Мария Москаленко за день до войны приехала в гости к родителям в Мариуполь, но уже через несколько дней ей пришлось бежать из города, который уже был в осаде. На следующий день – выезд из города уже был заблокирован.
“Я давно не была дома. Когда Путин признал “ДНР” и “ЛНР”, я позвонила маме и предложила им уехать. Они отказались. Я предложила, чтобы они отправили ко мне брата – тоже отказались”, - рассказала она ZN.UA.
Родители Марии были уверены, что город выстоит перед нашествием захватчика. Никто до самого конца не думал, что мирных людей это коснется.
“Никто не ожидал, что будут бомбить все, что попало. 23го я приехала утром. Мы даже успели погулять по паркам, которые построили недавно по набережной. Увидеть, как там все красиво… было", – вспоминает девушка.
Утро 24-е началось с телефонного звонка, который и разбудил Марию. Звонил друг, который рассказал, что по Украине были нанесены первые ракетные удары.
“Я проспала войну. Я встала где-то в шесть… или в 5.30. Я поняла, что что-то началось. Отец сразу же поехал заправить машину, взять бензина. А потом мы сидели и пытались понять, что вообще происходит”.
Продукты закупать никто не побежал. В Мариуполе в магазинах до последнего было много продуктов, которые можно было купить. Кроме гречки. Крупы, овощи. Магазины закрывались постепенно, затем – аптеки, даже муниципальные. А потом их начали взламывать мародеры.
“Не ощущалось какого-нибудь апокалипсиса, который на самом деле ожидал Мариуполь. В городе было "тихо", они брали город в кольцо. До первого марта даже не обстреляли город, только окрестности, села, какие-то дальние районы. В центр даже ракеты не летели. А первого марта они выпустили много ракет, одна из которых упала нам во двор и разорвалась прямо во дворе. …Первые четыре дня это был шок. Я даже пыталась волонтерить, работать как-то удаленно”.
В отдаленных районах коммуникации разбомбили еще на второй-третий день: свет, воду, отопление и связь. В центре они хранились дольше всего, там коммуникации отключились где-то второго марта.
“Никто не говорил об эвакуации, что Мариуполь будет заблокирован. Но я это поняла, когда пыталась достать лекарство, а их никто не мог довезти в Мариуполь. Я поняла, что людей в город не пускают. А если не пускают, то осталось очень мало времени до момента, когда перестанут выпускать. Выпускать всегда до последнего пытаются. В Мариуполе людей выпускали до четвертого”.
Мария говорит, что приняла решение уезжать после того, как упал снаряд и отключились коммуникации.
“Есть люди, которые остаются и сидят в бомбоубежищах, а есть люди, которые бегут. Я считаю, что есть некий внутренний переключатель, это решение принимается не от головы, оно принимается где-то внутри. В какой-то момент я проснулась и просто поняла – нужно ехать”.
Мария уехала из города третьего марта. Признается, что ей удалось это сделать не с первой попытки. Сначала украинские военные остановили машину и предупредили, что на дороге – опасно. Пришлось вернуться и ждать несколько часов перед второй попыткой.
“Я планировала вернуться в Киев, но когда я увидела, что там происходит, поняла, что мне некуда возвращаться. Родители не хотели отпускать, потому что это, откровенно говоря, была не слишком безопасная "акция". И не хотели уезжать. Я пыталась объяснить им, что такое заблокированный город, неизвестно, сколько это все будет продолжаться и когда завершится. Второе число они согласились отпустить меня и младшего брата. Сказали "Дадим машину, поедете".
“Все мои аргументы об опасности и полной блокаде города разбивались о родительском "кто же будет здесь помогать старикам и детям" и "мы не отдадим Мариуполь, мы будем держать оборону и выгонять русских", - добавляет она.
Дорога была тяжелой, кое-где – страшной. Мария понимала, что нужно будет ехать через российские блокпосты и было непонятно – пропустят, не пропустят, застрелят.
“Было три блокпоста россиян, “ДНР”, “ЛНР”. У нас проверили документы, посмотрели машину, вещи. Было настолько страшно, что руки тряслись. К брату были "вопросы", но есть документы. Ему 16. Особо не придирались”.
Далее – 8 часов за рулем в Запорожье. Бензина едва хватило в город, потому что до Запорожья заправить автомобиль негде. Говорит, что если бы бензина было поменьше, пришлось бы ехать по полям, то не понятно, как они бы доехали.
“Мой опыт вождения заканчивался тем, что я по трассе меняла уставшего на несколько часов. Выходит, что водительские права я получила в 2014 году в уже почти аннексированном Крыму, чтобы вывезти брата из Мариуполя в 2022 году. Ровно через восемь лет.
С родителями связи у Марии почти нет, как и у многих родственников в других городах: «В последний раз мы говорили четыре дня назад. Там еще связь невозможно найти – то в центре, то на крыше, то в подвале. Чтобы его поймать, надо куда-то ехать или идти, а как идти под этими обстрелами? Их сейчас обстреливают непрерывно и даже непонятно кто жив, а кто уже нет”.
“Люди ищут колодцы и источники. Холодно, темно. Готовят еду на костре у подъездов, когда не очень обстреливают. Объединяются домами, делятся водой и едой. Но это я разговаривала, кажется, прежде, чем разбомбили буквально все”.
Сейчас после двух суток в пути Мария и ее брат в относительной безопасности. В такой же безопасности, как каждый остающийся в стране сегодня украинец.