Украинизации боятся не граждане, а власть

Если бы мне нужно было охарактеризовать языковую политику постмайданной власти одним словом, то я назвал бы ее осторожной. Кому-то, возможно, введенные квоты на украинский язык в телепрограммах и музыкальных произведениях на радио кажутся радикальной украинизацией, но вспомним, что такие квоты существовали до 2012 г., пока печально известный закон Кивалова–Колесниченко (известный среди его оппонентов как КиКо) позволил почти во всех сферах употреблять русский язык кому, сколько и где захочется. Кроме того, уместно будет сравнить эти два закона о постепенном увеличении употребления украинского языка в отдельных сферах со всеобъемлющей программой декоммунизации, которая предусматривала немедленное переименование десятков населенных пунктов и снесение тысяч памятников. Очевидно, что языковая политика была намного менее радикальной, чем политика памяти.

Откуда эта осторожность относительно языка? Почему постмайданная власть не взялась решительнее преодолевать последствия политики Януковича на восстановление позиций русского языка, хотя осуждала эту политику, когда была в оппозиции?

Собственно, поначалу взялась: одним из первых актов нового парламентского большинства после бегства Януковича в феврале 2014 г. была отмена ненавистного сторонникам украинского языка КиКо. Но немедленное использование этого акта московской пропагандой как "доказательства" преследования русскоязычных граждан Украины, а значит - оправдания их вооруженной "защиты" побудило тогдашнее киевское руководство во главе с А.Турчиновым не только заблокировать постановление об отмене КиКо, но и затормозить объявленную ей на смену инициативу подготовить новый закон о языках. А когда миллионы русскоговорящих встали на защиту Украины от российской агрессии, многие политики согласились с аргументом, что ограничение употребления русского языка было бы неприемлемым даже с моральной точки зрения. А того, что, учитывая агрессию "русского мира", все больше граждан Украины будут стремиться развивать прежде всего украинский язык и культуру, эти политики почему-то не допускали.

Избранный вскоре на президентскую должность П.Порошенко поначалу пытался доказать, что сохранение статуса украинского языка как единственного государственного в обсуждаемом проекте новой Конституции не будет означать ограничения прав русскоязычных граждан, даже не вспоминая, позволит ли сохранение КиКо обеспечить права украиноязычных. А еще он советовал тем и другим учить английский, считая именно его языком наибольших возможностей. Лишь со временем президент начал обращать внимание на неудовлетворительное положение украинского языка в некоторых сферах, а именно - на радио и телевидении, и наконец поддержал законодательные меры для исправления такого положения, что предложили общественные активисты. Однако нового языкового закона, направленного на поддержку употребления государственного языка во всех сферах общественной жизни, Порошенко так и не инициировал. А когда в начале этого года сторонники украинского языка подали на рассмотрение парламента несколько проектов такого закона, президент не высказался в поддержку ни одного из них, поэтому неизвестно, даст ли его фракция нужные для принятия нового закона голоса.

Тем временем социологические опросы свидетельствуют, что большинство граждан Украины ожидают от государства активной поддержки украинского языка вообще и его обязательного употребления в некоторых важных сферах в частности. Я уже писал в ZN.UA, что в феврале 2017 г. задачу "активно вводить украинский язык во всех сферах жизни" более или менее решительно поддержали две трети респондентов - намного больше, кстати, чем необходимость "очистить Украину от символов советского прошлого", являющуюся главным мотивом декоммунизации. Теперь можно обратиться к результатам нового исследования, проведенного КМИС в мае этого года, включив в него ряд вопросов не только об украинизации в общем, но и о конкретных направлениях ее осуществления. Поскольку эти вопросы КМИС уже ставил раньше, можно проанализировать не только текущие отличия между преференциями разных групп населения и для разных общественных сфер, но и изменение этих преференций со временем.

Начну с двух общих вопросов о приоритетах языковой политики. На вопрос о том, какой должна быть первоочередная задача "государственной политики в языковой сфере", 61% респондентов ответили: "Способствовать распространению украинского языка во всех сферах жизни", 20 - "Решить вопрос статуса русского языка", 12% - "Обеспечить реализацию прав национальных меньшинств в языковой сфере". Примечательно, что за неполные три года, минувшие с опроса в сентябре 2014-го, доля сторонников распространения украинского языка выросла аж на 11%, а статус русского упал на 9% (поддержка третьей опции осталась без изменений). Не менее важно, что за первоочередное содействие украинскому языку высказалась четверть тех, кто сами говорят преимущественно на русском, и почти треть жителей Востока и Юга страны, среди которых русскоговорящие составляют преобладающее большинство. Впрочем, более половины респондентов в этих категориях все-таки считают главной проблемой статус русского языка.

На дополнительный вопрос о том, "какой язык государство должно поддерживать прежде всего", 64% респондентов ответили, что украинский, 19 - "все языки в одинаковой мере", 10 - "в каждой части страны язык, который там больше всего употребляют" и лишь 2% - русский (несколько других опций получили мизерную поддержку). В этом случае за поддержку прежде всего украинского языка высказалась почти треть русскоговорящих - в четыре раза больше, чем за первоочередную поддержку русского. То есть альтернативой они большей частью видят равную поддержку всех языков или поддержку в каждом регионе страны языка тамошнего большинства, при которой особое внимание к украинскому языку была бы ограничено западными и центральными регионами. Зато украиноговорящие почти единодушно считают, что во всех регионах следует прежде всего поддерживать государственный язык.

Не следует, однако, торопиться называть эти результаты убедительным свидетельством преобладающей поддержки политики украинизации. Исследователям языковой ситуации в Украине хорошо известно, что граждане совсем не против, чтобы государство распространяло украинский язык, но при этом они традиционно не желали существенно менять собственную языковую практику. Поэтому главный интерес представляют ответы на вопрос, в котором речь шла о взаимодействии государства и граждан, то есть о том, чего опрашиваемые хотят не для страны в общем, а для себя в частности. Именно здесь мы имеем свидетельство большой поддержки реальной украинизации.

На вопрос о том, на каком языке "должна вестись документация в государственных учреждениях в вашем городе" (для сельских респондентов - районе), 68% ответили, что на украинском, 19 - на обоих, 11- "на выбор (на украинском или русском)" и лишь 1% - на русском. То есть даже в преимущественно русскоязычных регионах большинство граждан осознают, что без украинского языка не обойдешься (на Востоке и Юге за использование лишь украинского и употребление обоих языков высказались по 40% респондентов, а за ведение документации только на русском - 2%). Важнее, что это осознание уже распространилось и на устное общение, для которого 59% теперь выбирают украинский язык, 30 - на выбор посетителя, 8 - на выбор работника учреждения и лишь 2% - русский. Конечно, в преимущественно русскоязычных регионах, где около половины респондентов высказались в пользу выбора посетителя, люди могут ожидать, что обычно языком выбора будет русский, но даже там более четверти опрошенных согласилась на украинский. Собственно, в возможности выбирать нет ничего плохого, но если эта возможность будет гарантирована также для тех, кто предпочитает украинский (в чем многие ее защитники очень сомневаются). А в украиноязычных или смешанных регионах подавляющее большинство граждан предпочитают общаться на украинском, поэтому именно его государство должно обеспечить.

Еще более показательны ответы на четкие вопросы о том, "должны ли отвечать на украинском языке гражданам, которые обратились к ним на этом языке", государственные служащие и "работники торговли и сферы услуг" (участков, ныне преимущественно частных). Что касается госслужащих, то в 2017 г. 70% (на 9% больше, чем в 2014-м) ответили: "Да, на всей территории Украины", а еще 15 - "Да, но лишь в тех местностях, где на этом языке говорит большинство". Только 13% поддержали мнение, что чиновники "могут отвечать на языке, на котором им удобнее" (см. таблицу). Даже в восточных и южных регионах более половины респондентов признали общенациональную обязанность чиновников отвечать на государственном языке и менее четверти согласились, что те могут выбирать язык общения с гражданами по своему усмотрению. Мало того, за последние три года радикально выросла поддержка позиции, что уважать языковой выбор граждан должны также предоставляющие услуги. Аж 54% (против 35 в 2014-м) сказали, что те должны отвечать на украинском по всей Украине, и лишь 26% - что так, как удобнее. На востоке и юге страны за обязательность украинского высказались более трети респондентов, что несколько меньше, чем сторонников традиционного "удобства", но вместе с тем вдвое больше, чем было три года назад.

Можно предположить, что отчасти это результат борьбы активного меньшинства за украиноязычное обслуживание в ресторанах и супермаркетах и отголоска этой борьбы в социальных сетях и на других медийных форумах. Но не в меньшей степени, полагаю, динамика ответов респондентов демонстрирует распространение в обществе мнения о том, что в демократическом обществе гражданин должен иметь выбор, а чиновники и предоставляющие услуги должны его уважать. При этом граждане хорошо понимают, что должна быть обеспечена возможность общаться именно на украинском языке, поэтому обязанность на всей территории Украины отвечать на русском поддержали намного меньше респондентов: 31% для госслужащих и 23% для сферы услуг, а еще приблизительно столько же ограничили эту обязанность территориями преобладания русского языка. Подчеркнем, что даже в преимущественно русскоязычных регионах значительно больше людей считают обязательным употребление украинского языка, чем русского, в частности и в сфере торговли и услуг, где пока что чаще приспосабливаются к русскоязычным клиентам, чем к украиноязычным.

Впрочем, в некоторых направлениях языковой политики граждане менее охотно соглашаются на украинизационные усилия государства. На вопрос, "должно ли государство устанавливать требование, чтобы определенная часть вещания на телеканалах и радиостанциях проводилась на украинском языке", лишь 33% респондентов ответили, что оно должно это делать на всех каналах и станциях. Еще треть сказала, что те должны определять язык своих программ самостоятельно, а еще 22% согласились на языковую квоту лишь для государственных вещателей. Хотя поддержка регулирования на этом участке за последние годы несколько возросла (в феврале 2012-го ко всем вещателям его готовые были применить 25% респондентов), ее трудно сравнивать с поддержкой требований к чиновникам и даже к предоставляющим услуги. Можно предположить, что многие из респондентов, положительно относящихся к обеспечению возможности общаться на украинском языке тем, кто этого хочет, вместе с тем возражают против мер, которые, как им кажется, могут ограничить для всех других возможность употреблять привычный русский. Если это предположение справедливо, такие люди порочно понимают назначение языковых квот: на самом деле они имеют целью не лишить права, а сделать их реальными. Во всяком случае очевидно, что власть пока что защищает украинский язык не на тех участках, где эту защиту больше всего поддерживают граждане. Я вполне понимаю важность квот на радио и телевидении, но обращаю внимание также на насущную необходимость гарантировать украиноязычное обслуживание.

Конечно, когда дойдет до конкретных требований и санкций за их несоблюдение, часть нынешних приверженцев украинского языка начнет искать оправдания для своей привычки употреблять преимущественно русский. Но продемонстрированные в этой статье преференции большинства населения позволяют власти проводить довольно решительную политику украинизации. Ключевым элементом этой политики должен стать новый языковый закон, который установит четкие требования к употреблению украинского языка - не только в государственном секторе, но и во всех сферах удовлетворения прав и потребностей граждан. Вместо того чтобы прятать голову в песок от страха перед воображаемым недовольством украинизацией русскоговорящих, власть должна объяснять потребность более сурового регулирования, разграничивая права граждан и обязанность тех, кто эти права обеспечивает. Как видим, это именно то, чего граждане хотят.