«Засівали проміння»

Побережье Черного моря. Крым. Отдаленный уголок Украины, отмежеванный высокими хребтами, но свой, родной. В 1990 году в Ялте проживало около 20 тысяч украинцев, хотя большинство уже были русифицированы — не найти газеты на украинском языке, магазины не заказывали украинских книг, поскольку те, которые были в наличии, никто и не покупал. В Ялте — ни одной школы с украинским языком обучения. Там проживал мой дорогой племянник Руслан, сирота, а для меня как родной сын. За 35 лет жизни на полуострове он всегда разговаривал только на украинском языке и переживал из-за сложившейся атмосферы в Крыму.

Русланьо, как я его называла, впервые обратил внимание, что гора Ай-Петри имеет вид тризуба. Говорил, что это Бог поставил его на одной из самых высоких вершин над Украиной. В период утверждения украинской символики племянник впервые закрепил сине-желтый флаг на Ай-Петри. Русланьо рассказал мне, что в Крыму в XVII веке происходили казацкие походы против турок и татар; что над стройгородком (напротив Ласточкина гнезда) в горе на скале была Казацкая Башня. Но позже ее разрушили, крест сбросили в пропасть. Об это я написала стихотворение. Интересовался литературой, древними народами, населявшими полуостров — тавры, киммерийцы, готы, сарматы, греки, славяне, татары, ногайцы, караимы...

Когда я написала стихотворение «Голос моря», Русланьо помог мне записать шум моря — прибой. На это стихотворение киевский бандурист Игорь Лисовол сочинил музыку, и на фоне прибоя замечательно исполняет песню «Гримить прибоєм Чорне море — тут Україна...».

И именно Русланьо рассказал, в каком ужасном состоянии находится дом, в котором жила в Ялте Леся Украинка — около двадцати лет в строительных лесах...

Грустно стало. Я начала узнавать, есть ли кто-нибудь в Ялте из украинской интеллигенции. Узнала в школе, что больше всего болел за это все учитель, руководитель капеллы бандуристов, председатель кружка общества «Просвіта» имени Т.Шевченко Алексей Нырко. Я разыскала пана Нырко — была у них на собрании просто в парке (поскольку у них нет специального помещения), прочитала свои стихи «Дихаю рідною мовою» и другие. Больше всего им понравились «Розлука моря», «Голос моря», «Тризуб» (который символизирует сам Ай-Петри), оставила просвитянам свои рукописи.

Оказалось, что они тоже переживают за домик Леси Украинки, даже избрали заведующую несуществующего музея Светлану Кочергу — филолога. Увы, не в силах ничего сделать.

На следующий день я уже была на приеме у заведующей городским отделом культуры Татьяны Кизиловой. Она мне коротко объяснила, что речь идет даже не о музее, а только о комнате для проведения выставки к дням Леси Украинки в феврале 1991 года — 120-й годовщины со дня рождения поэтессы. Чиновница заявила, что стройматериалов на ремонт нет, а о музее и слышать не хотела, убеждала, что надобности в нем нет, ссылалась на нехватку экспонатов. Я уверяла: когда помещение будет готово, тогда и экспонаты будут и из Львова, и с Волыни, и с диаспоры.

И тотчас она меня резко спросила, а почему вы поднимаете этот вопрос, а не местные. Тогда я ответила: «Потому что я поэт и землячка Леси Украинки. Если бы вы были землячкой Александра Пушкина, и у него была бы такая же ситуация, как бы вы поступили? Конечно, не остались бы равнодушной». Так мы и разошлись. В коридоре ждал меня мой Руслан.

Я обо всем написала в печать. 28 ноября 1990 г. в газете «Радянська Волинь» была опубликована статья «Любов і ненависть» (у вінок шани Лесі Українці до 120-річчя поетеси).

В декабре 1990 г. в газете «Вісті з України» появилась моя статья «Чи українське місто Ялта?», а 10 января в 1991 г. в газете «За вільну Україну», еще одна — «Вогники на духовній цілині», где я обращалась к общественности за помощью в открытии музея Леси Украинки как способа повышения национального сознания, борьбы за украинский язык. Вернувшись из Крыма, выступала по радио, на собрании Союза украинок во Львове с просьбой к интеллигенции помочь в сборе экспонатов и даже посильной финансовой помощи.

И так пробили мы стену сопротивления — лед тронулся...

В Ялте отдел культуры помогал в ремонтных работах, работали днем и ночью — там всем занимались Алексей Нырко, Светлана Кочерга, Лидия Бучанская и другие. А мы уже собирали экспонаты — ведь речь шла не только о музее, но и о возвышении украинской духовности, поддержке украинцев «на нашій не своїй землі...», чтобы наперекор всем черным тучам сеять лучи.

И приходили патриоты, приносили потрясающие вещи — экспонаты для музея.

Первый дар преподнесла выдающаяся львовская художница Мария Курочка — отдала свои произведения из красной глины «Лукаш и Мавка». Трогательно было, когда принес в дар музею замечательный портрет Леси Украинки художник Богдан Хрупович. Отдал единственный портрет! Художница Ольга Возница подарила уникальный полотняный рушнык Волынского края — тканный узором и вышитый во времена юности Леси Украинки на Ковельщине. Это, пожалуй, единственный такый рушнык в Украине, но для священного начинания не пожалела Ольга Федоровна отдать это произведение.

Благосклонно отнесся к нашему общему делу ответственный секретарь Союза художников Львова Любомир Лесюк, побеседовал с коллегами. Богдан Романец преподнес в дар музею свой монументальный труд — бюст Леси Украинки в бронзе.

Пять линогравюр подарил художник-график Ярема Оленюк с Карпат, поэты Лидия Шевело и Петр Гоць передали свои поэзии, посвященные Леси Украинке, заслуженная мастерица из Полесья, ткачиха Ульяна Кот — тканую дорожку с полесским орнаментом. Отдал свои графические труды на тему «Сім струн» Михаил Курилич, София Скирта-Сварник подарила портрет Леси Украинки (на дереве), Оксана Сатурская — вышитые закладки к книге. А известный в мире сопилкарь, композитор, ныне профессор Мирослав Корчинский передал уникальную сопилку и свои произведения — ноты на стихи Леси Украинки; профессор Леонила Мищенко отдала музею уникальный сборник поэзии Леси Украинки, первое издание «На крилах пісень» 1902 года, а Юлия Островская подарила писанки с Буркута (где часто бывала Леся Украинка) и 100 рублей, врач-хирург Рогнида Сендецкая — вышитую салфетку и 100 рублей. Присоединились к доброму делу и друзья из Армянского общества «Источник», от заведующей которого получили 100 рублей, а от композитора Сергея Петросяна — партитуры песен на слова Леси Украинки. От Общества украинского языка «Просвіта» больница, где я работала, передали 100 рублей.

За собранные деньги, а также за свои, я приобрела венки из цветов и много метров разноцветных атласных лент к ним. Те веночки с лентами до сих пор висят на стенах, а у входа в первую комнату нас и сегодня встречают Лукаш и Мавка. Я подарила музею вышитую салфетку, сборник своих стихов «Дорогою птахів», в который вошло посвященное Лесе Украинке стихотворение «Зустріч», ноты своей песни «Досвітні вогні» и т.д.

Все это делалось искренно, увлеченно. Мой дом на несколько дней превратился в музей Леси Украинки. Я сообщила в Ялту, чтобы приехали и забрали экспонаты.

Приехала пани Светлана Кочерга. Она посетила Олесский замок, где ей еще подарили для музея замечательную люстру. В конце концов все упаковали, помогли погрузить в вагон поезда, следовавшего в Ялту. Ее, конечно, встретили ялтинцы, которые и в Крыму уже собрали много экспонатов.

Работали и днем и ночью, только бы успеть. И успели! 25 февраля 1991 года Музей Леси Украинки в Ялте был торжественно открыт.

Позже получила письмо-приглашение от Ялтинской госадминистрации на конференцию. Но недолго солнце светило — отдел культуры Ялты настаивал на том, что сбор экспозиции следует завершить. Снова обращаюсь за помощью в Министерство культуры Украины (к Анне Чмиль), в Верховный Совет (тогда еще Украинской ССР), а именно к председателю комиссии по вопросам культуры Лесю Танюку с просьбой оставить экспозицию и навсегда утвердить в Ялте Музей Леси Украинки. Вскоре получила письмо от депутата, благодарность и обнадеживающие слова.

Вот сколько сил было отдано, чтобы зажечь в Крыму «досвітній вогонь».

P.S. Сейчас Светлана Кочерга, которая стала заведующей музея, уже профессор украинской филологии, издает свои произведения. Но о нас, первопроходцах, она забыла. Даже в своей книге «Іфігенія в Тавріді» вспоминает многих ялтинцев, открывавших музей, но о нас же — ни слова. Ведь можно было хотя бы словом упомянуть того, кто на самом деле первым пробивал эту стену, откуда появились в ялтинском Музее Леси Украинки первые экспонаты... Конечно, со временем музей получил много экспонатов, да и финансовую помощь от диаспоры.

Мне даже не отвечают на письма, не вспоминают, а новые работники музея во время телефонных разговоров говорят, что не знают такой... После горестной утраты Руслана, похороненного в Ялте, никто так и не пришел на его могилу на новом ялтинском кладбище. А он столько помогал, развозил украинские книги в разные уголки Крыма, и все, что я сделала для Крыма, было сделано при поддержке и помощи Руслана. Я прощаю, но грустно, что у меня сломаны крылья, а мои дела и друзей моих забыты.