Украинский феномен

Окончание. Начало в №17, 16 мая 2009 г.

Когда имеешь дело с цифрами, не обязательно лгать, чтобы заставить их говорить то, что тебе хочется услышать. Надо только интерпретировать их нужным образом.

Бэн Элтон. «Слепая вера»

…В советской, российской постсоветской, нашей украинской и даже зарубежной историо­графии и демографии утверждается, что на численность населения в УССР существенным образом повлияла массовая миграция сельского населения. Действительно, в 20—30-е годы прошлого века в СССР проходила интенсивная индустриализация, и значительные массы крестьянст­ва переселялись в города и поселки на многочисленные стройки коммунизма. Миллио­ны украинских селян стали городскими жителями украинских, российских, казахских и т.д. новых промышленных центров. Однако если в результате этих миграционных процессов суммарное количество украинцев (городских и сельских жителей) уменьши­лось в УССР, то оно должно было увеличиться в других странах и республиках СССР.

Разберемся с миграционными потоками этнических украинцев. В дальнее зарубежье (США, Канаду, Аргентину, страны Европы) украинцы переселялись массово с конца ХІХ и до середины ХХ века, образуя в целом ряде стран мощные диаспоры. Согласно западной статистике, в настоящее время на Западе проживает 4,2 млн. этнических украинцев. Но практически все зарубежные украинцы и их потомки эмигрировали с территории Западной Украины, Польши, Чехословакии и Румынии. В 20-е, а тем более 30-е годы с территории УССР эмигрировать в дальнее зарубежье было невозможно. Поэтому зарубежный миграционный отток украинцев к рассматриваемой теме условий жизни и воспроизводства населения на довоенной территории УССР никакого отношения не имеет.

Что касается переселения украинцев в другие республики СССР, то этот процесс действительно имел место. В 1926 г. за преде­лами УССР проживало около 8 млн. этнических украинцев (в настоящее время в странах СНГ проживает 6,5 млн. украинцев). Советские, российские и многие зарубежные историки и демографы считают, что в 30-е годы никакого геноцида украинцев не было, а имело место массовое переселение украинского крестьянства в русские города и поселки. Согласно этой логике крестьянское население УССР в 30-е годы убывало, а городское население как УССР, так и СССР в целом соответственно росло. Одна­ко нас в данном случае интересует не рост городского населения, а национальный срез демографической статистики. Если принять на веру утверждение советской идеологии и науки об отсутствии национального угнетения и одинаковых условиях жизни братских народов, то два самых многочисленных народа — русский и украинский — с близкими культурами должны иметь и сопоставимые демографические показатели (рождаемость, смертность, воспроизводство населения) на всей территории СССР.

На рис. кривая 1 показывает зависимость реальной численности украинцев на довоенной территории СССР с 1926-го по 1979 г. с учетом предположительных потерь населения в 1932—1933 и 1941—1945 годов (истинные данные об этих утратах, как уже ранее отмечалось, советская демография «потеряла»). Кривая 2 построена по официальным советским данным. Кривая 3 показывает расчетную динамику численности украинского населения СССР при равных условиях существования русского и украинского народов в составе Советского Союза. Из приведенных графиков можно сделать несколько выводов:

1. За 53 года советской власти численность украинского этноса возросла на 8,3% (русского — на 76,6 % (см. табл. 6), т.е. коэффициент воспроизводства русских в СССР был в 9,2 раза выше, чем украинцев.

2. Потери украинского этноса в СССР за эти годы составили приблизительно 21,3 млн. чел., т.е. около 63% своей численности.

Хочу еще раз подчеркнуть, что эти страшные цифры получены на основании анализа официальной советской статистики. Сделан­ные в ходе этого анализа допущения (о жертвах Голодомора и потерях в Великой Отечественной войне) совершенно не влияют на конечные выводы о динамике демографических процессов за рассматриваемые 53 года, так как цифры за 1926-й, 1959,-й 1970-й и 1979 г. ни у кого не вызывают сомнения. Полученные выводы позволяют утверждать: в Советском Союзе вопреки провозглашаемым официально принципам интернационализма, отсутствия расового и национального угнетения, имел место этнический геноцид по отношению к целому ряду народов. Особенно страшные последствия этого геноцида испытал на себе украинский народ, за годы советской власти потерявший более 60% своей популяции. «Политика» советской власти в 20—30-е годы на территории Украины не только уничтожила миллионы людей, но и искалечила, образно говоря, душу и тело украинского народа, подорвала его репродуктивную функцию и способствовала возникновению хронического «украинского феномена» (пониженного воспроизводст­ва населения), из которого нация не может выбраться до сих пор.

Я отдаю себе отчет в том, что сделанные выводы, полученные цифры и проценты вызовут шквал неприятия и критики со стороны многих отечественных и большинства зарубежных (особенно российских) политиков и экспертов. Предваряя их возражения, хочу остановиться на главных и достаточно очевидных:

1. Приведенные цифры и проценты потерь украинского населения относительны и потому сомнительны.

2. Почему динамика демографических процессов для украинского этноса рассматривается в сравнении с русским этносом, а не белорусским, грузинским, узбекским, болгарским, польским и т.д.?

Что касается первого возражения, то известно, что практически любой анализ изменяющихся процессов в экономике, демографии, политике и т.д. имеет чаще всего относительный характер и непременно содержит обоснованный выбор масштаба (единицы измерения). Каждый добросовестный исследователь знает, что от «правильного» выбора масштаба (объекта сравнения) зависит конечный результат анализа. Приведу только один пример важности выбора объекта сравнения, относящийся к рассматриваемому времени. Адепты советской идеологии и соответствующей «правдивой истории» до сих пор цитируют вырванную из контекста фразу У.Черчилля о том, что И.Сталин принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой, ракетами и т.п., и подтверждают тезис о величии и эффективности советской власти сравнением экономических, научных, образовательных и других показателей СССР за 1983 г. с теми же показателями за 1913 г. Такое сравнение действительно поражает воображение.

Многие современные либеральные политики, эксперты и ученые в полемике с левыми до сих пор не знают, как возразить на подобные «факты».

Ответ очень простой. Если сравнивать показатели 1913-го и 1983 г., не вдаваясь в детали того, какой ценой они достигнуты, нужно выбирать корректный объект для сравнения. На­пример, сравнить достижения в экономике, культуре, качестве жизни, образовании и т.д. СССР и Финляндии за 1913—1983 гг. На­поминаю, что Финляндия до революции была «зачухонной» провинцией России (чухонцами в ХІХ веке в России презрительно называли этнических финнов, которые чаще всего выполняли неквалифицированную (грязную) работу в Петербурге). Финляндия, сумевшая вывернуться из объятий России и советской власти, уже к середине 80-х годов смогла по большинству показателей качества жизни, экономики и демографии выйти в первую десятку самых развитых стран мира. А СССР?..

Хочу успокоить своих возможных критиков. Цифры потерь — 21,3 млн. чел. и
>60% — действительно относительные. Реальные же, увы, значительно большие. Если бы удалось сравнить демографические потери украинцев не с русскими, а с условным (эталонным) народом, жившим на той же территории СССР, в тех же условиях, обладавшим схожей ментальностью и т.п., но избежавшим воздействия большевистской власти, то эти потери были бы намного большими потому, что русский народ, как будет указано ниже, также понес огромные людские потери от советской власти.

Что же касается целесообразности сравнения потерь украинцев и русских, то я ранее уже обосновывал ее корректность. Выбраны для сравнения два самых многочисленных народа СССР, относящихся к одной расе, исповедующих одну и ту же религию, имеющих достаточно схожие уклады и традиции.

«Как это все случилось?»

И все же остается непонятной причина геноцида украинского народа в довоенные годы: казалось бы, и не было никаких поводов для идеологической, бытовой, экономической и т.п. украинофобии, а в результате — массовое, несопоставимое с другими народами СССР уничтожение именно украинского народа. За что же советская власть так невзлюбила украинцев? Ответ на этот вопрос нужно искать в официальной советской идеологии, точно так же, как цифры людских потерь мы нашли в официальной советской статистике.

Советская власть никогда не скрывала, что главный ее фронт — это классовая борьба. Причем в 30-е годы, согласно высказыванию Сталина, классовая борьба в СССР обострилась. Чтобы разобраться в специфике именно «украинского» аспекта классовой и национальной борьбы в СССР, нужно проанализировать особенности украинского народа в начале ХХ века, попутно сравнивая их с особенностями русского народа. Накануне Первой мировой войны русский и украинский народы были преимущественно крестьянскими. В 1913 г. на территориях современной Российской Феде­рации в сельской местности проживало 83% населения (см. табл. 3). А на территориях довоенной УССР — 81% (табл.4).

Несмотря на почти одинаковые исходные цифры для русского и украинского этно­сов накануне революции, имелись хорошо известные отечественным и зарубежным историкам существенные различия в образе жизни русского и украинского крестьянства. В 49 губерниях европейской России (без Украины, Польши, Кавказа, Ку­бани и войска Донского) накануне Первой мировой войны из 225 млн. десятин земли 130,5 были надельной (общинной), 22 млн. — подворной (приусадебные участки) землей. Остальная земля (72,5 млн. десятин) находилась в частной собственности помещиков, купцов и кулаков. Подавляющая часть крестьянского населения собственно России (более 75%) входила в сельские общины, права которых по отношению к крестьянину были практически неограниченными (больше, чем у помещиков при крепостном праве, и не меньше, чем у колхозов при советской власти). У русских крестьян превалировали общинно-социалистические взгляды на землю и организацию труда. Русские крестьяне практически поголовно отвергли реформу Столыпина и требовали отмены закона от 9 ноября 1906 г., разрешающего выход из общины и продажу надельной земли: по их мнению этот закон мог оставить без земли большую часть населения и сосредоточить ее в руках купцов и кулаков. «Права на земельную частную собственность не должно быть», — писали крестьяне Кост­ромской губернии в послании 2-й Госдуме. Мироощущение большинства русского крестьянства базировалось на принципах архаичного общинного коммунизма, о чем прекрасно знали не только эсеры, но и большевики.

Совсем иная картина наблюдалась в Украине. В начале ХХ века около 85% крестьян Правобережной и почти 70% Лево­бережной Украины вели единоличное хозяйст­во. Именно в Украине аграрная реформа Столыпина, направленная на разрушение сельской общины, имела наибольший успех. Украинских крестьян от русских отличала сильная привязанность к частной собственности и своей земле.

Когда большевики захватили власть, они сразу поняли, что без решения крестьянского вопроса удержать эту власть будет невозможно. Крестьян условно разделили на три категории: бедняков, середняков и кулаков. Бедняки стали естественными союзниками и опорой советской власти на селе. Середняков «под­весили» в неопределенном состоянии: если к власти они относились лояльно, то их зачисляли в «свои», в противном случае — переводили в кулаки. Что касается кулаков, то их сразу называли злейшими врагами «трудового народа» и начинали уничтожать как класс.

Первый страшный удар на селе советская власть нанесла по казачеству. Сталин на VII съезде РКП(б) в 1919 г. определил казачество как «исконное орудие русского империализма». 24 января 1919 г. оргбюро ЦК РКП(б) приняло директиву о расказачивании. Л.Троцкий, объясняя рядовым коммунистам тактику большевиков, писал: «Казаки — единственная часть русской нации, способная к самоорганизации. По этой причине они должны быть уничтожены поголовно. Это своего рода зоологическая среда, не более того. Очисти­тельное пламя должно пройти по всему Дону и на всех навести страх и почти религиозный ужас. Пусть последние их остатки, словно евангельские свиньи, будут сброшены в Черное море».

От верховных вождей не отставали и региональные большевистские функционеры. Донбюро РКП(б) (Ростов-на-Дону) 8 апреля 1919 г. приняло резолюцию, в которой, в частности, отмечалось: «Все это ставит насущной задачей вопрос о полном, быстром, решительном уничтожении казачества как особой экономической группы, разрушение его хозяйст­венных устоев, физическое уничтожение казачьего чиновничества и офицерства, вообще всех верхов казачества, активно контрреволюционных, распыление и обезвреживание рядового казачества и о формальной ликвидации казачества».

Поставленную задачу уничтожения и распыления советская власть успешно выполнила в начале 20-х годов — казачество как своеобразный субэтнос (более 6 млн. чел. накануне революции) перестало существовать.

В 30-е годы наступила очередь кулаков. До революции под определение «кулак» подпадал зажиточный крестьянин, получивший достаток на закабалении своих односельчан и державший весь «мир» (сельскую общину) «в кулаке» (словарь В.Даля). Большевики уточнили формулировку. В.Ле­нин к отличительным особенностям кулака добавил участие в торговле. Позже, в конце 20-х годов, к особенностям кулака также отнесли нежелание «добровольно» вступать в колхоз. Таким образом, любого крестьянина, имеющего «садок вишневий коло хати», корову и, не дай бог, лошадь, продающего раз в месяц два десятка яиц и крынку сметаны на близлежащем рынке и не желающего вступать в колхоз, объявляли врагом трудового народа и кулаком.

Мой дед, крестьянин села Суземка Трубчевского района Брянской области, был раскулачен в 1933 году. Он содержал семью из 10 человек (8 детей), не имел ни клочка земли, кроме небольшого приусадебного участка, никогда не нанимал батраков. В его хозяйстве была одна корова и одна лошадь. Семья кормилась за счет небогатого натурального хозяйства. Неболь­шой доход дед имел от продажи в Трубчевске сушеных грибов и поделок из дерева (корыта, ложки и т.п.). Моя мать, которой в 1933 г. было 16 лет, до сих пор вспоминает, как ввалившаяся в их дом толпа во главе с председателем колхоза вышвырнула бабушку с детьми во двор (дед, чувствуя неладное, еще ночью ушел из села) и с руганью и издевательствами один из них разбил о крыльцо гитару — «кулацкая сволочь строит из себя барина, на гитаре играет господские романсы». Дед бежал к родственникам в Украину. Туда же через брянские, а затем черниговские леса пробиралась бабушка с тремя маленькими детьми. По дороге младший сын умер от голода. В 1936 г. дед тайком вернулся в родные места. Почти сразу его поймали и сослали в ГУЛАГ. По­гиб он предположительно в 1937 г. на Беломорско-Балтийском канале. Старшего сына в 20 лет сослали на 10 лет в Сибирь — в военкомате он не сообщил о своем кулацком происхождении. В 1943 г. ему набросили еще 10 лет ссылки. Так что из сибирских краев он вернулся только в 1959 году больным, искалеченным человеком. Устроился работать шахтером в Краматорске и через два года скончался. Только среднему сыну позволили сложить свою голову за Родину, за Сталина в битве под Прагой.

Бабушка и ее дочери, пережив страшные потери и лишения, все-таки не погибли. Вот так приблизительно и происходили раскулачивание и «распыление» в СССР в те годы.

Может возникнуть закономерный вопрос: «А какое отношение отдельная судьба русской крестьянской семьи имеет к проблеме геноцида украинского народа?» Самое прямое! Я уже ранее отметил, что по идее уничтожение и «распыление» зажиточного крестьянства носило не этнический, а классовый характер. Различие же заключалось в том, что в русском селе Суземка из 150—200 крестьянских семей раскулачили всего три. Остальные крестьяне не имели ни лошадей, ни коров, поэтому практически без сопротивления вступали в колхоз. Община стала называться коллективным хозяйством. Советскую власть подавляющее большинство русского крестьянства приняло, как свою, ментально и классово близкую.

Совсем другая картина наблюдалась в украинских селах. Крестьяне в подавляющем большинстве были единоличниками, жили более зажиточно, чем русские, им было что терять при вступлении в колхозы. Советская власть с ее патологическим стремлением все отнять, обобществить и «по справедливости» разделить была чужда украинскому крестьянскому менталитету. Поэтому под раскулачивание в украинских селах попала как минимум половина крестьян. Кстати, процесс раскулачивания и «распыления» продолжался в Украине и в послевоенные годы — уже на территории Западной Украины. Здесь крестьянство также не приняло советскую власть. Однако на Галичине и Волыни на классовые репрессии наложились этнические — чуть ли не официально все «западенцы» были объявлены «бандеровцами» и злейшими врагами советской власти. А затем по той же схеме — лагеря, тюрьмы, ссылки. Вот только расстрелов стало меньше и голодомор организовать то ли побоялись, то ли не сумели. Таковы истоки и корни «украинского феномена».

Напоследок я бы хотел затронуть болезненную тему вины нашей интеллигенции перед народом. Народом, наверное, можно называть «молчаливое большинство». Народ не пишет историю, не сочиняет политические и идеологические теории. Этим занимается интеллигенция, точнее, достаточно узкая ее прослойка. Народ же принимает или отвергает «интеллигентские разработки». В начале ХХ века русский и украинский народы были преимущественно крестьянскими. Русский народ в подавляющем большинстве принял идею социализма-коммунизма, а украинский — нет.

Советская власть прошлась тяжелым катком практически по всем слоям населения. Огромные потери понесли дворянство, духовенство, творческая интеллигенция и т.д. Однако эти потери совершенно несопоставимы с потерями крестьянства, особенно украинского. Русская и украинская творческая интеллигенция в ХХ веке — как в Советском Союзе, так и за рубежом (в диаспоре) — создала сотни художественных, публицистических и научных произведений, в которых описывают­ся страдания и лишения белых офицеров, чиновников, священников, поэтов, художников, преподавателей, врачей и т.д. при советской власти. Что же касается основной народной массы — крестьянства, особенно зажиточного, то подобные произведения можно пересчитать по пальцам одной руки (А.Платонов, В.Барка и практически все). Бывшие враги «трудового народа» давно уже не только реабилитированы, но и возведены на пьедестал. Сложены песни о поручиках (белогвардейцах), поставлены памятники и мемориалы загубленным священникам, возрождены дворянские собрания и казачьи войска. А кто же и когда замолвит слово о невинно убиенном «кулаке»?

Можно если не оправдать, то понять подобное отношение к этой крестьянской прослойке в современной России. Но чем можно объяснить то, что в современной независимой Украине термин «кулак» (куркуль) до сих пор является синонимом кровопийцы и мироеда и носит резко негативный характер. Чем можно оправдать то, что внуки и правнуки загубленных, искалеченных и «распыленных» куркулей — а это едва ли не большая часть современных украинцев — не задумываются о своих корнях и истоках и не хотят «переписывать историю». Когда же нам станет стыдно жить в Днепродзержинсках, Кировоградах и Орджоникидзе, ходить по проспектам и улицам Ленина, Володарского, Свердлова, Ок­тябрьской Революции и Красных Комиссаров, учить своих детей чужой, насквозь лживой истории и исповедовать чужую систему ценностей?..