Поддержать
Гораздо чаще можно услышать истории о том, как сложно подчас выработать правила мирного и комфортного сосуществования с ними. А если в доме далеко не идеального соседа случилась беда? Готовы ли мы помочь ему начать новую жизнь, приютить его, если потребуется, в своем доме и спокойно относиться к тому, как он невольно рушит наш устоявшийся уклад жизни своими привычками, которые порой кажутся нам, мягко говоря, странными? Готовы ли без раздражения смотреть, как в мятых трениках и майке он бродит по вчера еще безраздельно нашей квартире и заглядывает в наш холодильник? Способны ли попытаться найти выход из кризисной ситуации вместе и, договорившись об общих ценностях и правилах вынужденного сосуществования, стать в результате сильнее?
Вопрос открытый и чрезвычайно важный во времена, когда войны и конфликты вынуждают людей бросать свои дома, отправляясь в поисках убежища по всему миру. Вопрос чрезвычайно важный и актуальный для Украины, с ее почти двумя миллионами внутренне перемещенных лиц за последние пять лет. Именно поэтому темой "Книжного Арсенала" этого года стало соседство. Ведь книги помогают лучше понять, интегрироваться, высказаться и быть услышанными. Особенно, если это - "живые книги".
В рамках "Книжного Арсенала" УВКБ ООН, совместно с посольством Дании в Украине, организовало "Живую библиотеку", в которой "живыми книгами", рассказывающими об опыте беженцев, стали писатели Ким Тхюи и Ларри Трамбле(Канада), Кристиан Хустед (Дания), Имби Паю (Эстония), Кадер Абдула (Голландия), а также украинские эксперты по вопросам беженцев Наталия Гуржий(БФ "Рокада") иМаксим Буткевич (украинская правозащитная организация No Borders).
История каждого из писателей интересна. Так, например, Ким Тхюи родилась во Вьетнаме. В 10 лет, вместе с родителями и двумя братьями, оставила Вьетнам, присоединившись к миллиону других вьетнамцев, спасавшихся от коммунистического режима страны после падения Сайгона в 1975 г. Четыре месяца семья провела в лагере беженцев UNHCR, после чего канадская делегация отобрала их для получения статуса беженца в своей стране. За свою жизнь Тхюи попробовала себя в качестве переводчика, консультировала правительство Вьетнама, была хозяйкой ресторана современной вьетнамской кухни и написала пять книг. Одна из них "Ру" ("Ручей") была переведена на украинский язык.
Персидский писатель, поэт и журналист Кадер Абдула родился в Иране. Известен тем, что в своих книгах и статьях на нидерландском языке использует персидские литературные темы. Окончив Араксский институт в Иране в 1977 г., Кадер Абдула проходил обязательную военную службу на иранском флоте. Во время революции присоединился к левому движению, противостоявшему режиму Шаха, а позднее - Хомейни. В 1988-м оказался в Голландии как политический беженец. В 2006-м работал в университете Лейдена. Сегодня живет в Делфте и пишет под псевдонимом, который состоит из имен его двух казненных друзей.
После представления каждого писателя присутствующим было предложено пообщаться с авторами в более тесном кругу. Все истории казались интересными, но поскольку время было ограничено, и поговорить с каждым не представлялось возможным, я выбрала Кристиана Хустеда.
В один прекрасный день молодой драматург, сменив удостоверение гражданина Дании на иранские документы, поехал на греческий остров Лесбос. Там он начал свою новую жизнь как беженец по имени Вахид, пройдя в наиболее массовом потоке беженцев в 2015 г. весь путь через Европу и на собственном опыте увидев, как европейская система предоставления убежища относится к вынужденным беглецам. Его путешествие закончилось спустя полтора месяца в лагере для беженцев в Дании. Вернувшись домой, свой необычный опыт Кристиан описал в книге "Вахид", которая на данный момент существует только на датском языке.
"Мой путь к этому был длинным, - рассказал он, отвечая на вопрос, как и почему решил стать беженцем. - Летом 2015 года я путешествовал по Греции, хотел написать театральную пьесу об экономической ситуации там. Но оказавшись в стране, понял, что нахожусь в центре исторической ситуации - на Балканы шел поток беженцев.
Мой поезд, ехавший в Сербию, остановился, и я вышел, чтобы поговорить с людьми, толпы которых шли с другой стороны. Я успел поговорить с большим количеством беженцев, прежде чем кто-то из них сказал мне: "Ты и сам мог бы быть на моем месте - у тебя темная кожа. Если хочешь знать, каково это, езжай в Турцию, спрячь паспорт и попробуй".
Однако решение я принял не сразу. Когда приехал на остров Лесбос, некоторые люди говорили со мной на арабском языке, думая, что я - беженец. Тогда я понял, что действительно могу попробовать им стать, потому что единственная разница между мной и ими заключалась в том, что у меня были идентификационные документы.
Я встретился со многими людьми и понял, что беженцев никто не слышат. СМИ Дании, а возможно и украинские, все время показывают одинаковые картинки: людей, поставленных в ситуацию, когда они лишились всего и теперь, вынужденно оставив свой дом, ищут пристанища по миру. Я понял, что беженцы выглядят для нас жертвами. Поэтому моя книга о том, как я превратился в Вахида.
Известный немецкий философ Ханна Арендт, сама бывшая беженкой, утратившей свои гражданские права, писала о том, что человеческие права должны быть тем, что нас защищает, когда никаких других прав у нас не осталось. Но, похоже, в этом случае все наоборот. Вынужденные покинуть свою страну, вместе с ней люди теряют и все свои права. Мы больше не смотрим на них как на человеческих существ. В этом и был мой вопрос - что случится со мной, если я попаду в такую ситуацию? Меня интересовало, почему все меняется, когда ты, оставаясь все тем же человеком, оказываешься в такой ситуации? Какова роль ООН и других организаций? Что с полицией и другими беженцами в других лагерях? Единственной разницей между мной и ими было то, что я мог вернуться назад в любой момент. У них же такого выбора нет.
И такой момент, когда мне захотелось все бросить, был. Где-то на пути между Сербией и Хорватией, когда я понял, что границу собираются закрыть для всех национальностей, кроме сирийцев, иракцев и, возможно, палестинцев. Мы шли, толкаясь, как животные, большое стадо которых пытается пройти через очень узкий проход.
В Сербии я оставил свои отпечатки пальцев как Вахид. Вахид же был иранцем. И, возможно, если бы меня обнаружили, то остановили бы и отправили обратно в Сербию. Что произошло бы со мной там, если бы узнали, что на самом деле я не Вахид, а кто-то другой?
В Словении на КПВВ было столько беженцев, что пришлось поставить солдат и ввести военное положение. Там я встретил украинских беженцев, в том числе политических. В тот момент я хотел вернуться обратно, но не смог. Солдаты забрали нас, посадили в автобусы и доставили в военный лагерь. Потом пересадили в другой автобус и отвезли в Словению. Там снова были солдаты. Нас опять посадили в автобусы, и мы оказались в Германии.
В начале книги я описал, как в Греции видел полицейского, который бил беженца в лагере. Видел людей, которых били. Можете себе представить? Они только что приплыли из Турции в маленькой лодке… На тот момент на Лесбос ежедневно прибывало по пять тысяч человек, и все они должны были явиться в этот лагерь, чтобы получить бумаги. Дети, пожилые люди, больные - все должны были попасть в этот лагерь. Иногда полиция выходила и бросала дымовые шашки, потому что людей было слишком много. Это было нелегально. Представители правозащитных организаций приходили, смотрели, качали головой и говорили: что ж…
В Дании публикация моей книги вызвала шок. Представьте, что в Украину приехал украинец, сказав, что он - турецкий беженец. Реакция людей была: "Боже! Как он смог это сделать? Это так бесчеловечно!".
СМИ почему-то не беспокоит то, что происходит с беженцами, но очень возмущает, что это сделал гражданин этой же страны.
На самом деле я не слышал подобных историй раньше. Знаю о случае в Германии. Немецкий офицер, с нацистскими взглядами, въехал в Германию, подав документы как беженец из Сирии. Он хотел совершить преступление, застрелив кого-то, чтобы потом в этом обвинили беженцев. Но его поймала полиция.
На то, чтобы попасть в лагерь на Лесбосе, у меня ушло три дня. Очередь была огромной. Все это время я старался молчать, поскольку не знал арабского языка. Однажды мне понадобилась помощь, чтобы заполнить бумагу. Документ был на греческом, фарси и арабском, и я не мог понять, что там написано. Молодые афганцы объяснили мне, что и где нужно писать. Спросили, откуда я. Сказал, что из Дании. И им даже не пришло в голову, что я делаю.
Что интересно: я играл роль беженца и узнал, что многие беженцы тоже играют роль. Ужасно, когда система, призванная помогать беженцам, устанавливает разницу в отношении к ним в зависимости от того, откуда они прибыли. Мне не раз приходилось наблюдать: если где-то был вход только для сирийских беженцев, и там было быстрее, то многие шли туда и говорили, что они - сирийцы. Это порождало внутреннюю борьбу между сирийцами, афганцами и иракцами. На Лесбосе огромная очередь делилась на две: в одной большинство составляли сирийцы, в другой - все остальные, большинство из которых - афганцы.
Сейчас в ЕС очень сложный вопрос с человеческими правами беженцев. Там меняют законы, стремясь защитить себя. Все страны пытаются устроить беженцам условия настолько плохие, насколько возможно, чтобы быть менее привлекательными для них.
В Греции, как я уже говорил, видел, как полицейский избивал молодого парня. В Сербии я слышал об избиениях и похищениях людей (даже детей) полицейскими. Получить вид на жительство крайне сложно. Ждать этого можно очень долго. Многих людей это ломает. И это часть стратегии - заставить ждать как можно дольше, чтобы ты не чувствовал себя хорошо.
В моей книге есть сцены с забавным парнем из Ирана, коммунистом. Однажды он попросил у женщин, подававших нам в лагере еду, сосиски. Желательно из свинины.
Женщины очень удивились, что он не мусульманин. Но ответили, что не могут подавать в лагере свинину, потому что здесь много мусульман.
Дания - очень открытое демократическое общество. И в то же время это общество расистов, ощущающих себя на вершине. Но смысл в том, как мы смотрим друг на друга. Беженцы весьма неоднородны. Есть те, кто бежит от войны; есть политические беженцы. Где-то посередине - большое количество экономических мигрантов из разных стран. Есть среди беженцев и преступники. Я видел людей, которые долгое время жили в лагере в Дании, они приходили туда с сумками, полными бутылок виски, телефонов и т.д.
Я видел сербов, которые говорили, что они из Сирии. В миграционной системе тоже есть проблемы. Мы хотим держать людей подальше от Европы, в то время как единственная возможность для них - сказать "я -- беженец". Либо воспользоваться услугами контрабандистов, чтобы сделать фальшивые документы, переплыть море на лодке или корабле (в 2015-м это стоило 1200 долларов). Откуда у них деньги? У многих - от родителей. Такая вот инвестиция в будущее семьи.
Раньше я видел беженцев только по телевизору - оборванных и жалких. Они были для меня одной большой серой массой, без каких-либо идентичностей. И я думал о них так же, как и все. Это не "ты", это просто беженец. Я спрашивал себя: действительно ли сопереживаю этим людям? Чувствую ли то, что телевидение пытается заставить меня чувствовать? Сложно сопереживать какому-то абстрактному человеку. Об этом книга - почему мы смотрим на беженцев как на аутсайдеров. Это прописано также и в наших законах.
Только встретив этих людей вживую, я понял: несмотря на то, что они только что перебежали через границу Македонии, они могут быть смешными, умными, эрудированными. Они такие же, как мы с вами".
Следить в Телеграмме
Войти с помощью Facebook
Войти с помощью Twitter
Войти с помощью Google