Украинская нЕ-готовность

Недавно был обнародован очередной, седьмой, рейтинг электронной готовности. Составленный исследовательским отделом британского журнала Economist (Economist Intelligence Unit) при поддержке корпорации IBM рейтинг показывает, насколько благоприятна в той или иной стране среда для развития электронного бизнеса. Показатели для отдельных стран определяются по почти сотне критериев, собранных в шесть групп. Наряду с качеством коммуникационной инфраструктуры, анализом законодательства и общей оценкой бизнес-среды в стране, при составлении рейтинга не меньшее внимание уделяется и таким параметрам, как признание и использование электронного бизнеса со стороны пользователей и предприятий, а также социальная и культурная среда внутри страны. Шестая группа критериев — поддержка электронного бизнеса (консультационные центры, стандартизация процедур и т.п.) — имеет низкий удельный вес и на конечный результат практически не влияет.

Результаты Украины отрадными назвать сложно. Получив в 2004 году рейтинг 3,79 (из десяти возможных), в 2006-м мы довольствовались показателем 3,62, перебравшись с 54-го места на
61-е. Справедливости ради стоит отметить, что резкое падение произошло в 2004—2005 годах (до 3,51), но и последний год существенного улучшения не принес. И дело не в том, что в Эквадоре, Нигерии и Шри-Ланке, потеснивших нас в рейтинге в этом году, дела с электронным бизнесом так стремительно пошли вверх. Нет, просто наш рост на общем фоне настолько медленный, что... практически отсутствует.

Классические разговоры о законодательной неурегулированности, нехватке государственного финансирования и тяжелом советском наследии тут, кажется, неуместны. Ведь все эти факторы хоть и играют свою роль, тем не менее объяснить падение показателей не могут. Не могли за год советские телефонные провода так проржаветь или АТС так износиться, чтобы дать почти 10% падения рейтинга. Тем более что АТС потихоньку все-таки заменяют цифровыми, а на помощь проводам давно пришла мобильная связь, которая, если верить операторам, охватывает уже едва ли не половину взрослого населения. Кроме того, в крупных городах разворачиваются CDMA-сети. И все это в рейтинге учтено. Широкополосного доступа, конечно, немного, но едва ли меньше, чем, например, в той же Нигерии. Законодательная база значительного ухудшения, за малым исключением, тоже вроде не претерпела. Конечно, между 2004 и 2005 годами был определенный рост политических рисков — но и он, если верить международным бизнесовым рейтинг-агентствам, завершился.

Следовательно, причина падения, скорее всего, не только, а может, и не столько, в инфраструктуре и законах, как в «национальной специфике» и «гуманитарной составляющей» украинской «электронной готовности». В том, что бизнес и потребители в Украине благодаря Интернету все-таки нашли удобную форму для обмена деньги—товар, но без участия электронных платежей, являющихся обязательным элементом классического электронного бизнеса. Экономических причин тут несколько, но основная одна. Электронные платежи слишком прозрачны, а это никому не нужно. Всех участников процесса — и власть, и бизнес, и потребителей (т.е. нас с вами) — удовлетворяет статус-кво. Кто-то недополучает налоги, но получает что-то другое. Кто-то должен это что-то другое платить, но не заморачивается не только с налогами, но и с тысячей одним разрешением, лицензией и т.п. И пожарники с санстанцией в сервер залезть не могут, тем более что сам сервер стоит у постороннего провайдера. А кто-то получает возможность покупать что-то подешевле. Так зачем, как спрашивает нас телевизор, платить больше? Вот и получается, что статистически измеренного электронного бизнеса у нас фактически нет — хотя и покупают, и продают через Интернет немало. Но сколько именно, не смогут посчитать ни налоговая, ни прокуратура, ни тем более заморские исследователи.

Аналогична ситуация и с программированием. Ни для кого не секрет, что существуют сотни аутсорсинговых фирм, фирмочек и просто отделенных групп разработчиков, которые на собственный страх и риск что-то разрабатывают, перевозя зарплату чемоданчиками из варшавских (или каких-то других — кому к какой границе ближе) банкоматов. А в параллельной реальности существуют государственные и национальные программы информатизации, развития, поддержки и т.п., за выполнение которых тоже кто-то получает зарплату, пусть и намного ниже. Эти люди между собой не знакомы, и знакомиться, кажется, не имеют ни малейшего желания.

Немало добавляет или отнимает от рейтинговых показателей и специфика украинского образования и науки. В стране, где количество людей с высшим образованием приближается к западноевропейским показателям, науки, если следовать составителям рейтингов, практически нет. Ведь исследователи не измеряют количество филиалов Чорногородского металлургического университета (бывшего техникума), открытых во всех селах Чорногородского района. И правда — какое отношение эти филиалы имеют к е-готовности? У них и компьютеров-то зачастую всего ничего, и те задействованы в самых важных местах, т.е. в бухгалтерии и на столе у директора. Например, в одном районном городке на Западной Украине автор сам видел, как в местном «филиале университета» изучают информатику исключительно теоретически и по учебникам 1996 года. А среди критериев рейтинга имеется, например, такой — количество зарегистрированных патентов и инноваций. А кому они, эти инновации в районных «массачусетсах» нужны? Туда все порядочные люди за дипломами вообще-то ходят. Равно как не нужны никакие патенты украинским «белым» «высокотехнологическим» фирмам, которые лишь изредка развешивают на столбах, деревьях и интернет-форумах объявления «Нужна неквалифицированная рабочая сила для «отверточной сборки компьютеров». Нет, конечно, есть Институт кибернетики и несколько приличных кафедр в старых политехнических институтах. Но выпестованные ими кадры зачастую уходят в эти самые «серые» аутсорсинговые конторы — ведь есть хочется всем.

Вот и получается в Украине какая-то странная девиация: в стране с 48 миллионами населения постоянная интернет-аудитория составляет три миллиона, у провайдеров почти миллион постоянных подключений, персональные компьютеры продаются как горячие пирожки, при том что и так имеется едва ли не один компьютер на шесть-девять пользователей, а электронной готовности нет. И, видимо, не будет. Ведь кому она нужна, эта их британская электронная готовность?

* * *

В процессе написания статьи об электронной готовности у автора сломался телефон. Поднятая трубка шипела, хрипела и на разные лады потрескивала, но зуммер издать была не в силах. Дело было в воскресенье, 30 апреля. Ни один из сервисных телефонов, набранных по мобильному, не отвечал. Первого мая, естественно, ситуация была аналогичной. Второго наконец-то отозвалась ремонтная служба Укртелекома: «Скажите ваш номер и подождите». Жду... Мобилка попискивает, с удовольствием глотая недешевые минуты связи со стационарным телефоном. «У вас трубка не была положена на рычаг, потому и отключили. В течение 50 минут включим». Все может быть: либо домашний радиотелефон что-то перемудрил, либо вправду кто-то из домочадцев на кнопку «Отбой» не попал. Тем более что связь появилась спустя каких-то 10 минут. В душе даже зашевелилось сомнение, что-то вроде: «И чего они на нас наезжают? У нас вон как даже монополист работает — 10 минут вместо 50!»

Но на следующий день сомнения исчезли — трубка снова молчала. Очередной звонок в службу ремонта, очередное «скажите и ждите» с последующим слушанием тишины по гривне (или сколько там) в минуту. «У вас неполадки на линии. Будем разбираться». Минут через сорок аппарат ожил. Подумалось, что неположенная трубка, наверное, все-таки не смогла сжечь линию. Но ведь сейчас работает — вот и славно.

Четвертого мая телефон снова молчал. «Скажите, ждите», тишина — и следующая порция информации от госпожи телефонистки: «Вчера у вас был мастер, но ничего не смог сделать, потому что распределительный щиток находится этажом ниже в соседнем крыле дома, а там тамбур закрыт на ключ. Проследите, чтобы сегодня после двух там кто-то был и открыл дверь мастеру». Пи-пи-пи... А почему же тогда телефон работал до самого позднего вечера? Однако на раздумья нет времени. На часах — одиннадцать. Тамбур за железной дверью притаился, словно вражеский дот, и ни на какие звонки реагировать явно не намеревался. Лишь минут за пятнадцать до времени «Ч» приходит бабушка, которую супруге удалось убедить, что когда ей позвонят в дверь, то это будут не бандиты-грабители, а телефонный мастер, который пришел ремонтировать телефон у ее соседей этажом выше. Вернувшись вечером домой, видим у двери уже своего тамбура кучку мусора и длинный фестон телефонного провода, свисающий почти до пола. Конец фестона примотан к линии жизнерадостной синенькой изоляционной лентой. Починили все-таки, соколы наши ненаглядные.

Пятое мая. Телефон по-прежнему молчит. Мобилка, ремонтная служба, знакомые голоса.

— У вас проблемы на линии. Ждите мастера.

— А когда?

— В течение дня.

— Пи-пи-пи...

Выйдя в коридор, можно убедиться, что «на линии» в самом деле «проблемы». Провод уже не свисает петлей, а мирно покоится на земле. Соседский провод, через который, для крепости, перебросили нашу «заплаточку», тоже разорван, и дальний конец его лежит где-то на ступеньках. Вскоре появляется и сосед — что, голубчик, телефона хочется? А не будет. Махнув на все рукой и внутренне смирившись с отсутствием телефона еще на четыре дня (ведь следующие праздники на носу), расходимся из квартиры — потратить целый день на ремонтников просто нет никакой возможности. Возвращаясь, у родной двери наконец-то наталкиваемся на Данилу-мастера, который третий день борется с нашими проблемами. «Вас почему не было дома? Мне даже табуретку некому было подать!» — начинает с атаки. «А вы почему не сказали точное время, когда будете? И что это за ремонт с третьего захода?» — не остаемся в долгу мы. «Я вчера все сделал, но дети оборвали провод», — тоном ниже берет мастер. За те семь лет, которые автор живет в этой квартире, никакие дети провода не обрывали, а старожилы говорят, что не было такого и в течение предыдущих 30 лет. Да и странно как-то, чтобы отодрав кусок телефонного провода, ребятишки тут же бросили его, не найдя лучшего применения. Поэтому версия напрашивается так. Длинный и роскошный фестон провода, оставленного Данилой-мастером, оказался достижимым не только для детей (те и до потолка добрались бы, если бы захотели), но и для симпатичного спаниеля из соседнего крыла. Не говоря уж о кавказской овчарке, живущей этажом выше. Вот кто-то из них и поигрался проводом — просто от полноты собачьих чувств. А потом бросил. «Мышка бежала, хвостиком махнула...» И такая вот е-готовность получилась.