Творение и рас-творение истории

История, каковой она видится с философской метапозиции (позиции метафизика), представляется наукой совершенно уникальной. Хотя бы потому, что наука эта родилась и вот уже две с половиной тысячи лет благополучно пребывает без малейшего вспомоществования со стороны философии. В то время как всякое иное знание, для того чтобы стать наукой, требует длительного высиживания в философском «гнезде», каковое она покидает лишь после того как «оперится» собственными методами исследования (A.R.Lacey, 1982). В позапрошлом веке философы спохватились и попытались было наверстать упущенное, в ударном темпе выдавая на-гора всякие «философии истории» («Мне казалось удивительным, — признается Г.Шпет, — как история как эмпирическая и философская проблема вдруг возникает и расцветает именно в ХІХ веке»), но на удивление быстро договорились до логического абсурда «конца истории».

История легко отбила эту запоздалую попытку философского насилия, и «насильник», сменив тактику, принялся усиленно обхаживать независимую и неприступную Клио. Основоположники истмата, например, льстиво заявили, что «в конце концов мы знаем только одну науку — науку истории». А когда Томас Кун в ХХ веке совершил в философии науки настоящую революцию, он все лавры сложил к ногам Музы истории (ибо своим успехом обязан применению сугубо исторического метода).

Теория творения

Из истории философии хорошо известно, что физика, дистанцировавшись от метафизики, вскоре стала для последней образцом и идеалом: оперившийся птенец мог показать отчему любомудрию, обреченному на вечное сидение в гнезде и оттого неспособному к полету, высший пилотаж мышления. Кое в чем ученик превзошел учителя, и потому великий Гегель так стремился «способствовать приближению философии к форме науки, к той цели, достигнув которой она могла бы отказаться от своего имени любви к знанию и быть действительно знанием». Напоминаю эту поучительную историю затем, чтобы обосновать «дерзкую» заявку: наука и философия, пройдя в свое время выучку у истории, могут ныне кое-чему научить учительницу.

На страницах «ЗН» в роли регулярной учительницы выступает доктор исторических наук Наталья Яковенко. Два года назад она озаботила читающую публику проблемой разделения истории на дидактическую и «настоящую» («ЗН», 25.01.2003). «Настоящая история?» — скептически уточнил полгода спустя доктор философских наук Владимир Шкода и категорически ответил: «Не бывает!» («Настоящая история? Не бывает!». «ЗН», 02.08.2003).

Сработал ли иммунитет против философской «заразы» или сказалась какая иная причина, но реплика философа прошла мимо ушей историка, и по прошествии года Н.Яковенко снова, как по чистому, призывает читающую публику (в том числе и философов!) обсудить проблему расщепления истории на дидактическую и настоящую (т.н. «исследовательскую скептическую историографию» — «ЗН», 16.10.2004). Если дискуссия и далее будет идти такими темпами и с таким вниманием к мнениям оппонентов, результатов придется ждать долго…

Недавно на заседании Харьковского философского общества разгорелся спор между двумя философами — оба историки по образованию. Один, доказывая теорию «национального характера общественно-исторического процесса», утверждал, что в Афинах классического периода проживало 20 тысяч лиц, имеющих такие-то и такие-то права. Его оппонент ответствовал: таковых было 200 тысяч. Понятно, что оба историка брали данные не «с потолка»; понятно также, что источники, за которыми историк мог бы следовать с рабским послушанием, отсутствовали. Что же делать? Рецепт профессора истории Н.Яковенко: «Историк должен доказать абсолютно все, на конкретных фактах. И потому он является рабом источника. (…) Того, чего нет в источниках, — не существует в истории, и об этом мы не имеем права говорить». Дескать, найдем в архивах полисисполкома списки избирателей, тогда и поговорим. Ответ профессора философии В.Шкоды: что бы там ни нашли, один будет говорить одно, другой — другое. «Настоящей (единственной. — Е.З.) истории не бывает!»

Смею утверждать: история только такова, и иной быть не может! Причем источники для ее написания требуются ровно в таком объеме и точно в таком количестве, в каковых объеме и количестве они присутствуют на момент создания исторического (употребим модное слово) нарратива. В однозначной определяемости прошлого настоящим и заключается смысл исторической революции в философии науки, которую любомудры предлагают реэкспортировать в историю. Когда мы говорим, что историю творят люди, то это нужно понимать так: деятельность ушедших поколений определяет историю лишь в той мере, в какой мрамор определяет статую. Историю творят пишущие ее историки. Творят «здесь и сейчас», а история эта — настоящая и единственная, каковые «справжність» и единственность специфицируют историческое знание.

Во всякой иной науке исторический метод, примененный Т.Куном, не имеет своим объектом предмет этой науки; здесь историк науки не есть ученый. Но нельзя быть ученым в истории и не быть историком. Если в современном учебнике физики утверждается, например, что Максвелл заложил основы статистической физики, то историк физики расскажет вам, что на самом деле статистика понималась Максвеллом как наука о народонаселении. У физики, выходит, есть две истории — учебная (дидактическая, если использовать терминологию
Н.Яковенко) и настоящая. В истории такое невозможно, поскольку нет двух когнитивных ролей — историка науки и ученого этой науки. В науке истории, где метод исследования (обращение к прошлому) совпадает с объектом исследования (прошлое), есть только историк.

Поэтому историк, задавшийся целью написать назидательную (дидактическую) книгу для юношества — историю, которая не объемом или стилем, но по сути своей отличается от другой, «настоящей» истории — не должен быть… историком. Вряд ли такое возможно. Так, может, не будем требовать невозможного и обратимся с заказом на изготовление «благородных вымыслов» к литературе и фолк-истории? То есть по адресу.

Но если история творится здесь и сейчас, то что происходит с сотворенной ранее и уже существующей здесь и сейчас историей? Процесс, обратный творению, рас-творение. Если раньше «история украинских земель растворялась в истории империй — Романовых и Габсбургов» (С.Махун. «Национальная история — «возрождение» или развитие?», «ЗН», 9.10.2004 г.), то теперь мы должны растворить имперскую историю, что будет первым шагом к историческому творению.

Меня охватывает просто мистический трепет, когда я читаю, что для подсчета потерь в «Битве у рва», ставшей переломной в истории ислама, хватило бы пальцев рук (трое курайшитов и шестеро мусульман) — в то время (sic!) как где-то на севере, западе или востоке сходились в битвах огромные армии великих империй, сражались, побеждали, гибли, не догадываясь, что их история пребывает не с ними, а в окрестностях безвестного оазиса, затерявшегося в песках Аравии. И разве нам, свидетелям независимости Украины и оранжевой революции, не очевидно, что судьба Европы, дважды в прошлом веке ставшей ареной бессмысленного имперского противостояния, на самом деле решалась под Крутами и в повстанческих схронах Галичины?

Практика рас-творения

Моя история относится к великим и трагическим киевским событиям января 1918 года. Сотворенной она была в 1919 году, когда в Харькове в типографии «Печатник» вышла книга «Богдан-Олександр Зарудний. Ілюстрований збірник. Упорядкували С.Зарудний і Г.Михайлич». Потом историю рас-творили, составителей расстреляли, а книгу определили в спецхран.

В учебнике истории Украины, по которому ныне учатся студенты Харьковского университета, интересующие нас события изложены так: «Захватив Киев, войска М.А.Муравьева в течение трех суток осуществляли «красный террор». От их рук погибли 2587 киевлян, в основном офицеров, юнкеров, зажиточных граждан» (В.Семененко и Л.Радченко. История Украины с древнейших времен и до наших дней. — Харьков: Торсинг, 1999).

Среди убитых были члены Центральной Рады Александр Зарудный, Исаак Пугач и Леонард Бочковский. Расстреляли их не потому, что Зарудный имел чин прапорщика царской армии, а Пугач и Бочковский показались убийцам гражданами зажиточными. Их расстреляли за украинство! Но этот исторический факт не только растворялся ранее, но и остается в таком состоянии доныне. «Все эти действия, — обобщают авторы учебника, — нельзя квалифицировать ни как большевистский, ни как националистический террор. Повторялось ожесточение, известное со времен Великой французской буржуазной революции или Гражданской войны в США, когда никакие центры власти не могли сдержать озверевших маргиналов (…)». Такие вот интернациональные, общечеловеческие безобразия.

Ложь! В действительности «интернациональное» ожесточение выглядело совсем по-другому. Очевидец пишет:

«Дочасна трагична смерть
т.т. Зарудного, Пугача і Бочковського є не тільки величезна втрата для партії і для громадянства.

Це не випадкові жертви в боротьбі, про которих можна сказати «ліс валять — тріски летять». Ні, їх розстріл це симптом, це знак, під котрім пройшла и проходить друга революція у Росії і на Україні. (…)

Злочинці є і будуть всюди. Темні маси зостануться темними, коли не боротися з їхньою темнотою. Але тут вина падає на тих, хто ті маси веде і хто розбурхану стихію революції не вводить в певні рямці (…).

Так, зараз маси певні, що війна ведеться «між большевиками і українцями», а тому при перемозі «большевиків» маси починають викоріняти «українців» тими способами, які знають — рушницями, багнетами. І в перші дні влади «Народнього Секретаріата» в Київі поліг не один десяток неповинних в «контр-революції» українців — за вкраїнську розмову, за посвідчення, написане українською мовою (…).

Смерть Зарудного, Пугача, Бочковського така характерна з сього боку — особливо, коли зважити, одну деталь їхнього заарештування, свідком і тільки випадково не об’єктом котрого, довелося бути авторові цих рядків.

Матрос, що робив трус, на слова товаришів «ми члени Центральної Ради» з ненавистю промовив: «а васъ то нам и надо. Все эта Центральна Радa!..» І від цих слів, а головне — від виразу його обличча стало зрозумілим, що станеться щось непоправиме і безглузде… Така тупа ненависть світилась в його очах, так міцно одразу стисла його рука револьвер — що було ясно, для нього — «Центральна Радa» це не «політика», це не ідейно-ворожа сила — а ворог, реальний первісний ворог первісної людини, котрого треба різати, колоти, стріляти, з котрим іншої боротьби не може бути…»

Вас.Еллан. Наслідки… «Боротьба». 23 (10) лютого 1918 р. №1 (Київ).

Что с тех времен изменилось в отношении к украинству? Ничего! С корреспондентом «Известий» откровенничает донецкий идеолог украинофобии; как он сам себя аттестует — «золотой медалист, бывший студент физтеха (отчислен за драку), каратист, старшина танковой роты, шахтер (10 лет подземного стажа), два с половиной высших образования, закончил заочно философский факультет» («Известия», 09.12.2004). Каратист-драчун и физик-философ хорошо знает своих людей: «они считают, что махать ленточками — это несерьезно(…). Но если припрет, то наши люди возьмут не ленточки, а вилы. Я скажу такую вещь: здесь всегда спокойно относились к украинскому языку.(…) Но сейчас, после всего что произошло, отношение к украинскому языку здесь меняется. У большинства людей все эти надписи на украинском начали вызывать просто какое-то физическое отвращение. Это плохой признак, но не мы в этом виноваты». Мы, дескать, толерантны, но народ, а отнюдь не «озверевшие маргиналы», решает иначе. Vox populi — vox dei. Та же схема использовалась и для оправдания киевских убийств января 1918 года.

«Киевская советская власть, штабы революционных войск, отдельные лица из большевистских лидеров — все они решительно заявляют, что никто не давал приказа о расстреле Зарудного и Бочковского. «Сами солдаты расстреляли». Против такого заявления спорить не приходится, ибо действительно «сами солдаты» расстреляли даже многих киевских большевиков. Правда, те, кто ссылается на «самих солдат», прекрасно знают, что помимо официальных приказов существуют еще так называемые «негласные» приказания или… только «советы».

Знают они также и то, что взявшим Киев революционным советским и так называемым «революционным» войскам был отдан приказ, а может быть, не приказ, а только «совет»: «украинских голов не жалеть» (В.Качинский. Памяти Александра Сергеевича Зарудного. «Земля и воля» (Харків). 23 (10) 1918 р. №251).

Последний «совет» вспоминается, когда сравниваешь судьбу А.С.Зарудного с судьбой его родного дяди — тоже Александра Сергеевича. Последний был известнейшим адвокатом, защитником Бейлиса и Шмидта, товарищем министра и министром юстиции во Временном правительстве. Именно ему приписывался июльский приказ об аресте В.Ленина (в действительности это не так). Можно было бы с легкостью спрогнозировать расстрельную судьбу отставного «министра-капиталиста», не умри он своей смертью в 1934 году — за считанные дни до начала массовых репрессий. Но революционное лихолетье А.С.Зарудный пережил! Потому что был русским. Тогда как его племянника-украинца не спасли ни участие в трех революциях, ни царские тюрьмы и ссылки, ни членство в партии социалистов-революционеров (левое крыло), ни даже то, что накануне захвата Киева красными он был арестован своими — за «предательство Украины». Как писал Васыль Еллан, «зайва річ щось пояснювати, зайве росказувати про напрямок думок товаришів, про їхню діяльність, про недавній арешт Зарудного «українцями» — все було б зайвим і непотрібним, бо тут прокинулися звірячі первісні інстинкти…». Тот самый первобытный инстинкт ненависти к украинцам, звериное ксенофобское «физическое отвращение» ко всему украинскому.

В советской империи украинцев не только зверски убивали, но и академически-утонченно растворяли. В моей истории это выглядит следующим образом: вышедший в 1961 году том Украинской советской энциклопедии сообщает всего о двух Зарудных — «российском архитекторе украинского происхождения» Иване Зарудном и «украинском путешественнике» Николае Зарудном. Хотя любой просто советский, т.е. русский, словарь обязательно повествовал и о корифее судебной реформы Сергее Зарудном (отец А.С.Зарудного и дед
Б.-О.Зарудного), и о Самийле Зарудном — генеральном судье Войска Запорожского, и о петровском архитекторе. В четырехтомной Советской энциклопедии истории Украины (!), вышедшей в 1969 году, нет уже ни одного Зарудного. Потому что все они стали русскими — архитекторами, зоологами, правоведами и пр. Рас-творились…

Надо отдать должное России: она творит свою историю; планомерно и целеустремленно. О российском адвокате и министре Временного правительства России А.С.Зарудном, например, изданы монографии, написаны диссертации, о нем — ссылки в Интернете, в том числе и на официальном сайте Прокуратуры РФ.
О члене украинской Центральной Рады Б.-О.Зарудном — «найдено «0» сайтов». Скупые строки в «Довіднику з історії України». И могила на Байковом. Герои украинской истории ждут ее творцов…