Украинский культурологический клуб как вестник перемен

Когда люди в плену — истории нет. История начинается, когда люди убегают из плена

Евгений Сверстюк

История творилась на наших глазах. За последние двадцать лет коренным образом изменилась психология людей и правила игры. Неузнаваемо изменился и мир. Поэтому весьма своевременным стало появление книги «Київська весна», вышедшей в издательстве им. Олены Телиги. Автор и составитель — Олесь Шевченко. Это солидное исследование об Украинском культурологическом клубе, действовавшем в Киеве в конце восьмидесятых годов.

Книга объемом 576 страниц состоит из четырех частей. В первой («Київська весна») сами участники клуба рассказывают о его деятельности. У второй многозначительное название «Лицедії погорілого театру». Ее основой стала разгромная, однозначно заказная статья об УКК в «Вечернем Киеве» известного и сегодня журналиста Александра Швеца, который назвал ее «Театр теней», или Кто стоит за кулисами так называемого Украинского культурологического клуба». В третьей части «Повінь» — статьи и эссе о духовности, о тогдашних проблемах, которые, кстати, остались абсолютно актуальными и сегодня. Речь идет об источниках и духовных традициях украинской культуры, незащищенности украинского языка в условиях двуязычия, положения церкви в Украине и так далее. И, наконец, в заключительной части «З відкритим заборолом» рассказывается о борьбе с властями участников УКК и помещены исторические изыскания.

Среди авторов сборника Евген Сверстюк, Олесь Шевченко, Виталий Шевченко, Леопольд Ященко, Владимир Черняк, Васыль Овсиенко, Вахтанг Кипиани, а также погибшие Васыль Стус, Вячеслав Чорновил, Сергей Набока. С той стороны баррикад представлены «труды» Швеца, Кичигина (Тоймы), Дмитренко.

Итак, конец 80-х. Это была весна, но еще не такая, когда все расцветает. Серая послечернобыльская весна. В 1986 году «одшуміли бенкети, пропили медалі, обсіли турботи».

В Советском Союзе чувствовался ветер перемен. Но мышление в условиях свободы было завезено из Москвы. Возникли понятия «гласность», «перестройка», которые даже в другие языки вошли без перевода. Постепенно начали появляться разоблачительные статьи об ужасах и преступлениях коммунистических властей, публиковались запрещенные раньше романы.

Между Киевом и Москвой ощущался довольно-таки большой перепад температур. В Белокаменной уже существенно ослабилась цензура, а у нас, как и прежде, единолично господствовал Щербицкий (сейчас он если и не в фаворе, то как минимум уважаемый политик), и казалось, что сдвигов или изменений нечего и ждать. Если вспомнить, что прошло всего несколько лет после того, как были замучены в кагэбистских лагерях украинцы Валерий Марченко, Васыль Стус, Олекса Тихий и Юрий Литвин, то можно констатировать, что бояться было чего. Страх еще удерживался — и в людях, и в госструктурах.

Украина оставалась компартийным заповедником. О каком-то политическом сопротивлении власти в то время не было и речи, и только весьма дальновидные личности (в отличие от советологов из-за океана) могли ощущать приближение ее конца. Абсолютному большинству людей СССР казался незыблемой твердыней. Что можно было противопоставить таким настроениям в обществе?

Нужны были новые формы противостояния, и начать их могли только отчаянные смельчаки. Такими были политзаключенные, только что вернувшиеся из лагерей: Евген Сверстюк, Олесь Шевченко, Сергей Набока, Леонид Милявский, Мыкола Горбаль, Васыль Овсиенко, Анатолий Лупынис, Павло Скачок, Виталий Шевченко, Инна Чернявская, Леся Лохвыцька, Ольга Гейко-Матусевич и другие.

Одним из организаторов УКК был Олесь Шевченко — отважный человек, способный на поступок, который мог послужить примером для других. Яркой, неповторимой фигурой был Сергей Набока. Он умел разговаривать «с ними». Однажды Сергей обговаривал с чиновниками название клуба. Они сомневались: «Что это у вас за название? Культурологический? Почему — культурологический? Клуб? Что это за клуб такой». «А, понял, — сообразил Набока. — Вам, наверное, не нравится слово «украинский»...

Поскольку тогда с высоких партийных трибун звучали призывы относительно углубления «перестройки» и «гласности», было решено создать общественную организацию, работавшую абсолютно легально, но проводившую идеи, оппозиционные советской идеологии.

Можно сказать, что УКК появился очень своевременно. Например, еще в 1986 году не было кому воспринимать рассказы о Васыле Стусе, а уже в 1988-м их слушали очень внимательно. Это очень важно, когда есть с кем говорить. Одно дело — рассказывать в зале, который молчит, а другое — когда весь зал поднимается и аплодисментами встречает оратора.

История существования клуба была непродолжительной, но очень яркой. Ее можно разделить на четыре периода. Легальный начался 6 августа 1987 года в небольшом молодежном клубе-кафе «Любава». Там удалось провести публичные дискуссии по нескольким тогда еще замалчиваемым вопросам, в частности о голодоморе, притеснениях Церкви при советской власти и т. п.

В общем состоялось пять таких дискуссий. Именно в них впервые после возвращения из лагерей смогли выступить Евген Сверстюк и Олесь Шевченко. Этот период закончился появлением 18 октября 1987 г. статьи Александра Швеца «Театр теней» в газете «Вечерний Киев». Материал был написан с использованием архивных материалов КГБ и содержал грубые нападки на лидеров УКК. Эта статья «залпом» была перепечатана многими областными газетами Украины и получила широкий резонанс.

После этого клубу (отдельное спасибо «уважаемому» журналисту) было отказано в помещении, а также и в регистрации. Поэтому заседания пришлось переносить на частные квартиры. Следовательно, можно говорить о начале нелегального периода. Именно тогда сложил полномочия председатель УКК Аркадий Кирея, на его место был избран Сергей Набока.

Весной 1988 года решили проводить публичные акции. Первая и самая громкая из них — демонстрация в день второй годовщины чернобыльской трагедии. Для Украины это было неслыханное дело. Конечно, КГБ принимало «активные меры», чтобы ее не допустить. Под видом ремонта перекрыли близлежащие улицы, перед началом акции были задержаны Набока и Милявский. Тем не менее демонстрация состоялась, хотя после нее получил пятнадцать суток за сопротивление милиции Олесь Шевченко. А произошло вот что: милиционер вырвал Конституцию УССР из рук Шевченко, который зачитывал ее статьи, и начал рвать в клочья, приговаривая: «Вот тебе Конституция!».

В июле 1988 года украинские власти проводили уже более активные действия против подобных акций. Скажем, был сорван сбор подписей в центре Киева с требованием освободить последних политзаключенных. Ни один из организаторов планового мероприятия не смог добраться до места проведения. Все они были схвачены неизвестными в гражданском и вывезены за пределы города. Того же Олеся Шевченко завезли в лес и только ночью отпустили. Возможно, его хотели убить, а, возможно, — просто припугнуть.

После этого за лидерами УКК была организована нескрываемая кагэбистская слежка, прослушивались их телефоны, провоцировались драки. Это был период репрессий.

Похороны Васыля Стуса можно считать завершением деятельности Украинского культурологического клуба. Все легализировалось и растворилось. Состоялся прорыв на духовном фронте, и роль УКК в этом процессе была незаурядной и значимой.

Именно в культурологическом клубе началось раскрепощение приватизированного коммунистической властью образа Шевченко и выведение его из обоймы записных революционеров-демократов. Советские литературоведы, осмеливавшиеся приходить на заседание клуба, могли услышать нечто новое для себя о поэте свободы и представить его в ряду пробуждающих дух народа. В УКК впервые заговорили и о Васыле Стусе, именно здесь дали надлежащую оценку поэту и выдающемуся украинскому гражданину.

В этой связи сложно переоценить роль Евгена Сверстюка. Именно его речи, а со временем и статьи о Т.Шевченко, В.Стусе, М.Гоголе во многом перевернули представление общества о них.

Важным событием было 1000-летие Крещения Руси. Религиозная ориентация членов клуба была непривычной, как на то время. Религиозный подход к литературе, христианские традиции противостояли современной советской культуре, которая была абсолютно атеистической. Новые мотивы привнесли барды. Грыць Гирчак пел здесь лагерные песни. Не в последнюю очередь заслугой участников культурологического клуба является также «легализация» сине-желтого флага.

Впервые открыто была поднята проблема признания голодомора в Украине как акции, инспирированной Кремлем. Речь Леонида Милявского на эту тему стала настоящим взрывом. Оппоненты завопили: «Какой голодомор? Почему ищут виновных? Это же было несчастливое стечение обстоятельств! ЦК КПСС здесь ни при чем». Разве не говорят то же самое доморощенные коммунисты и сегодня?

Духовную высоту Украинского культурологического клуба определяли независимость позиции его членов, бескомпромиссный отход от официальной идеологии и возвращение к украинской христианской традиции. Именно здесь пробивались ростки игнорирования идеологических установок, развенчивались принципы партийности в литературе и исповедовалось неприспособление к цензуре.