Возвращение в Азиопу

А она мне нравится,
хоть и не красавица

Группа «ДДТ», песня «Родина»

Лет 30 назад я написал бы про это диссидентскую статью. Ее бы напечатали за границей в «Посеве» или «Сучасності». И какой-нибудь глухой зимней ночью сквозь вой глушилок я бы даже расслышал ее разок по радио «Свобода». Разок — потому что спозаранку меня бы забрали хмурые гэбэшники, посланные майором Чигринюком (именно такой допрашивал), который с ласковым ленинским прищуром риторически вопрошал бы — зачем я порочу советский общественный и государственный строй.

А делов-то всего! Рассказал бы, как тошно становится, когда возвращаешься из какой-нибудь несчастной социалистической загранки в СССР. Все и так это знали. Видишь красный флаг, спесивого пограничника с «калашниковым», колючую проволоку — и мысленно закладываешь руки за спину.

То ли дело сейчас! Начиная от определенной суммы — никакого дискомфорта и проблем («челноков» заранее прошу меня простить). Если не едешь за товаром и не вывозишь его, а на родине на тебя почему-то все еще не заведено уголовное дело, то возвращаться в Украину — что из соседней области приехать. Во всяком случае, всем так кажется.

В этом «кажется» и вся заковыка. Психология называет ее «хиндсайтом», а для примера приводит длинную фразу: «ну конечно, я так и знал, что это оно и есть». Очевидные явления, переживания и состояния вовсе не являются очевидными.

На самом деле люди, пробывшие за границей хотя бы месяц, не говоря о годе и больше, по возвращении в Украину испытывают некоторое психологическое неудобство. А выросшие в СССР просто не могут себе признаться, что это непонятное чувство вполне сродни тому очень понятному гнетущему отчаянию и безысходности, которое хоть на миг да посещало нас на въезде обратно в «совок». И дело не только в загранице. Аналогичные, хотя и менее яркие переживания испытывают люди, вернувшиеся из армии, тюрьмы, да вообще — после любой более-менее длительной, вынужденной или добровольной отлучки от дома.

Если вы вернулись, и все прекрасно, но беспокоит качество пищи, питьевой воды, чистота посуды, постельного белья; посещает страх перед физическим контактом с другими людьми; раздражительность соседствует с неуверенностью, а чувство изнеможения сменяется острым желанием выпить — это оно. Необходимо вести себя по-другому, то есть по-прежнему, в смысле — иначе… Уф, запутаешься. При трансатлантическом авиаперелете в организме расстраиваются биологические часы, и дня три человека «колбасит» не по-детски. Точно так же сбоит и механизм культурной адаптации.

Разумеется, антикультурный шок после возвращения уже давно не существует как массовое явление. Да и за границей обнаружились трущобы ничем не хуже наших. Но ему на замену пришло нечто другое, имеющее ту же природу, что и многократно воспетая поэтами ностальгия, тоска по родине. Хотя это лирическое слово появилось лишь в XVII веке, факты страдания по поводу разлуки с отчим домом отражены еще в переживаниях Одиссея в «Илиаде» и стенаниях Овидия, сосланного из Рима на варварские просторы теперешней Венгрии. Впрочем, как и дискомфорт от возвращения. В чем главная проблема Гамлета? Принц датский вернулся домой после учебы за границей — и все ему стало не так, везде он начал видеть проблемы.

Речь идет о феномене межкультурной адаптации, благодаря которой человек достигает или не достигает соответствия с культурной средой. Понятие «культурный шок» появилось гораздо позже, чем ностальгия. Его ввел американский антрополог Оберг. Более мягкие выражения, варианты этого термина времен холодной войны — шок перехода, культурная утомляемость.

В каком бы направлении этот процесс ни происходил, можно выделить пять этапов, из которых он состоит. «Медовый месяц» характеризуется энтузиазмом и большими надеждами. Он проходит быстро, в течение одной-двух недель. Затем окружающая среда напоминает о себе сложной криминальной обстановкой, переполненным общественным транспортом, жилищными условиями, от которых отвык, и т.д. Дело не в реальной экономической ситуации страны возвращения, а в контрасте восприятия. Немцы из ГДР, учившиеся в Союзе, по возвращении домой ужасно раздражались, что их соотечественники дисциплинированно переходят улицу на зеленый свет даже при отсутствии транспорта.

На третьем этапе противоречия восприятия обостряются до появления чувства потерянности и беспомощности. Соотечественникам помогает традиционный славянский антидепрессант — алкоголь. А вот люди, рационально воспринимающие жизнь, либо пытаются вернуться обратно, если контраст невыносим, либо радикально меняют свой прежний уклад жизни, семейный статус, бытовые привычки и предпочтения.

Пережившие этот период осознанно на четвертом этапе получают хороший и полезный урок. Как говорится, «все, что не убивает нас, делает сильнее».

В идеале процесс окончательного возвращения домой должен бы завершиться торжественным слиянием среды и индивида в экстазе взаимопонимания. Но этого никогда не происходит. Измененный человек и измененная среда, в которую он возвращается, никогда не совпадают, как прежде. Хорошо еще, если они совпадают хотя бы в целом и за время отсутствия на родине не изменился политический режим или не упал Тунгусский метеорит. Эти пять этапов адаптации графически можно показать в виде U-образной кривой: хорошо, хуже, плохо, лучше, хорошо.

А процедура возвращения домой психологически еще сложнее, потому что первоначально включала в себя еще и настрой на выезд, формирование определенных ожиданий. И хотя возвращение домой в наши дни далеко не всегда оказывается травматичным, психологи говорят о схожести схем, дополняя вышеуказанную еще одним циклом и называя это W-образной кривой.

Что влияет на состояние возвращения? Прежде всего возраст. Дети и глубокие старики переносят все гораздо легче, чем взрослые. Первые — из-за неуемной жажды познания всего на свете, вторые — по причине переизбытка этого самого знания и понимания его суетности. Люди среднего возраста нуждаются в похвалах со стороны окружающих, боятся зависти или осуждения, словом, рефлексируют.

Состояние возвращения зависит еще и от денег. Купец, везущий дефицитный товар домой, мог рассчитывать на прибыль, и радость ожидания доходов затмевала для него все культурные шоки. Человек, едущий из мира потребления в страну дефицита, даже если там могилы его предков, не может испытывать по этому поводу большую радость.

Влияет также религия (не церковь, а глубина веры). Правоверным брахманам запрещено было пересекать океан. И когда в XX веке Свами Вивекананда отправился в США популяризировать восточную философию, его образованные соплеменники восприняли этот факт крайне негативно, просто не мысля себя в такой ситуации. Напротив, другие мировые религии приветствуют дальние и длительные путешествия, если это связано с паломничеством и миссионерством.

Ученость в целом по Библии умножает скорбь, но и предполагает возможность выбора профессии, обусловливает доброжелательные отношения в любой стране. Чем выше образование, тем более плотный интеллектуальный кокон создает оно вокруг личности, защищая ее.

И что очень важно — степень сходства или различия между культурами. Здесь начинается область неопределенного, и следует выяснить тип современной украинской культуры. Соседи влияли и влияют на нее по-разному. Польша, Чехия, Венгрия — страны европейской культуры. Россия — азиатской. Речь не о религиях, декларациях и программах. А о том, как общество традиционно относится к вопросам быта и морали (не говорит, а действует в соответствии со своими представлениями) — жаждет ли вождей и что потом с ними делает, как принимает решения (или не желает их принимать), как учит и воспитывает детей.

Казалось бы, в этом контексте пылающие автомобили во Франции-2005 — тема весьма отдаленная. Но бесчинства совершали не просто инородцы (вьетнамцы или китайцы не бегают по Парижу с «коктейлями Молотова»), не просто арабы (египтяне и ливийцы, к примеру, занимаются своими делами) и не мусульмане вообще (палестинцам это ни к чему). Основную массу составляли дети и внуки выходцев из Алжира. Их предки полюбили Францию больше, чем сами французы, и хотели для Алжира такого же будущего. По-современному говоря — интеграции в цивилизованное сообщество. Они были в меньшинстве в Алжире. Де Голль выиграл гражданский мир во Франции ценой предательства этих людей — политики часто так себя ведут. И алжирцы вынуждены были спасаться бегством. Они бежали, как сами считали, домой. А дома этих ностальгирующих патриотов Четвертой республики, «сторонников европейского выбора» встретило глухое раздражение коренных французов, безработица, пренебрежение со стороны власти. Их дети, наверное, слышали все домашние разговоры, в которых смешивались удивление, обида и отчаяние возвращенцев. Поэтому их потомки отомстили за унижение своих родителей, в полной мере испытавших счастье возвращения домой, на постоянное место жительства.

Многие украинцы в своем патриотизме похожи на тех алжирцев-франколюбов. Мы возвращаемся из-за границы и искренне рассчитываем на особое отношение Украины к себе. Отношение, на которое страна пока не способна. Которое состоит не в процедуре пересечения границы, а в принципиальном отсутствии этого ощущения. Мешает историческая память — унижение нескольких поколений украинских «невыездных», азиатские черты национального характера: общинность, склонность к философствованию, неторопливость, певучесть, наша внутренняя закрытость и тому подобное. Им противостоят вполне европейские приоритеты общественного бытия, которые выделяет преимущественно молодое поколение, выросшее не то чтобы в очень свободной стране, но уж, во всяком случае, не тоталитарной. Нужно время, чтобы Азиопа превратилась хотя бы в Евразию. И лишь потом в Европу. Много времени.

Так что если когда-нибудь будет построен Дом счастья, самым большим помещением в нем будет зал ожидания.