Все мифы — к родным пенатам

Проблема этико-религиозного (религиозно-этического) образования «homo post-sovеticus» особо обострилась у нас после президентского волеизъявления на сей счет, случившегося в 2005 году и предполагавшего немедленное введение в школах страны курса «Этика веры» (вариант: «Христианская этика»).

Бурные дискуссии в прессе, в «ЗН» в том числе, выявили прежде всего излишнюю суетливость министра Станислава Николаенко, сработавшего по схеме «президент сказал — мы откозыряли» (Екатерина Щеткина. «Ну, в общем, бог», №29 (556) 30 июля — 5 августа 2005).

Среди иных упреков в адрес главного освитянина, прозвучавших из уст прогрессивной общественности, отсутствовал, пожалуй, главный: министр пренебрег золотым правилом, которое было хорошо известно каждому советскому фельдфебелю. Драгоценный modus operandi предписывал по получению любого, сколь угодно грозного приказа не спешить его выполнять, поскольку приказ этот мог быть вскоре отменен. Продержись в научных дискуссиях министерство до веселых времен, когда день не проходил, чтобы из Кабинета министров или же президиума Верховной Рады не звучали обвинения гаранта в злостном нарушении им Конституции, и министр-социалист Кабинета Виктора Януковича вполне мог бы предложить более взвешенное и отстраненное от политики решение проблемы.

Не дожидаясь такового, харьковское издательство «Торсинг плюс» выпустило в рубрике «Іду на урок» книжку под названием «Усі міфи». В ней украинский философ Евгений Зарудный представил вниманию читающей публики свое собственное прочтение истории религий.

Если коротко определить главное его отличие от стандартных религиеведческих «историй», где исторические даты и политико-экономическая география, особенности культов и описание обрядов etc. определяют принцип и объем изложения, то можно сказать: это Священная история. То есть история в том виде, в каком она изложена в Священных Писаниях. Но это Священная история, увиденная глазами не верующего человека, а рационалиста, вынужденного в результате научно-исторического познания (логически и исторически начинающегося с исследования феноменов древней магии, фетишизма, анимизма, а далее и мифологии) признать бытие Бога. Именно поэтому эпилогом к книге выбрано то место из «Великого Восстановления Наук» Бэкона, где (предполагаемый) автор афоризма «знание — сила» пишет: «Легкие глотки философии толкают порой к атеизму, более же глубокие возвращают к религии».

Название «Усі міфи» весьма условно и определяется не столько содержанием, сколько брендом данного издательства. Избранный автором культурологический подход так очерчивает границы изложения: историко-логическое введение, греко-римская мифология, Библия, Коран. Несколько искусственным и излишне объемным выглядит раздел, посвященный древнеславянской и германо-скандинавской мифологиям, призванный, очевидно, оправдать название. Впрочем, с иной стороны, если уж мифы — все, то непонятно, почему нет изложения мифологических воззрений китайцев, майя, инков, народов Африки и Азии.

Результатом своих педагогических усилий автор видит «человека культурного». «Понятие «культурный», — пишет Евгений Зарудный, — означает свободное ориентирование такого человека в тех конструкциях родного языка и сюжетах произведений мирового искусства, которые имеют мифологические и религиозные корни. Например, культурный в указанном смысле человек возвращается «к родным пенатам», а не «в родные пенаты», потому что, как и древний римлянин, знает, что пенаты — не местность и не дом, а боги-хранители домашнего очага».

В какой мере такой человек есть человек моральный, можно спорить: «культурные мерзавцы» запрещены формальной логикой, но не реальной жизнью. Более того, новейшая история дает нам примеры превращений культурных наций в нелюдей. Но замечая при этом, что идеал Добра имеет сущностную связь с идеалами Истины и Красоты, следует принимать во внимание не исключения, а правило. Истинное правило, в соответствии с которым Добро красиво, а Зло — безобразно.

Следующей привлекательной особенностью рецензируемого пособия является художественное и (при)страстное изложение материала. «Страстное» здесь — оппозиция изложению научно-историческому, и в этом смысле «без(при)страстному». Имманентная способность философа увидеть в зеркале иной культуры красоту своей собственной (и наоборот) делает возможным органичное соседство таких, например, разделов: «История Господа нашего Иисуса Христа от Рождества Спасителя до второго пришествия Его» и «Торжество покорности, или Сверхзадача Пророка Мухаммеда, да благословит его Аллах и приветствует!»

Специально для тех, кто полагает, что «христианин любит, потому что верит, а не наоборот; высокая мораль христианина вытекает из его веры, а не наоборот» (Екатерина Щеткина. Христианская этика: бес компромисса. «ЗН», №21 (600) 3 — 9 июня 2006), и считает идеалом положение, при котором бы «христиане изучали христианскую этику, иудеи — иудейскую, мусульмане — мусульманскую» (Мирослав Маринович «Нам нужно идти дальше!». «ЗН», №32 (560) 20 — 26 августа 2005), автор приводит эпиграфом слова Иммануила Канта: «…Если вы не позаботитесь заранее, чтобы сделать человека хоть бы немного добрее, то вы никогда не сделаете из него искренне верующего человека».

Учебное пособие адресовано читателям «старшего школьного и младшего студенческого возраста», чем органически дополняет соответствующую учебную литературу для младшей школы.