Состояние стояния: украинская мечта о лучшей жизни

Странное дело порой: говоришь с человеком — вроде бы он разумный и вменяемый, прислушивается к рациональным аргументам, признает возможность иных точек зрения, но стоит ему оказаться в сообществе друзей, подруг или просто знакомых, как восприятие меняется, суждения высказываются уже с оглядкой на слушающих. Чем больше этот круг, чем больше он включает в себя случайных и чужих людей, тем напыщеннее и примитивнее становится текст. Разговор превращается в спор, а затем и вовсе в монолог. Точка зрения превращается в общественное мнение. Поэтому иногда распечатки текстов митинговых ораторов выглядят бессмысленно, а толпа не может понять академические рассуждения ученых мужей, вещай они хоть с трибуны, хоть с экрана телевизора.

Человек может быть вполне доволен своей личной судьбой, считая ее «нормальной», «более-менее» и т.п., но при этом от имени группы, коллектива или этноса выказывать крайнее недовольство и протест. Например, только 4,5% молодежи до 22 лет станут защищаться, если правительство будет ущемлять их права. С возрастом этот процент только уменьшается. В прошлом году 16% молодежи, по данным Института социологии НАН Украины, хотели выехать из страны. Но именно молодежь стала основой оранжевой революции. Поводом для протестов может быть как гуманистическое сопереживание судьбам других людей, так и простое «обезьянничание» модных общественно-политических «фишек».

Наличие радикальных идей в обществе предполагает, что оно обладает какими-то своими представлениями о лучшей жизни и, в лице конкретных людей, готово прилагать усилия для того, чтобы к этой лучшей жизни продвинуться. То есть существует социальный оптимизм, не такой утонченный, как у отдельно взятого человека, но достаточно масштабный и «долгоиграющий» для того, чтобы о нем говорить.

Что такое социальный оптимизм в нашем, украинском, случае?

Простой ответ — это совокупность социальных ожиданий, которые понемногу выполняются и поэтому порождают стойкую надежду.

Простые ответы, хоть и правильные, но скучные, поэтому давайте поковыряемся в теме чуть поглубже. Каждое общество выдвигает какой-то комплекс положений, которые принимаются большинством его членов. Это так называемые ценности. Их можно оценивать по-разному, но с точки зрения воздействия на общество выделим четыре категории — Истина, Красота, Добро и Благосостояние. Если ценности закрепляются в сознании, то они обнаруживаются и в поведении. В этом случае получаем картину, где и насколько действенно «работают» эти самые четыре категории.

По мнению философа Мирослава Поповича, потеря этих жизненных ценностей украинцами за последнее десятилетие составляет около 80%. Заранее оговорюсь, что, например, Бог как сверхценность — здесь неработающая категория, потому что абсолютная. А, например, Справедливость стоит ниже по рангу, потому что слишком эмоционально окрашена.

Итак, эти категории проявляются в трех нормах — юридической, социальной и психической. Юридическая норма выражена в законах и правилах, писанных на бумаге, коже или пергаменте, вырезанных на камне или медной доске. За нарушение этих правил общество наказывает. Социальная — это то, что одобряется большинством. Это Ее Величество Общественное Мнение. (Хоть «общественное мнение» и среднего рода, но если учесть яркость и способ его проявления, то вы же понимаете…) Психическая — это не вполне норма. Это, строго говоря, границы применяемости юридической и психической норм. Если человек выходит за рамки юридических норм, он рано или поздно становится объектом внимания КРУ и Генпрокуратуры, как это произошло с бывшим руководителем Государственного управления делами господином Бакаем. Если человек оказывается за пределами психической нормы, то общество отказывается его понимать. Сюда можно отнести не только записных душевнобольных, но и политиков, бросающихся на любые выборы с громкими программами при рейтинге популярности в пределах статистической погрешности.

Как можно представить себе счастливое общество? В нем социальная норма должна совпадать с юридической. Законы должны признаваться всеми не на словах, а на деле. В украинской ситуации почти каждый гражданин готов признать справедливым такое положение дел. Но лучше бы — для своего соседа или начальника, считая себя исключением и имея для этого массу аргументов. Потому что в нашей реальной жизни социальная норма значительно шире, чем юридическая. И действия новой власти происходят в очень странном событийном пространстве.

До победы Виктора Ющенко на президентских выборах осуществлялась масса действий, формально запрещенных законом и формально порицаемых обществом. Но на самом деле ни контрабанда, ни взяточничество, ни «телефонное право» не вызывали острого всенародного негодования до тех пор, пока рядовые члены общества тоже могли всем этим пользоваться с небольшой, но все же выгодой для себя. Не наличие у народа каких-то особых духовных мотиваций или гражданского самосознания взорвали ситуацию, а тупой чиновничий беспредел на всех уровнях, начавший игнорировать также и криминальные правила игры. Люди почувствовали персональный дискомфорт, обиделись, и в Украине, сдетонировавшей от заурядной жадности и хамства кучмистов, начали рождаться действительно новые, духовные смыслы.

Теперь общественное мнение действительно начало оперировать моральными аргументами. И предъявляет их не только к «бывшим», но и к новой власти. Однако старые представления о том, что воровать можно (если понемножку и при этом делиться, то все будет нормалек), тоже никуда не делись. Таким образом, социальная норма расползлась, разбухла, как тесто на дрожжах. Напринимать новых законов под эту социальную норму, чтобы растянуть пошире «юридическое одеяло», — дело неперспективное. Меняются только названия, а суть проблем остается прежней.

Украина — наше жизненное пространство. У каждого гражданина есть свои представления о будущем, которые психологи называют напряжением потребности. Это напряжение в идеале порождает стремление к цели — как личное, так и общественное.

Психологическое пространство «Украина» можно разделить на экономическое, эмоциональное, гуманитарное и мотивационное. В экономическом пространстве оптимизм граждан выражается нормальным желанием поменьше работать и побольше зарабатывать. В эмоциональном — чтобы было поменьше неприятных и побольше приятных новостей. В гуманитарном — четко определить врагов и друзей Украины, чтобы знать, против кого завтра будем дружить. Мотивационное пространство связано с ощущением своей сопричастности, необходимости, полезности всему обществу и конкретным людям. Собственно говоря, оно определяет, живет ли человек в состоянии глиста, который «родину не выбирает», или же сознательно включает себя в украинскую политическую нацию, имея обязанности по отношению к Украине и требуя соблюдения своих прав.

С требованием прав у нас традиционно все хорошо. Огромная социальная сфера при полностью изуродованной юридической позволяет считать, что все власти и государства нам много чего должны. А вот мы им — не очень много, даже совсем ничего. То, что собственные убытки можно покрыть только за счет труда, а не ожиданий очередного справедливого перераспределения собственности, понимают только те, кто научился работать и продавать результаты своего труда.

Сейчас принято считать, что произошла оранжевая революция, в результате которой Украина и ее граждане вышли на некий принципиально новый смысловой уровень общественных отношений. Это действительно так. Но не будем забывать, что революция — это, в общем-то, плохое явление, разрушительное, вынужденная крайняя мера.

Французский философ и писатель Альбер Камю сказал, что революция — это включение идеи в исторический опыт. Это попытка смоделировать действие согласно какой-то теории. Но если простой бунт уничтожает людей, то революция уничтожает и людей, и принципы. Не обязательно физически.

Когда взбунтовались гладиаторы Спартака, у них не было никаких принципов, кроме обещания предводителя дать всем «равные права». И войско рабов остановилось перед Римом, дрогнуло. Они не смогли разрушить свое рабское жизненное пространство и поплатились за это.

В день упразднения королевской власти французский Конвент (парламент) заявил, что является собранием философов. Когда свергали «преступный режим Людовика», по свидетельствам очевидцев, зал ликовал так, будто освобождал Францию от самого страшного тирана, когда-либо жившего на свете. Они тоже поплатились за это оптимистическое легкомыслие.

Какое отношение имеют эти два ярких исторических примера к теме социального оптимизма в современной Украине? Во-первых, для большинства украинцев, родившихся в СССР, нынешняя эпоха — постсоветская. Только новое поколение, выросшее в независимой Украине, не разделяет философии восставших рабов, поскольку понятия не имеет, что такое советское рабство. Во-вторых, пафос обличения «преступного режима Кучмы» (как и реабилитации пострадавших от режима) грозил превратиться в буффонаду, если бы власть не начала привлекать бывших высоких госчиновников к ответственности. И то уже слегка запоздала, и не факт, что все успеет.

Несомненно, наше общество обладает высоким индексом социального оптимизма, потому что думы о лучшем будущем на фоне терпеливого пережидания настоящего — важнейшая историческая черта украинской культуры. Но важно попытаться ответить на вопрос — за чей счет общество ожидает улучшения жизни на всех уровнях? Частично ответ прозвучал — за счет компенсаций: от правительства, кучмистов, России, Господа Бога... Счета предъявляются постоянно и небезосновательно.

Но в этой почти платоновской картине справедливого мира (а в идеальном государстве Платона все издержки брали на себя рабы и военнопленные) очень мало говорится о желании личным трудом участвовать в создании личного светлого будущего, а из него уже составлять общественное.

Четверть века назад эксперименты американских психологов разрушили миф о том, что жертва всегда вызывает желание защитить ее. Длительное безвинное оскорбление кого-либо приводит к тому, что жертва кажется менее достойным человеком. Если судьбу мученика нельзя изменить, наблюдатели отмежевываются от него и принижают его значимость. Римский сатирик Ювенал писал по этому поводу: «Римская толпа полагается на фортуну и ненавидит осужденных». История из Ветхого Завета об Иове гласит о том же: друзья Иова, считавшие мир справедливым, думали, что он совершил, вероятно, какой-то ужасный проступок, и осуждали его за это.

Украинцы столетиями наблюдали собственное национальное порабощение и унижение. Некоторые сопротивлялись и погибли, не оставив потомства. Из-за этого значительно ухудшился генофонд. «Оранжевые» события впервые в новейшей истории Украины подняли уровень самоуважения нации с низкой отметки, но совсем не настолько, чтобы это стало основанием для европейской веры в наши силы.

Есть вера в силы Юлии Владимировны, Виктора Андреевича, их соратников и даже вера в силы их врагов. Вера в то, что когда на политическом Олимпе противники начнут рубиться золотыми мечами, то осколки будут сыпаться на нас, нуждающихся. Поэтому дай им Бог побольше драться — глядишь, нам больше перепадет…

Социологические опросы свидетельствуют, что люди высоко ценят понятие справедливости. Но исследования не отвечают на вопрос, чем люди готовы лично пожертвовать для достижения справедливости. Наиболее ярые борцы — это те, кто уже все потерял. Поэтому опять-таки — жаждут сначала компенсации, возможностей размещения ее под проценты, а потом уже труда.

При нынешнем положении дел человек оптимистичен, если видит шанс выжить любой ценой, прокормить и спасти себя и свою семью, залезть по головам соседей к кормушке, к власти и обустроиться в этой жизни лучше других. Публично произнесенное — это звучит очень некрасиво, но если вы будете разговаривать с каждым человеком по отдельности, без свидетелей, то такого рода оптимистов окажется подавляющее большинство. При свидетелях же это большинство будет повторять общие фразы, перекладывая ответственность за свое будущее на первых лиц страны — бывших и нынешних.

Что нужно сделать, дабы исправить эту психологическую деформацию? Сформировать простые и четкие критерии деяний, общественно признаваемых и осуждаемых. Создать массовую убежденность в неотвратимости наказания за преступления. Исключить из законотворчества все словоблудие, позволяющее принимать решения не по закону, а по воле чиновников или других толкователей права. Уйти от процесса воспевания национальной культуры к самой культуре, от процесса ожидания лучшей жизни в саму жизнь. Если сделать это прямо сейчас, то завтрашний день будет наполнен не тоскливым ожиданием кредита, а ощущением того, что он по праву принадлежит нам.