«УКРАИНСКИЙ НАЦИОНАЛИЗМ» — ГЛАВНАЯ ОПАСНОСТЬ ДЛЯ КРЕМЛЯ В 1933 ГОДУ, ИЛИ НАСТОЯЩАЯ ЦЕЛЬ ПРИЕЗДА ПОСТЫШЕВА В УКРАИНУ

Пресса, телевидение и общественность Украины в последнее время немало внимания — и справедливо! — уделяют вопросам, связанным с голодомором 1932—1933 годов. За пределами внимания остается иная важная проблема, имеющая непосредственную связь как с причинами голодомора, так и с его последствиями. Это вопросы кардинального изменения национальной политики ЦК ВКП(б) относительно Украины.

22 ноября 2003 года истекло 70 лет со времени знакового события в истории Украины — в резолюции объединенного пленума ЦК и ЦКК КП(б)У, завершившего свою работу в Харькове, украинский национализм был признан главной опасностью в национальном вопросе. Характерным для тогдашней общественно-политической ситуации в Украине было то, что на итоговом в 1933 году объединенном пленуме ЦК и ЦКК КП(б)У рассматривалось прежде всего не положение в сельском хозяйстве, а именно вопрос национальной политики. Что же стало причиной принятия такого постановления пленума об украинском национализме, кстати, и по сей день не отмененного Коммунистической партией? Как влияла национальная политика на положение в украинском селе в страшные годы коллективизации и голодомора? Каковы последствия принятия этой резолюции, формально противоречившей предыдущим установкам в национальном вопросе?

В 20—30-е гг. большевистские вожди не были догматиками ни в теории, ни на практике. Они могли кардинально изменить основополагающие принципы своей политики в зависимости от обстоятельств международной или внутренней жизни. Наиболее яркий пример такой смены приоритетов в досталинский период — это принятие немыслимой до 1917 года теории о возможности построения социализма в отдельно взятой, к тому же экономически отсталой стране. Основным фактором в политике большевиков было умение, как говорил В.Ленин, «учиться у масс» и менять акценты во внутренней политике в соответствии с коллективными представлениями подавляющего большинства населения и с целью манипуляции сознанием народных масс.

Опыт гражданской войны заставил компартийных вождей внимательно отнестись к национальному вопросу, которым они прежде пренебрегали. Провозглашенная в 1923 году политика коренизации в Украине преследовала цель завоевать добрую славу большевистской власти в глазах нерусского населения, привлечь к органам управления местное население и, соответственно, нивелировать значительное влияние национальных сил небольшевистского направления на массовые настроения. То есть содействие культурному и образовательному развитию украинцев было не целью, а средством сохранения и укрепления большевистской власти в Украине и, что особенно важно, решения основных задач в социально-экономической сфере.

Переход к такой политике стал возможен именно потому, что для большевистских лидеров того времени национальный вопрос действительно был несущественным. Они не были ни украинофилами, ни украинофобами. Национальные проблемы компартийные вожди считали несущественными, главным для них было укрепить свою власть и создать экономическую базу коммунизма, чему мешала индустриальная отсталость. При этом существовало почти физиологическое неприятие большевиками частной собственности на средства производства, поскольку она объективно делала людей более независимыми от власти.

Все то, что помогало решению основной задачи, приветствовалось; с тем, что мешало — боролись. Так, образование, пропаганда на украинском языке одобрялись, поскольку позволяли как можно быстрее втянуть в процессы модернизации большинство населения Украины и улучшали имидж советской власти. Успехи в сфере образования использовались также как мощное пропагандистское средство в борьбе с национально-сознательными украинскими силами. Обосновывая изменение принципов в национальной политике в начале 1920-х гг. и объясняя усиленное внимание власти к этому вопросу, И.Сталин объявил, что стратегическая цель большевиков остается неизменной — слияние наций, но достичь ее можно исключительно на добровольных началах и только после их расцвета в мировом масштабе.

Такая постановка вопроса, как и попытка опираться в национальных республиках на местные кадры, разрешила ключевую проблему — повысила социальную мобильность общества и направила энергию масс в нужное большевистскому руководству русло. Действительно, социальное и национальное происхождение украинских крестьян было теперь не преградой, как прежде, а преимуществом для продвижения по ступеням власти. Украинцам широко открывались двери в мир науки и образования, предоставлялась поддержка художественным организациям. Благодаря осуществлению введенной в 1923 году политики коренизации большевистская власть действительно становилась в той или иной мере «своей» для большинства украинцев, ведь она предоставляла возможность любому подняться с «низов». Но цена оказалась слишком велика...

Именно это стремление — стать «своими» для населения Украины — было конечной целью сталинского руководства. О возможности национального возрождения Кремль и не задумывался, поскольку его стратегические цели коренным образом отличались от представлений национально-сознательных украинцев (даже идейных коммунистов) о будущем своей Родины. Для большевистской власти было жизненно необходимо, чтобы значительная часть украинцев считала себя хозяевами в УССР, но при этом они были активными и (желательно) добровольными исполнителями сталинской воли.

Однако получить «все и сразу» было невозможно. Сталин из тактических соображений (внутрипартийная борьба, неустойчивость положения на селе, внешнеполитические факторы и т.д.) в конце 1920 — начале 1930-х гг. отдал управление национально-культурными процессами в Украине в руки национал-коммунистов. Именно в эти годы — подготовки и реализации «великого перелома» — в среде партийных и советских работников политика коренизации/украинизации перестала восприниматься как временная, исчез лозунг, о несправедливости которого в свое время говорил Александр Шумский, — «Украинизация без украинцев». И это несмотря на репрессии против украинской некоммунистической интеллигенции.

С целью ослабления недовольства социально-экономической политикой, прежде всего на селе, Сталин выдал украинским национал-коммунистам во главе с Николаем Скрыпником своеобразный карт-бланш в проведении мероприятий, призванных содействовать развитию украинской культуры и образования. Благодаря активной работе патриотов Украины и их деятельности, направленной на национально-культурное строительство и массовое кадровое пополнение местных органов власти украинцами, население УССР постепенно убеждалось в том, что «национальная форма» украинской культуры не противоречит, а органично дополняет ее «социалистическое содержание».

Поскольку об ассимиляции речь не шла, а «слияние наций», в соответствии с теорией, должно было иметь исключительно добровольный характер и было возможно лишь после достижения «расцвета наций в мировом масштабе», то украинские коммунисты, казалось бы, аргументированно считали, что основные свои усилия следует направить на развитие украинской нации. Весомым доказательством содействия большевистской власти национально-культурному развитию украинцев были успехи политики украинизации за пределами УССР, прежде всего в Центрально-Черноземной области и на Кубани. Непосредственные проводники политики коренизации как в республике, так и за ее пределами понимали (а не только провозглашали) интернационализм как равенство наций, при котором прежде господствующая нация должна не ассимилировать другие, а помогать в их культурном развитии. И это подтверждали практические действия в пределах всего Советского Союза.

Однако для того, чтобы занять весомое место в будущей мировой советской республике, украинские коммунисты считали необходимым наряду с национально-культурными потребностями разрешить проблемы экономического развития. Прежде всего это касалось ликвидации индустриальной отсталости от ведущих стран Запада. Именно ради этого «счастливого будущего» национал-коммунисты не только не выступили против коллективизации и ликвидации «кулачества как класса», но, наоборот, были наиболее активными проводниками такой политики на селе. Они, казалось бы, аргументированно считали, что это поможет сделать город украинским. Если же что-то и вызывало их недовольство, то не чрезмерная эксплуатация украинского села, а то, что значительная часть полученных средств шла за пределы Украины. Например, в одном из писем группы депутатов ХІІІ Всеукраинского съезда Советов в 1931 г. в адрес президиума подчеркивалось: «Теперь мы голодаем. Во имя чего? Скажете социализма? Да. Но разве он должен строиться только в России? Почему же туда отправляется абсолютно все, что имеется?»

Однако одно дело голодать-недоедать и совсем другое — голодать-умирать. Как писалось в одном из писем в адрес власти, украинцам «дали свободу, но забрали хлеб». После неурожайного 1931-го сельскохозяйственного года и реквизиций во время хлебозаготовительной кампании 1931—1932 гг. люди начали массово умирать от голодной смерти. Большевистская политика на селе фактически уничтожила любые стимулы к труду. Часть украинских коммунистов на местах была недовольна социально-экономической политикой Кремля и выступала против чрезмерных хлебозаготовок. Ситуация для Сталина становилась и впрямь опасной.

Но наибольшее недовольство Москвы вызывал тот факт, что политические симпатии украинского села поворачивались к идеологическим противникам большевистского режима, прежде всего — к украинским национальным силам периода революции. И одну из причин такого положения Кремль усматривал не только в просчетах во время осуществления коллективизации, но и в слишком широкой автономии, предоставленной национал-коммунистам в развитии культурно-образовательных процессов; объективно это содействовало усилению национального самосознания. Такая самостоятельность стала мешать все более крепнущему сталинскому режиму, лишала возможности унифицировать образовательные процессы. В связи с этим подчеркнем: до 1933 года в УССР была собственная система образования, которую Москва корректировала лишь в самых общих чертах. Школьные учебники, например, были составлены в Украине на основе именно украинского материала. Более того, во многих направлениях развития образования украинский Наркомат образования был на шаг впереди российского, а состояние развития образования нацменьшинств советской Украины вообще ставилось в пример во всесоюзном масштабе.

Наряду с этим отметим, что Николай Скрыпник и его сторонники пытались решить задачу, решения у которой не было. Ведь одновременно с внедрением обучения на украинском языке и укоренением его в государственных структурах компартийная власть своими реформами в социально-экономической сфере разрушала этнический менталитет, быт и духовную культуру украинского населения, то есть уничтожала именно те национальные особенности, которые сохраняла в языке. Такое наступление на украинские традиции не могло пользоваться массовой поддержкой населения, да и многие проводники национальной политики начали понимать ошибочность социально-экономических мер большевистской власти. Н.Скрыпник и его окружение практически склонялись к мнению, что «национальная форма» украинской культуры не должна противоречить ее «социалистическому содержанию». Таким образом, украинские коммунисты даже не собирались настаивать на «полном слиянии, в том числе организационном», с российскими, как об этом мечтал еще В.Ленин. Наоборот, они культивировали свою «окремішність», настаивали на отличиях украинцев и русских, не собирались отбрасывать и большой пласт дореволюционной украинской культуры. Причем это вполне логически обосновывалось с классовых позиций — отбрасывать действительно было нечего, поскольку украинской буржуазной культуры в дореволюционное время просто не существовало.

Не могу удержаться, чтобы не привести в связи с этим цитату из критического выступления в 1933 г. А.Шлихтера. Он говорил: «На чем должна базироваться современная украинская музыка? Вы думаете на героическом строительстве социализма? На героической борьбе пролетариата и колхозников с классовым врагом? На мощном энтузиазме рабочих и колхозников? У товарища Скрыпника иное мнение: «Ни один народ, ни одна культура не может развиваться, не опираясь на свое историческое прошлое. Украинская музыка основывается на старом музыкальном творчестве украинского народа, на нашей песне, на нашей думе». Высшее компартийное руководство прекрасно понимало, что любая опора на дореволюционные традиции будет мешать укреплению тоталитарного порядка.

Сталин априори не был украинофобом; но он был непревзойденным мастером превентивных репрессий. Опасными в 1932 году для Кремля стали украинские крестьяне, интеллигенция, национал-коммунисты. Поэтому впервые в истории превентивным репрессиям — террору голодом — был подвергнут весь народ.

Голодомор затронул прежде всего село. Но еще оставалось много недовольных сталинской политикой в городах, их количество лишь увеличивалось в 1932—1933 гг. Поэтому, в соответствии с постановлением ЦК ВКП(б) от 24 января 1933 г. , Павел Постышев был направлен в Украину. Главной задачей своей деятельности он считал не истребление голодом украинского села (после его приезда хлебозаготовки уже фактически не продолжались) и не улучшение ситуации в сельском хозяйстве (этого при наличии задействованных Постышевым ресурсов украинские коммунисты могли достичь и без него). Нет, главной его задачей была окончательная расправа с «украинским духом», с теми признаками автономии национально-культурной жизни, которые мешали укреплению тоталитаризма и таким образом представляли действительно реальную опасность для сталинского режима. Недаром одним из первых решений постышевского политбюро было мартовское постановление «Об учебниках» и ускоренная унификация украинских учебных программ и учебников с русскими...

При этом «сверху» сбросили блестящий план, который помог Постышеву выйти победителем в борьбе со Скрыпником. Кроме реальных изменений экономических принципов работы в украинском селе (в январе 1933 г. в колхозном селе фактически заменили продналог продразверсткой), с приездом Постышева прекращались хлебозаготовки, а часть ранее заготовленного хлеба возвращалась в Украину. Весной—летом 1933 г. Украине неоднократно предоставлялась помощь и посевным, и пищевым зерном. Постышев как представитель ЦК ВКП(б) провозглашался «спасителем» украинского села. Вину же за все трудности на селе возложили на «националистов» и «национал-уклонистов», действовавших прежде всего в области национально-культурного строительства, и, казалось бы, непосредственного отношения к сельскохозяйственной кампании не имевших. В тогдашней пропаганде часто повторялся тезис о том, что «только приезд бригады ЦК ВКП(б) во главе с тов. Постышевым в
1933 г. приостановил разорение колхозников».

Внешне постышевская логика обвинения выглядела даже несколько правдоподобно — ведь именно с приездом посланца Кремля власть начала предпринимать некоторые шаги по улучшению положения на селе, именно благодаря материальной и кадровой помощи Москвы были засеяны поля и собран урожай 1933 г. Для того чтобы убедить хотя бы часть украинцев в своей правоте, власть даже устраивала открытые судебные процессы над национал-коммунистами. Так, член ЦКК КП(б)У, бывший укапист А.Ричицкий, в свое время усердно выполнявший приказы центра, был публично подвергнут осуждению за нечеловеческое обращение с крестьянами в
с. Арбузинка Одесской области во время хлебозаготовок 1932—33 гг. и осужден на смертную казнь.

Но несмотря на то, что украинское село было истощено голодомором, а украинская интеллигенция морально и физически обескровлена, Постышев только в конце ноября 1933 г. осмелился созвать дважды до того перенесенный объединенный пленум ЦК и ЦКК КП(б)У. И именно тогда была принята историческая резолюция об украинском национализме как основной опасности в национальном вопросе. Об особой озабоченности Кремля состоянием дел в Украине свидетельствует и тот факт, что в пределах всего СССР главной оставалась опасность великодержавного шовинизма... «Украинский национализм» советская власть пыталась совместить в народном сознании со страшным голодомором. Свою главную задачу Постышев выполнил.

Однако на окончательный отказ от политики украинизации в 1933 году Москва не отважилась, правда, акценты были существенно изменены. Станислав Косиор в связи с этим подчеркивал: «Современные наши задачи состоят в том, чтобы обеспечить расцвет национальных культур не вообще, а именно таких национальных культур, которые бы несли в себе постоянную тенденцию сближения и единства национального и интернационального. Без этого лозунг расцвета национальной культуры социалистической нации является глубоко реакционным лозунгом, который тянет нас не вперед, а назад к капитализму». Теоретические постулаты национальной политики были ощутимо скорректированы — слияние наций становилось теоретически возможным в одной стране, как в свое время и построение социализма. Но это уже тема другого разговора...