Украинская история: взгляд из-за Днестра и Прута

Профессиональным историкам, как и всем, кто неравнодушен к прошлому Украины, всегда интересен взгляд иностранных авторов на нашу историю. Их трактовки бывают очень интересны, неожиданны, а иногда и поучительны. Красноречивым примером этого может служить «Описание Украины» французского военного инженера и картографа Гийома де Боплана. И таких примеров множество...

Украинская общественность, по крайней мере та ее часть, которая внимательно следит за новейшими публикациями по истории Украины, более-менее хорошо знакома с тем, как сегодня описывают и объясняют, а то и пытаются исказить или приватизировать отдельные события, фигуры или же целые сегменты украинской истории, скажем, в Москве или Варшаве. Показательным в этом контексте является фундаментальный бестселлер Нормана Девиса «Европа. История». Украина здесь упоминается всего несколько раз. В одной из новелл затрагивается действительно уникальный регион – Северная Буковина в сложную эпоху 40-х годов ХХ века. Учитывая многонациональность края и, что особенно важно, крайне многослойное его историческое прошлое, — в котором во всей полноте отражена история приграничья, десятки раз переходившего из «рук в руки»: было оно под боярами и господарями, цесарями и царями, королями и «советами»... Речь здесь идет и об украинцах, которых автор почему-то называет «флегматичными и капустоидными», а появление Красной Армии в Северной Буковине — называет «первым шагом разрушения цивилизации».

Написанное Девисом не только навело на размышления и вынудило искать ответы на ряд вопросов, но и подтолкнуло к штудированию молдавско-румынских учебников: а что и как пишут о нас в Бухаресте и Кишиневе? Тем более что румынские и молдавские историки в последние годы активно сотрудничают и достаточно часто вырабатывают общий, согласованный взгляд и на историческое прошлое, и на свои отношения с соседями, и на свою причастность к продвижению римской цивилизации, потомками которой они себя считают, на восточные просторы и т.д.

Анализ целого ряда учебников, изданных нашими юго-западными соседями, привлекает внимание прежде всего тем, что подавляющее большинство из них имеют название «История румын», а не история Румынии. Даже в Молдове в последнее время изобилуют учебники под названием «История румын». Сказываются процессы, которые происходят в этой республике: определенная часть молдавской общественности уже идентифицирует себя с румынами, а не с Молдовой, и отождествляет себя с их культурой и историей. Учебников, посвященных истории народа, наподобие истории румын, не стоит искать в Украине, Польше, Беларуси, России... По крайней мере автору не попадали в руки учебники по истории украинцев, россиян, поляков или белорусов.

И это не случайность, а концептуальный подход: писать о румынских людях, которые жили и живут не только в государстве Румыния, но и за его пределами и вне его юрисдикции, то есть в пределах этнического ареала, где жили и живут румыны. Вот почему в учебниках и идет речь о румынах, живущих прежде всего в Молдове, а также в Венгрии, Болгарии, а тем более о тех, которые жили или живут на Северной Буковине, Придунавье или Транснистрии, — то есть к востоку от Днестра и даже до Южного Буга, а отчасти и Днепра, и к Подолью. Отсюда и немало сюжетов, четко пересекающихся с историей украинцев. Вот только некоторые из них.

Румынско-молдавская историография много внимания уделяет давним контактам форпоста римской цивилизации — гето-дакской, а позже собственно румынской, валашской (молдавской) — с восточно-славянским миром. С позиции наших соседей этот мир всегда пытался настойчиво и агрессивно продвинуться в западном направлении — за Дунай, за Трояновы валы, на их исконные земли. Отсюда и частые конфликты, противостояния, столкновения двух цивилизационных миров; хотя, справедливости ради, скажу, что не игнорируются сюжеты и о плодотворных взаимообогащающих контактах.

Последнюю мысль иллюстрирует историческая легенда, которую часто приводят авторы учебников: речь идет о встрече валашского воеводы Драгоша с русином Яцко где-то в Днестровско-Карпатском крае, после чего, как утверждается в источниках, и начались первые плодотворные контакты славян, которые расселялись на север по р. Днестр, с валахами, которые двинулись на южные и восточные просторы этого региона, в результате чего и «была ассимилирована значительная часть славян». Вот почему в языке валахов-молдаван появилось множество слов восточнославянского происхождения, и «особенно в терминологии земледельческого инвентаря, ткачества, различных орудий труда, быта и прочего».

Другие сюжеты и новеллы в учебниках о наших взаимоотношениях выписаны в иных интерпретациях, особенно когда речь идет о более поздних временах и о планах царской России или СССР относительно Балкан и т.д. Интересно, что в одной из монографий, принадлежащей перу Иону Константину и посвященной «истории Бессарабии от Сталина до Горбачева», дана ссылка на Николая Гоголя. Исследователь использовал ее для придания большей выразительности и усиления своего мнения о том, что восточные славяне и их государственные образования, а в контексте ХIХ—ХХ веков — это царская Россия и СССР, в своем панславистском экспансионизме на Запад всегда руководствовались формулой, которую наиболее удачно передал наш с вами земляк: «У России нет начала, у России нет конца на всем евразийском пространстве»... И хотя в этом труде прямо об украинцах не говорится, из общего его содержания следует, что и они причастны к продвижению идей российского (советского) мессианства и панславистским посягательствам на румынские территории.

В сознании значительной части румын определенные регионы современной Украины — это, в сущности, их исторические земли, где формировались главные центры румынской культуры и этно- и державотворческая история народа для многих румын — это аксиома, или доказанный исторический факт. К таким землям в первую очередь относится Северная Буковина, о которой румынские историки пишут исключительно как о своей прародине и говорят о ней с ощущением моральной правоты. Поэтому и не удивительно, что и в современных изданиях неоднократно цитируется заявление маршала И.Антонеску, которое он сделал перед журналистами в Черноуцах (Черновцах) летом 1941 года. Оценивая действия своих воинов, которые «освободили этот славный город, отвоевали зеленые пастбища и леса Буковины», маршал сказал: «Здесь все румынское, здесь наша колыбель, где находятся могилы наших господарей — славных воевод, которые заложили фундамент нашего национального богатства».

Известно, что в 1940 году румынская общественность очень болезненно переживала потерю части своей территории — Северной Буковины и Придунавья. Это невероятно сильно задело их национальные чувства. Потому-то определенные круги королевства, особенно праворадикальные, вынашивая планы относительно возвращения «исторически принадлежащих короне земель», с готовностью поддержали нацистскую Германию в ее агрессии против СССР.

Не воспользоваться таким случаем, да еще и под прикрытием армии союзника и в темпе обещанного блицкрига, Антонеску не мог. Мотивация, которую он использовал, отдавая приказ своим воинам, была понятна чуть ли не каждому румыну: верните незаконно аннексированные земли и освободите братьев ваших из «красного рабства». Еще интереснее проследить в учебниках другое: обоснование решения относительно продвижения румынской армии в глубь СССР — за Прут и Днестр и дальше за пределы тех земель, которые они стремились вернуть. Конечно, не последнюю роль в принятии такого решения сыграла Германия, которая и настаивала на дальнейшем участии Румынии в войне, и заманивала сателлитов, обещая лакомый кусок украинских земель. Дело здесь еще и в том, что берлинским аналитикам были хорошо известны мечты своего союзника о «Великой Румынии» и стремление прирастить ее территорию за счет земель Украины, то есть так называемой Транснистрии (Заднестровья).

Накануне войны определенная часть румынских историков на волне господствующих настроений и реваншистских планов много сделала, чтобы найти доказательства для обоснования претензий Румынии на эти земли: о том, что Одесса, Ольвия (Олбия), Белгород-Днестровский (Четатя Албе), Измаил и другие города «учредили и перестроили румыны», знал, наверное, каждый школьник. Но историки пошли еще дальше: они искали и, как им казалось, «находили» доказательства, оправдывающие «Восточный поход», — под Харьков, севернее Азовского моря и вплоть до Дона и Волги...

Особенно настойчиво работал в этом направлении И.И.Нистор. Его труды «Румыны за Днестром», «Транснистринские румыны», «Древность румынских поселений за Днестром» изобиловали мыслями о том, что за этой рекой, — на просторах Украины — простираются исключительно земли румынов, на которое они имеют абсолютное право. В декабре 1941 года в Бухаресте была организована специальная конференция, посвященная «украинской Румынии», на которой, в частности, К.Джиуреску в докладе «Молдавское население в устье Днепра и Буга в ХVІІ—ХVІІІ веках» утверждал: «Под Украиной следует понимать северную территорию с центром в городе Киеве... земли, расположенные к востоку от Днестра, были заселены сотни лет назад румынами, что и дает нам сегодня (декабрь 1941 г. — В.С.) неопровержимое право на эту область». Отсюда и вывод — о праве Румынии «на помощь своим братьям». Здесь имелись в виду молдаване, которые действительно тогда жили, а отчасти живут и теперь в Одесской, Николаевской, Винницкой и других областях Украины.

Но, по-видимому, наиболее красноречивой и откровенной была публикация в газете Viaca («Жизнь») за 4 октября 1942 года. В ней есть и такие строки: «Румынский народ задыхается в своих границах и прилагает все усилия, чтобы сделать вздох. Но, чтобы иметь такую возможность, он должен перенести свои границы под ворота Азии». (?!! — В.С.). Это было «сгоряча» написано именно в канун Сталинградской битвы, после которой многое изменилось: и планы, и тональность, и аргументы...

В послевоенное время в румынской литературе темы «украинской Румынии» практически исчезли. По крайней мере автору такие не встречались, до того времени, как «вождь Карпат» — товарищ Николае Чаушеску — вновь не коснулся темы Великой Румынии, ее величия и самобытности. В 40—80-х годах ХХ ст. уже больше писали об участии Румынии в Антигитлеровской коалиции с августа 1944 г. по май 1945 г.

Однако в последнее десятилетие тема Украины опять «выплыла», и в первую очередь в трудах, посвященных истории Транснистрии. В них ненавязчиво и мягко, однако последовательно проходит мысль, что политика румын в этом регионе была несравнимо мягче, чем в немецкой зоне оккупации; отсюда не депортировали население на принудительные работы в Германию, а гражданская администрация всячески заботилась о развитии этого края и прочее. Для подкрепления этой мысли привлекают, скажем, и известного историка О.Верта: румынские исследователи широко используют записи его дневника, и, в том числе и о том, что в Одессе народ жил более-менее хорошо, а советские войска наступали на Одессу полями, на которых зеленели засеянные румынами озимые... Неудивительно, что недавно переиздан и труд О.Веренко — одного из бывших вождей Транснистрии, — в котором политика румын в этой провинции описана исключительно в «светлых тонах». С ее страниц не следует, что здесь действовала оккупационная власть. Такие же концептуальные подходы находим и в других трудах. Создается впечатление, что часть румынских историков и сегодня не осознает, что они здесь были в роли оккупантов. Метко, на наш взгляд, отреагировал на это молдавский историк В.Стати. В книге «История Молдовы» он пишет, что, начав агрессивную и жестокую политику оккупации и румынизации захваченных территорий, они (румыны) руководствовались указаниями Антонеску. А тот говорил: «Я (Антонеску) выступаю за насильственное выселение всех еврейских элементов из Бессарабии и Буковины... Так же нужно делать и с украинскими элементами... Меня не интересует, войдем мы в историю как варвары или нет... Если нужно, стреляйте из пулеметов».

Именно так они и поступали. Но даже после этого, иронически замечает В. Стати, румыны продолжают утверждать, что их армия «всегда и повсюду «была тепло принята»: и когда в январе 1918 года напала на Молдавскую Демократическую Республику, и когда в том же году подавила восстание венгров, и в Одессе в 1941 году, и под стенами Сталинграда, и в излучине... Дона в 1942—1943 гг. ...Румынская армия всегда и всех спасала — и венгров в 1918 г., и молдаван в 1918—1940, и евреев, цыган, украинцев из Молдовы, Одессы, Транснистрии...»

Тему спасительной миссии румын относительно украинцев можно обнаружить и в других трудах. К примеру, в труде Иона Нистора «Украинская проблема в свете истории» (первое издание — в 1934 г., а второе — в 1997 г.). Труд по-своему очень интересен, хотя бы тем, что автор чуть ли не впервые в румынской историографии попробовал системно осветить тему украинцев в истории румын, охватив ее со времени появления славян на этих просторах и до ХХ века. Здесь есть новеллы и о Киевской Руси, и о продвижении славян на запад, о казачестве, о Хмельницком, Дорошенко, Мазепе. Но при этом — и это важнее всего — о покровительстве и протекторате (защите) украинцев румынами и благосклонности православных славян к Румынии. В подтверждение последнего аргумента приведен документ: «Протест против преднамеренного отлучения одной части Буковины и ее объединения с Польшей», в котором «жители громады Карапчив над Черемошем» протестуют «что есть силы и решительно против намерения отлучить» их от Буковины и православного архиепископа из Черновцов и «объединить» их с Польским государством. «Мы желаем остаться при старой Буковине, которая объединилась с Румынией».

Речь идет о временах, когда после окончания Первой мировой войны (ноябрь 1918 г.) на обломках Австро-Венгерской империи появились новые государства и Польша претендовала на Северную Буковину, против чего решительно протестовали в Бухаресте. Но, оказывается, что и некоторые украинские громады были решительно против поляков-католиков, и румыны это использовали в собственных интересах, прикрываясь вроде бы большим желанием украинцев жить только под властью румын и ничего другого, кроме как «объединения» с румынами, не хотеть.

...Молдавско-румынско-украинские отношения на протяжении веков, конечно, способствовали переплетению наших историй. Вот и Богдан Хмельницкий, пусть и по политическим соображениям, но искал себе невестку, а сыну Тимофею — жену у господаря Молдовы Василия Лупула. Нашел Розанду, и потерял сына... Яркий след в нашей истории оставил и митрополит Петр Могила — сын Симона Могилы, господаря Валахии. Наш философ Мирослав Попович утверждает, что и лауреат Нобелевской премии Илья Мечников «происходил из рода молдавских «Мечников», которые сопровождали вместе с Бантышами Кантемира в Россию и осели под Харьковом, пополнив ряды слободской старшины». Достаточно большой список выходцев с молдавско-румынских просторов, осевших на украинских землях, можно найти и в румынских изданиях. Правда, некоторые из них, поданные к тому же в румынской транскрипции, вызывают вопросы. Хотя, кто знает, возможно, скажем, румынский историк Иоанн Сильвиу Нистор и прав, написав в книге «История румын Транснистрии»: «когда в ХVІ в. образовалась Запорожская Сечь около порогов (водопадов) Днестра (именно так! — В.С.), то эта военно-политическая структура состояла преимущественно из румын, поляков, русских и т.д. Они были названы казаками, что на татарском языке означает «пришлые». Это были беженцы из соседних феодальных государств... Важно привести, — отмечает И.Нистор, — мнения русских (российских) писателей, которые считали, что казацкие формирования были созданы по модели страны Болохив (то есть Валахии. — В.С.), на почве конфедерации городов с руководителями (атаманами), избранными населением». Эту мысль он обосновывает тем, что румыны были массово представлены в наивысших эшелонах казацкой власти, и дает их перечень: «выс­шее звание гетмана (главнокомандующего) имело много румын, начиная с Иона Никоаре Поткоаве, потом это были Ион Григоре Лободе, Самоиле Кишке, Ион Сирку, Трохим Волошанин (Румын), Ион Шерпиле, Тимофей Сгуре, Думитру Хуну и Дениле Апостол...» (с. 120).

Не менее интересной (и в известной степени интригующей) представляется новелла этого же автора и о влиянии валахов-румын на украинскую жизнь после Полтавской битвы, а особенно после Кучук-Карнайджийского мира, когда граница проходила по р. Буг, а румынских поселений здесь было так много, что даже думали создать румынскую автономную провинцию во главе с бывшим князем Молдовы Александром Маврокордатом, а впоследствии вызрела «идея превратить Украину, управляемую Дука-Воде (?!! — В.С.) в «Новую Молдову». Базой для этого частично стал тот факт, что за Днестром «на основании церковных записей и статистических данных численность румын была очень высока: в начале ХХ в. — 650 тыс., в 1917 г. — свыше 800 тыс., а в 1941 г. выросла до 1200000». Поэтому не случайно маршал И.Антонеску хотел собрать на этих просторах «всех, кто сохранил румынский язык и душу и не был скомпрометирован коммунистическими действиями...» И.Нистор пытается убедить читателей и в том, что в Транснистрии и топонимия, и гидронимия преимущественно румынские. К таковым он относит, например, названия рек Тилигул, Ингул и пр.

Только изложенное выше убеждает, что молдавско-румынская историография содержит немало вызовов, адресованных украинским специалистам, а некоторые исторические сюжеты, события и факты, представленные в интерпретации наших соседей, нуждаются во вдумчивом и профессиональном анализе, серьезных научных диалогах, дискуссиях и консультациях. Тем более что поле для них есть. А тем временем, ничего подобного пока не происходит. Хотя оснований для этого более чем достаточно.