омпьютерный дизайн, создавая новые образы в пространстве и тиражируя их, формирует особое видение, изначально связанное с компьютером, но теперь уже не особенно требующее его участия. Компьютерные технологии в творческом процессе дизайнеров «новой волны» используются как правило - но не обязательно. Дело не в технике и технологиях, а в отношении творческих людей к современному миру и в том, как они пытаются выразить и обозначить эти отношения. В этом смысле разнообразие применяемых средств показательно: главное, что их объединяет, - это стремление формировать новую визуальную культуру потребителя. Дизайн уже выходит за рамки собственно творчества и перестает быть простым оформительством. Дизайнер, чье предназначение поначалу заключалось лишь в том, чтобы декорировать предметную реальность, вдруг начал оказывать на нее влияние настолько сильное и неотвратимое, что стали меняться смысл, внутреннее содержание и роль преображенных дизайнером предметов, а критерием оценки дизайна сегодня начала выступать его актуальность.
Человек не смог обрести третий глаз, зато сумел изобрести нечто подобное. Стоит овладеть набором инструкций, и появляется возможность не только развивать свои способности, но и воплощать художественные идеи. Такой метод во многом не похож на известные ранее. Вследствие его новизны и общедоступности он снискал самоубийственную популярность, а изображения, рожденные с его помощью, обладают неповторимыми отличительными признаками. Эти оцифрованные творения, смотрящие на нас с экранов, самим фактом своего появления наталкивают на аналогию с первобытным искусством - когда человек обнаружил, что куском мела или глины он может создавать ошеломительные образы (не похожие на современные лишь тем, что на них нет отпечатка нескольких тысячелетий). Данная аналогия отчасти может быть оправдана еще и рубежом довольно значительного отрезка времени, все-таки конец эпохи - конец очень многих обозначений.
У культуры сегодня что-то вроде вечера Брамы - мир во власти архетипа разрушения и смерти. Умирает старое для того, чтобы его заменило новое. Мотив хаоса и саморазрушения присутствует и в графическом дизайне - явное свидетельство тому Tomato, Карлос Снегура да Карсон со своим «End of Print». Реальность с бешеной скоростью поедает объекты культуры, а те умирают еще раньше, чем она успевает их заметить. Вместо выверенных многолетним опытом фотографических портретов реальности мы получаем ее беспорядочные поляроидные картинки. Они быстро желтеют и осыпаются под порывами этого вечернего ветра.
Но саморазрушение - необходимая предпосылка для перехода на качественно иной уровень существования. Ведь конец - другая сторона медали. Конец - просто оборотная сторона идеала. И они тождественны своим хаосом. Видимо, скоро стороны должны поменяться местами.
Поэтому сейчас интересней, чем когда-либо, отслеживать все нетривиальное, что появляется в поле нашего зрения, поскольку новое всегда рисует модель будущего. Возможно, что в большинстве случаев эта модель выглядит несколько наивной и невнятной (производство поляроидных снимков реальности доступно многим). Возможно, что мы называем новым всего лишь зооморфные подобия прошлого, которым суждено отпасть и исчезнуть. Тем не менее, мы наблюдаем определенного рода феномен (определенный тем одержимым из Монтевидео: он считал, что скоро искусство сможет создавать каждый), и отмахиваться от этого феномена, по меньшей мере, невежественно.
Современный дизайн - это зона,
внутри которой всякое действие сторонится истории и искусства. Искусство и история. Две стратегии, казавшиеся привлекательными интеллектуалам 70-х годов. Две фигуры центрации, которые почти утратили способность быть притягательными к концу 90-х. То есть их потенция провоцировать центростремительные усилия элементов, попавших в поле их интереса, катастрофически ослабла. Две практики, описаниями которых готова была ограничиться серьезная культура, воспринимавшая факт своего существования, относившаяся к себе по самой же ею сотворенным законам. Это академическая или профессиональная культура, озабоченная правилами регистрации, систематизации и репрезентации событий, признаваемых ею как «свои», как «культурные». Корректностью этих процедур. Корректностью оценок. Как будто за каждой процедурой и за каждой оценкой стоит ответственность перед историей, искусством и обществом за принятое мнение. Это решение - считать ли избранный факт подлинно культурным. Допускать ли его к тиражированию в информационных сетях, где он описывается, пересказывается и комментируется.
Такое чувство ответственности, весь этот комплекс самоцензуры не имеют никакого отношения к тем практикам, которые вхожи под определение «современный дизайн». Когда мы говорим о сегодняшнем графическом дизайне, WEB-дизайне, моде, всех видах рекламной продукции, операциях с телом - от татуировки до покетинга и так далее, и так далее, и так далее, мы не говорим об ответственности. Вернее, если мы и говорим о таковой, то не перед историей, а перед повседневностью. И дело не в критике профессиональной культурной сферы.Важно другое. До недавнего времени история и искусство постоянно заставляли себя отвечать на один и тот же вопрос: это было или этого не было. Как будто это и есть самое главное. Как будто ценность обеих этих практик ограничивается простейшей операцией по извлечению смысла. Было - не было. Если «было», то оправдывается ценностью исторического исследования. Если «не было», то найдено достаточное основание, чтобы зарегистрировать ценность факта искусства в объеме художественного анализа.
В практике повседневности, которой принадлежит современный дизайн, это противопоставление кажется неуместным, противоречие - отсутствующим. Было или не было - какая разница, если тот или иной факт, та или иная история, одна или другая картинка кажется нужной сегодня? Если повседневность хочет ее? Она должна ее получить, и она ее получит. Сегодня она будет пользоваться той историей, которая отвечает ее желанию. Можно называть ее модной, современной, востребованной - не важно. Она нужна сегодня и сегодня же нужны иллюстрации - визуальные подтверждения этой версии культуры и человечности. Фрески или комиксы - какое это имеет значение? В этом смысле практики, зарегистрированные современной культурой в номинации «дизайн», в гораздо большей степени отвечают призыву повседневности, чем так называемое «серьезное искусство». Точнее, чем те усилия, прилагаемые к описанию культуры, которые мы называем современным искусством, подразумевая почему-то значимую или значительную фундаментальность, выражая тем самым свою пристрастность. Причем малообоснованную уже только потому, что «искусство» слишком озабочено своим выживанием. А это не только неуместно, но и просто нелогично. Потому что стремление всякого человеческого опыта, как и самого человека, к выживанию свидетельствует только о том, что на самом деле он готов жертвовать своей человеческой природой, своей, пусть не очевидной, но распознанной сущностью, самой своей человечностью ради сохранения присутствия, для того, чтобы появляться в этом мире каждый день, снова и снова. Появляться - и неважно, чем быть. Неважно даже «быть» ли на самом деле, существовать ли. Повод к зомбированию, который не упустила стратегия, о которой мы вспомнили сегодня как об «искусстве».
Когда же отсутствует само намерение - выжить и сохраниться, когда связь со всем миром, который вокруг, завязывается и проходит легко, когда реакция на голос этого мира более всего напоминает военную концепцию быстрого реагирования, тогда практика начинает звучать и работать. Она демонстрирует необременительное появление реальности, она перестает быть навязчивой иллюстрацией, она и есть образ самой реальности, картина мира - абсолютно фиктивная, необязательная и безответственная, ощущаемая лишь
эпизодически, от случая к случаю,
в мучительных попытках понять
суть происходящего. Отпечатки
реальности, зафиксированные в со-
знании, дают пищу для анализа.
суть демонстрация объективной ситуации, которая складывается в визуальной практической культуре знака и слова. Дизайн, бывший еще недавно радикальным и андеграундным, сегодня уже мало кого шокирует. В силу того, что он все более и более отвечает духу и состоянию общества, пытаясь (и довольно успешно) сопоставлять разноглубинным течениям жизни свои, иногда весьма противоречивые процессы формирования зрительных образов, он актуален.
В определенном смысле современный дизайн - это производство самой реальности окружающей среды. Только слово «производство» недостаточно точно в этом контексте. Потому что всякое производство - это стратегия. А стратегическое сознание представляется сегодня параноидальным анахронизмом.
Сегодня содержание термина «культура» точнее передается словом «повседневность», которую интересуют не собранные в музеях и заархивированные изображения, а ее собственные случайные образы, возникающие в ее собственной реальной среде. На очень короткое время этим образам удается обозначить неустойчивую, но ясную границу, которой они пересекают пространство повседневности. Только на этой границе могут быть зарегистрированы события. Какие - не важно. Важно, что здесь проявляется их возможная агрессивность. Или сочетание агрессивности и толерантности.
Образы повседневности появляются и исчезают, снова становятся неразличимыми, тают. Они умирают, когда сливаются с окружающей информационной средой, когда теряют способность обозначать границу, тем самым ликвидируя зону пограничных конфликтов. Они становятся безопасными фигурами, попадают в каталоги и справочники, занимают отведенное им место в классификационных схемах. Они отвечают регистрационно-некрофилическим намерениям современной культуры. Но это уже не важно. Потому что их место давно уже занято другими, живыми образами, которые еще не стали литературой.
Иногда из сонма этих тающих образов раздаются агрессивно-апатичные утверждения об отсутствии будущего у современного дизайна, переходящие в риторику относительно самого определения компьютерного дизайна как такового. Уже очевидно, что это не сленг, не жаргон, а вполне настоящий, полноправный и самодостаточный язык образов, необходимость существования которого диктуется временем. Но главное - он востребован и, значит, понятен. Дизайн во всех его проявлениях прокладывает дорогу к информационному пространству, а не движется в пустоту.
Современный мир существует постольку,
поскольку он овладел навыками появления в настоящем времени. Глаголы «быть», «существовать» и даже «присутствовать» не так значимы для современной культуры, как глагол «появляться». То есть бытие, существование и присутствие всякой вещи и всякого события сохраняются как тени, как фигуры умолчания и необъективные последствия самого появления. Именно поэтому современная культура избегает рассуждений о сущностях и идентичностях. Когда мы говорим о предмете - он есть, мы не подразумеваем - он всегда таков или - он таков сам по себе, или такова его сущность. Мы имеем в виду только то, что таким он появился перед нами, таково было его намерение в настоящем времени - стать видимым этим и никаким другим образом.
Все современные технологии культуры не имеют ничего общего с описаниями устойчивых состояний раз и навсегда зарегистрированных в ней элементов. Рассуждения об имманентных признаках сохранились только в рамках специальных курсов истории философии. Нет этих устойчивых состояний и нет метафизических оснований ни одного культурного факта. Даже если бы и были такие основания, они находились бы по ту сторону тех явлений, которые культура готова принять как свое настоящее. В каком-то смысле ее настоящее - это тотальный дизайн. И она принимает его не как способ корректировать образ предмета как такового и не как способ придавать вещам современную форму. Вне этой формы никаких вещей просто не существует. То, что мы называем дизайном, - это не косметические процедуры. Это операции, в результате которых предмет начинает обладать способностью появляться. Это касается всего, что есть в мире, - тел, слов, вещей, продуктов питания и средств передвижения. И если мы говорим о графическом дизайне, то это способ возвращения миру его отраженных образов, объектов желания, его материальной и духовной культуры. Это способ проговаривать и делать видимыми представления реальности о самой себе. Современная культура, которую точнее все-таки называть культурой повседневности, сторонится мемориализации. То есть она не высказывает намерения создавать себе памятники. Напротив, она избегает подобных усилий. Она высмеивает их. Также ей перечит существование в качестве архивного материала. И в этом ее существенное отличие от художественных и интеллектуальных стратегий 70-х и 80-х годов.
Мемориальность, архивность и стратегичность являются незначительными эпизодами в картине повседневности. Это модели поведения мультипликационных персонажей современных историй, реальность которых имеет только одно измерение. Они воздвигают чудовищные монументы в центрах больших городов, они собирают скучнейшие хранилища, называя их музеями, коллекциями и библиотеками, они принципиально жертвуют настоящим в пользу будущего. Они формируют среду репрессивного настоящего.
Современный дизайн - это отсутствие мемориально-архивной стратегии. Даже само понятие стратегии уже много лет исключено из словаря тех, кто говорит о культурных опытах конца века. Потому что сегодня не работают программы параноидальных идентификаций идеологических или исторических пространств, личностей или сообществ. Они маркируются только на уровне упаковок. И ответственность за эти маркировки лежит где-то в области тех практик, поступков, поведений, других манер и неадекватных реакций, которые скрыты в номинации «современный графический дизайн».
Мир появляется благодаря упаковке.
И очень обманчиво впечатление, будто это - способ идентифицировать содержание или содержимое. Это способ обеспечить уверенность и достоверность появления тел, слов, вещей, продуктов питания и средств передвижения, политических лозунгов и социально-экономических галлюцинаций. Подобно тому, как язык, становясь инструментом рекламы, рекламирует себя и свое появление в настоящем, упаковка реальности предъявляет себя как единственную сущность. Она субъективна и немонументальна. Очень часто это поверхность без содержания. Во всяком случае, она легко принимает прямо противоположные суждения относительно того, например, что пьет человек - напиток с определенным вкусом или просто содержимое бутылки со столь же определенной формой и историей появления на телеэкране; и неизвестно, что он носит - платья и брюки определенного цвета и длины или бирки, лейблы и отпечатки рекламных образов из толстых стилеобразующих журналов.
Сказав, что упаковка часто бывает поверхностью без содержания, мы обратили наше внимание на одну, самую простую и короткую в изложении версию упакованной реальности. На самом деле все гораздо интереснее. Речь идет о судьбе закона тождества - фундаментального основания логики европейской культуры. Видимо, сегодня этот закон появляется в различных версиях, упаковках или дизайнерских разработках.
В современном мультикультурном и технологическом обществе многократно возрос знаковый характер собственно дизайна. Теперь он ценен сам по себе, без строгой привязки к объекту. Но для определения и подтверждения этой ценности существует жесткий критерий, диктуемый тем же скоростным обществом, - актуальность.
Мощная, яркая, разрушающая сложившиеся стереотипы, она все активнее вторгается в окружающую нас действительность.
Дизайн - это способ показывать всякую вещь, всякую сущность как собственную версию. То есть одну из версий этой вещи или этой сущности в мире, научившемся появляться. Ему пришлось овладеть этим мастерством, когда на смену устойчивой картине бытия из картезианской риторики и монотеистического откровения пришли мелькающие и соскальзывающие изображения неустойчивой и расслаивающейся реальности настоящего времени. Выражение «мир изменяется» ничего не говорит о ней. Мир показывается. И самое интересное - как он это делает. Как каждый из нас является одновременно участником, организатором, зрителем и жертвой этого шоу.