тот, что о гусях поет. Гуси в селе Грунь есть. Утки плещутся в луже посреди дороги. Однако никакой Груни-красавицы в ближайшем обозрении для подтверждения теории названия. Итак, воскресенье. Но ничего, в другой раз.
На берегу Ворсклы: лягушки, одуванчики и лещ
Выйдем на Ворсклу. На лугу среди одуванчиков, подмаренника, полыни и крапивы отцветают яблоня и айва. На берегу мужчина с удочкой слушает концерт местного хора лягушек. С интересом прислушивается к лягушачьему многоголосию и аист с противоположного берега, потому что еще не обедал.
— Ну что, рыба есть?
— Во-о-от такой лещ, — изображает руками рыбак в самом деле «во-о-от такого леща».
— Так где же он?
— Сошел...
Из города доносятся неуместные среди природной тишины звуки сирен. Над рекой, деревьями и лугами — небо, солнце, ветер. Те самые, о которых Остап Вишня писал в своем дневнике: «Умираючи, кажу вам усім: ніколи не сміявся без любові до вас усіх, до сонця, до вітру, до зеленого листу!».