ЗАВЕЩАНИЕ ПАТРИАРХА

Уход из жизни 85-летнего патриарха УАПЦ Димитрия вызвал не только соболезнования Украинской автокефальной православной церкви и близким владыки — а он воспитал, между прочим, семерых детей — но и какие-то ожидания и неясные надежды. Эти предчувствия порождаются осознанием ненормальности ситуации в украинском православии и надеждами на ее изменение. Чем дальше расходятся между собой церковные иерархи, тем более страстно желает общество их видеть рядом.

«РОДИЛСЯ Я В СЕЛЕ ГЛИДНО…»

Будущий патриарх формировался в по-своему уникальной атмосфере межвоенной украинской Галичины с ее «Просвітою», спектаклями из «Кобзаря», постоянными напоминаниями властей о том, что «то есть панство польське», чаяниями свободы и, конечно, церковью как центром украинского космоса. Владимир Ярема учился музыке и иконописи, расписывал храмы, пел в церковном хоре и входил в ОУН. Словом, он был сознательным украинцем из поколения, чья молодость пришлась на польскую пацификацию, немецкую оккупацию и «вторые Советы». Ярема воевал в Войске Польском, попал в немецкий плен, а освободившись, поступил в греко-католическую семинарию. Но церковь была разгромлена, а семинаристы мобилизованы в Советскую Армию.

Как и все украинские греко-католики, после войны Владимир Ярема обязан был решить для себя: оставаться ли ему в катакомбной церкви или перейти в православие? Он сделал свой выбор в 1947 году, став священником Русской православной церкви. Одним из тех, кто, в конечном счете, осуществил «тихую украинизацию» Русского православия в Западной Украине.

В деятельности таких галицких священников, как отец Владимир, крещенных в униатстве и не по своей воле обратившихся в православие, и следует искать ответ на вопрос, почему в почти всецело униатской до II мировой войны Галичине во второй половине века сформировался мощный православный анклав.

Естественно, когда «стало можно», этот анклав стремительно срывается с московской орбиты. 19 августа 1989 года протопресвитер Владимир Ярема первым объявляет о выходе своего прихода из- под юрисдикции Московского патриархата. Он принимает активное участие в возрождении Украинской автокефальной православной церкви, а после смерти патриарха Мстислава (1993) и окончательного раскола украинского православия на три «ветви», рассматривается в УАПЦ как компромиссная фигура, способная ее возглавить. Владимира Ярему постригают в монахи с именем Димитрий, возводят в епископский сан и 7 сентября 1993 года избирают патриархом.

Новоизбранный предстоятель радикально отличается от украинских «князей Церкви»: ездит по Киеву на троллейбусе, часто откровенно тяготится престолом и заявляет о готовности сложить патриарший куколь перед будущим Всеукраинским православным собором, который наконец-то объединит православных Украины.

ВО ГЛАВЕ ЦЕРКВИ

Конфликты, раздирающие православие в Украине, тем временем постоянно испытывают УАПЦ на прочность. Церкви приходится долго и мучительно доказывать в судах свое существование де-юре, из нее уходят епископы и священники, целые епархии и отдельные приходы. На какое-то время она превращается, по сути, в конфедерацию формально связанных между собою епархий с чрезвычайно слабым и откровенно игнорируемым «самодержцами»-архиереями центральным руководством. В 1996 году они едва не лишают патриарха престола.

Но с середины 1997 года УАПЦ начинает преодолевать аморфность и собирается с силами. Патриарх Димитрий все чаще появляется на телеэкранах и в президиумах конференций, несколько эмоционально, но всегда внятно представляет позицию церкви публике, а в серии своих посланий «Беседы о страшной действительности» высказывает то, о чем другие иерархи предпочитают молчать. Стремление к диалогу между церковью и обществом, к тому, что неточно, но вполне понятно именуют «православием с человеческим лицом», во многом связывают с именем управляющего делами церкви, архиепископа Харьковского и Полтавского Игоря Исиченко — самым близким к патриарху архиереем.

Одновременно УАПЦ пытается разрешить нерешаемую, казалось бы, для нее задачу — стать каноничной. С этой целью она настойчиво выстраивает следующую генетическую линию. Автокефальное движение конца 80-х годов было направлено на возвращение православных в Украине в лоно УАПЦ, сохранившейся тогда только в диаспоре. Именно поэтому возрожденная УАПЦ в Украине избрала своим патриархом (1990) предстоятеля УАПЦ в США митрополита Мстислава (Скрипника). Процессу объединения диаспорной и украинской УАПЦ в единую церковь, как утверждают украинские владыки, помешало транзитное состояние украинского общества, интриги отдельных иерархов, происки чиновников и, конечно, появление на карте страны сразу двух автокефалий — УАПЦ и УПЦ Киевского патриархата во главе с патриархом Филаретом. Последнее обстоятельство в течение шести лет блокировало отношения УАПЦ с украинской православной диаспорой. В США и Канаде предпочитали иметь дело с Киевским патриархатом — значительно более крупной и явно поддерживаемой государством в годы президентства Л. Кравчука.

Ситуация изменилась только в конце 1998 года, когда патриарх Филарет принял в свою юрисдикцию несколько приходов УПЦ в США и, тем самым, оказался в конфликте с украинским диаспорным епископатом. В 1999 году патриарх Димитрий и архиепископ Игорь встретились в США и обсудили с заокеанскими владыками совместные намерения.

ЗАВЕЩАНИЕ

Прямо в день смерти патриарха Димитрия патриархия УАПЦ обнародовала фрагмент его завещания. В нем патриарх просил «в случае его отхода от дел» не проводить никаких соборов самостоятельно, без представителей диаспоры, а в качестве предстоятеля поминать за богослужением Константина (Багана) — митрополита УПЦ в диаспоре. Напомним, что с 1995 года УПЦ в диаспоре находится под омофором Вселенского (Константинопольского) патриарха и, таким образом, решила для себя проблему признания и канонического статуса.

Если украинская УАПЦ присоединится к УПЦ в диаспоре и если такое присоединение благословит Вселенский патриарх, то она перестанет быть самостоятельной, но обретет признание по меньшей мере Древних восточных патриархатов (Константинополя, Александрии, Антиохии и Иерусалима).

На этом пути слишком много «если». Вселенскому патриархату слишком трудно принять в свою юрисдикцию УАПЦ. Это откровенно противоречит каноническому праву, признающему территориальный принцип в разграничении церковной юрисдикции. Что это значит? Вселенский патриарх уже неоднократно заявлял, что на территории Украины он признает только одну Украинскую православную церковь (в единстве с Московским патриархатом) и лишь одного митрополита Киевского (Владимира Сабодана). Учреждение на одной территории двух канонических юрисдикций — это, конечно, скандал.

Впрочем, Полнота Православия привыкла к такого рода скандалам. Каноны нарушались и нарушаются, и в принципе не могут не нарушаться — они писаны в определенное время и для вполне определенных обстоятельств. В соответствии с канонами в Украине давно должна бы быть Поместная православная церковь, ибо «аще царскою властию град устроен, то гражданским и земским распределениям да следует и распределение церковных дел» (38-е правило Трулльского Собора).

Но в любом случае принятие в юрисдикцию Вселенского патриархата православных епархий и приходов на территории, которую Московский патриархат безоговорочно считает своей, вызовет конфликт такой остроты, которого мы в отношениях между Вторым и Третьим Римами еще не видели.

НАИМЕНЬШАЯ, НО НЕ ПОСЛЕДНЯЯ

УАПЦ — наименьшая среди Украинских православных церквей. По данным Госкомрелигий на начало года в ней было 988 приходов и 602 священника (в УПЦ в единстве с Московским патриархатом почти 8,5 тыс. приходов и 7122 священника, в УПЦ Киевского патриархата соответственно 2,5 тыс. и 1978). Более того, на одной из пресс-конференций в январе этого года архиепископ Игорь заявил, что реально в его церкви приходов примерно вдвое меньше, чем это явствует из официальной статистики. Но в 1996 году конфликт между Москвой и Константинополем за юрисдикцию над Эстонской апостольской православной церковью с ее чуть более 80 приходами вызвал не просто разрыв дипломатических отношений, но и трехмесячное прекращение молитвенного общения.

Владыки УАПЦ решили не испытывать на прочность московско-константинопольские отношения. Архиерейский собор, состоявшийся на следующий день после похорон патриарха, не развил завещанную патриархом диаспорную тему (хотя и принял завещание «с сыновьей благодарностью») и избрал местоблюстителем патриаршего престола 50-летнего митрополита Тернопольского и Подольского Мефодия (Кудрякова). По ныне действующему гражданскому уставу УАПЦ патриарший престол может вдовствовать не более трех месяцев и занять его должен только гражданин Украины.

«СВОЯ» ЦЕРКОВЬ

Безусловно, тема православного единства в Украине опошлена, затерта и многие из тех, кто пытается сделать на ней политическое имя, вызывают скорее раздражение, чем сочувствие. Потуги к объединению, которые, заметим, исходят совсем не из церковной среды (там в лучшем случае говорят о присоединении), очень уязвимы. Юристы станут ссылаться на конституционный принцип отделения церкви от государства; политологи будут говорить о рудиментах архаических обществ, легитимации элит, о превратностях посткоммунистических модернизаций; социологи — о теориях приватизации и глобализации религии; правозащитники — о том, что наличие нескольких центров религиозного влияния препятствует безраздельному господству одного из них, сопровождающегося, как правило, подавлением религиозных меньшинств. И все по-своему будут правы.

Но на каком-то почти бессознательном уровне в коллективном сознании народов, чье мировосприятие сформулировано при решающем участии Православия (это констатация, а не оценка), автокефалия для «своей» Православной церкви остается атрибутом государственности. И не только румынские полковники, греческие короли и болгарские цари Х1Х века, но и президенты современных Молдовы или Македонии за нее — автокефалию —готовы побороться.

Не исключено, что беспрецедентный православный саммит на Святой Земле в Рождество 2000 года укрепил подобные намерения и у Л.Кучмы, уже неоднократно высказывавшегося в поддержку единой Поместной Украинской православной церкви. Возможно, именно трогательные сцены «симфонии» между президентами и предстоятелями, собравшимися в Вифлееме, произвели на украинского Президента достаточно сильное впечатление. Особенно если учесть, что православная Украина была представлена авторитетным и близким к Л.Кучме, но все же вторым после московского патриарха членом Священного Синода Русской православной церкви митрополитом Владимиром. Во всяком случае, на Торжественной Ассамблее, посвященной 2000-летию Рождества Христового, Президент Украины говорил о необходимости преодоления межправославного противостояния и объединения православных решительнее и острее, чем когда бы то ни было ранее. И судя по раздраженной реплике московского патриарха Алексия ІІ неделей позже, Л.Кучму не только услышали, но и поняли правильно.

Но все же государственного ресурса для православного единства в Украине недостаточно. Разорванность украинского православия является в конечном итоге отражением тех политических, культурных, социально-психологических противоречий, которые очень глубоко укоренены в украинский общественный контекст.

В церковном противостоянии обретают некое оправдание и внутреннюю подкрепляемость взаимоотношения между разными уровнями национального сознания, различными матрицами исторической памяти, между разными, если хотите, Украинами. Эта разорванность не снимается в результате самых просвещенных административных мер, она, очевидно, требует общенациональных усилий.

Разумеется, «украинский вопрос» фокусирует на себе и огромное количество неразрешенных проблем всей Православной Полноты. И ее юрисдикционную чересполосицу, и растерянность перед цинизмом секулярного мира, и несоответствие между богатством традиции и скудостью способов ее явления миру. Ну и различных, частных, но очень болезненных вопросов о порядке обретения автокефалии, о диаспоре, о календаре и т.п.

ДВЕ УКРАИНЫ

Но все-таки, главные проблемы Украинского православия — в самой Украине. Никакой самый авторитетный иерарх не убедит православных в Прикарпатъе вернуться добровольно «под Москву». (В одном из интервью архиепископ Ивано-Франковский и Коломыйский УПЦ в единстве с Московским патриархатом Николай Грох признался, что в большинстве приходов его крошечной по украинским меркам епархии патриарха Московского, то есть своего первоиерарха, за богослужением вообще не поминают). И, в свою очередь, нетрудно предположить реакцию православных в Луганской или Донецкой епархиях на предложение до сих пор уважаемых ими архипастырей «выскочить, — по крылатому выражению В.Лыпкивского, — из-под Москвы».

Этот узел в принципе не может быть развязан просто. Те, кто утверждает, что владеет тут безошибочным рецептом, либо неумен, либо лукавит, либо и то, и другое.

И, наконец, неизбежный вопрос: насколько опасным для общества и государства является межправославный конфликт? Не станем нагнетать атмосферу и доказывать, что Украина стоит на пороге религиозной войны (кстати, такой прогноз выдал в 1991 году один не самый последний немецкий социолог религии) — это неправда. Но те, кто еще помнит «черный вторник» 18 июля 1995 года, прошлогодний инцидент с патриархом Филаретом в Мариуполе и держит в поле зрения с сотню больших и малых православных «горячих точек», может предположить, что при определенных условиях этот конфликт может «рвануть» посильнее, чем когда-то на Софийской площади.

Но главный вызов сложившейся ситуации обращен, скорее всего, не к обществу, а к Церкви. Церковь, определяющая себя национальной, культурно- и даже государственно образующей, рискует оказаться на глубокой социальной периферии. Оттуда легко проклинать сектантов и еретиков, но трудно преобразовывать мир.