Слоеный пирог нации: режем по живому?

Попытки взглянуть на общество под разными углами неизбежно приводят к пониманию факта, что общество состоит из различных слоев. Еще свежа в памяти классовая теория марксистов о приоритете рабоче-крестьянского союза в социальном, культурном и экономическом развитии общества. От этих приоритетов сегодня остались только знаменитая «мухинская» скульптура рабочего и колхозницы да еще одноименная заставка «Мосфильма». Канул в Лету научный коммунизм, появилось независимое государство Украина, и социальные процессы начали развиваться столь стремительно, что никакая описательная наука за ними не поспевала. Но, к примеру, листая подшивки украинского официоза восьмилетней давности, натыкаешься на привычные марксистские формулировки о необходимости ликвидировать все швы и трещины в монолитном украинском социуме, выковать единую историческую общность украинских людей и закрепить священные приоритеты государственного строительства над низменными поползновениями отдельных социальных групп, пытающихся как-то подло обособиться от предлагаемого великого брэнда. Листаешь теперешние — поменьше, но тоже сквозит…

Тогда существовали одичавшие и полунищие полуколхозники, озлобленные и обманутые неработающие рабочие, а пенсионеры и вовсе выглядели не как социальный слой, а как погребальный саван. При этом Кучма самоуверенно возлагал пятерню на Пересопницкое Евангелие и говорил разные красивые слова, вроде тех, что жить будет еще лучше и еще веселее всем социальным слоям.

Однако общество, к тому времени уже усвоившее, что власть врет, быстренько начинало расслаиваться по-новому, из опыта зная, что чем слаще речи самодержцев, тем меньше будет зарплата. Если вообще будет.

Таким образом, первейшей причиной нового расслоения украинского общества была необходимость людей реально взаимодействовать друг с другом для повышения выживаемости. А во-вторых, каждая социальная прослойка, формировавшаяся по этому правилу, закладывала в процесс формирования взаимозависимость. Иначе невозможно развивать обменные процессы — ни экономические, ни культурные, ни даже личные. В-третьих, каждая прослойка, формируясь, желает устойчивости для того, чтобы в ней могли произойти процессы естественного отбора, выдвижения ситуативных лидеров и формирования стратегии. В-четвертых, для каждой социальной группы должна формироваться общая цель, а это возможно при устойчивом взаимодействии членов этой группы в течение определенного периода.

И, наконец, пятое — главное, что собственно и определяет параметры всякой социальной прослойки. Взаимодействие людей должно быть структурировано таким образом, чтобы каждый член социальной группы выполнял одни и те же сходные функции независимо от того, собираются ли его «одногруппники» вместе (например, на митинг) или нет.

В украинской интерпретации эти общие правила формирования социальных групп выглядят несколько иначе. Вплоть до недавнего времени украинец ощущал, что живет в полуфеодальном государстве, где новейшие технические системы коммуникаций соседствуют со средневековым или крепостным «менеджментом». Причем последнее обстоятельство главнее. Поэтому любая окончательная самоидентификация личности, социальной группы или целой прослойки делала субъекта этого процесса чрезвычайно вычисляемым, а следовательно, и уязвимым.

По умолчанию для украинского социума были и остаются два мощнейших фактора внутренней структуризации, образующей своеобразную систему координат. Первый — это, выражаясь политкорректно, региональный фактор. Иными словами, дружественные племена, населяющие разные земли, сохраняют свои идентификационные параметры настолько долго, насколько им это позволит процесс глобализации. Вечно болезненная тема различий между Востоком и Западом Украины не могла бы возникнуть при наличии и успешном функционировании единого коммуникативного пространства в виде Интернета, видеофонов, трансукраинских магистралей, дешевизны и высокого комфорта пассажирских перевозок. Но главное, как ни парадоксально, — при отсутствии каких-либо специальных мотиваций отдавать предпочтение одному региону перед другим. В Северной Каролине вы встретите точно такой же супермаркет, как в Айдахо; «байеровский» аспирин в Мюнхене ничем не будет отличаться от лондонского и т. п. Поэтому наличие региональных направлений при практическом отсутствии дорог (желания как-то интенсивнее по ним перемещаться) позволяет украинским субэтносам продолжать вариться в собственном соку, развивая свою региональную самобытность, не из-за острого желания отличаться, а просто по факту.

Если посмотреть на карту Украины не с точки зрения сталинского административного деления, можно увидеть на ней некие психологические «земства», и становится понятным, отчего так неуверенно в пятилетие независимости Украины звучали (да и продолжают звучать!) кличи об унитарности государства и его моноэтничности. Налицо была сугубая путаница между терминами «политическая нация» и совокупностью этнопсихологических понятий, понимаемых под словом «нация» вообще.

Вторая естественная составляющая, мотив, движущий людьми в сторону их разделения, — это ресурс. Уточню, что под ресурсом в данном случае следует понимать не только совокупность материальных ценностей или возможностей ими распоряжаться. Это и некая метафизика обладания особым видом энергии. Человеку очень важно удовлетворить свою потребность во внимании, в чувстве принадлежности. И ничто лучше не удерживает человека в рамках какой-либо структуры, включая социальную группу, чем ощущение перспективы роста. То есть при формировании новых социальных прослоек человек в силу обстоятельств может оказаться на периферии этой группы. И возможность продвинуться поближе к ресурсу благодаря личному усердию делает его самым осмысленным ее участником. Фактически сформировавшимся членом будущего гражданского общества.

Перечислим типы украинских ресурсов и активные социальные прослойки, выполняющие правила групповой игры. Заметим также, что социум находится в процессе стремительного переформатирования, и эти группы развиваются и действуют, скорее, по биологическим и психологическим законам, чем по нравственным и политическим.

Во-первых, это прослойка, имеющая в качестве своего личного ресурса возможность перераспределения финансовых и кадровых потоков, непосредственного участия в придворных интригах. То есть мы говорим о Ресурсе Власти. Географическим и в то же время метафизическим центром этой группы является Киев, но такой «киевский человек» физически может находиться в Сумах, Одессе или Улан-Удэ. Важно лишь чувство сопричастности, понимания личных правил поведения и вера в политические и социальные мифы своей группы.

Во-вторых, это «галицкая» социальная группа, базисным ресурсом которой является Национальная Идея. Эта социальная группа выступает как хранитель и оберег непрерывной (с их точки зрения) традиции украинской государственности, а также, что более важно, динамического носителя культурных кодов и смыслов. Причастность граждан к этой социальной группе тоже экстерриториальна и основывается больше на вере, чем знании, а также на нескрываемом чувстве мессианства при отсутствии Мессии.

В-третьих, это «донецкие». Хотя самому региону, как социально-психологическому явлению, не больше ста лет от роду, советская пропагандистская машина превратила уголь в мистическую эмблему, в часть шахтерской демонологии, заставив все остальное население «совка» поверить в стахановскую неутомимость, краснодонскую комсомольскость и мерцаловскую вечнозеленость. Осталось этот образ только мысленно постричь «налысо», и вот мы уже почти уже испугались страшных донецких разбойников образца «ноября 2004-го», которые на самом деле просто хотели по-человечески поесть, попить и поспать. Уголь как ресурс воплощал в себе энергетику, мифологию советских времен, подземность и символизировал постоянно грозящий вырваться в виде пламени заключенный в нем потенциал.

В-четвертых, мы еще имеем возможность наблюдать быстро уходящую в социальное небытие днепропетровскую прослойку. Их ресурсом до недавнего времени оставался лозунг «кадры решают все». То, что эта земля воспитала Брежнева и Кучму, делает людей, осознающих себя членами днепропетровской семьи, держателями неких архетипов. Эта прослойка ценит масштабность, отдает предпочтение стратегии над тактикой, но на 90% своим коллективным сознанием опрокинута в прошлое, в доисторические советские времена, в эпоху былой славы. Попытки возродить этот брэнд в альянсе Ахметова—Пинчука психологически нереалистичны, потому что Пинчук пытается перепозиционировать себя из киевской прослойки прямо в Европу, а Ахметов не может быть признан официальным хранителем украинского архетипа хотя бы из-за фамилии.

Идя по убывающей влияния, мы не можем обойти вниманием и крымскую социальную группу. Налицо географическая самоидентификация, страх перед вытеснением славян коренным населением, вечные ожидания прихода то ли украинских легионеров, то ли русских гуннов. И наряду с этим — понимание курортности как своего уникального и неповторимого ресурса, в котором периодически нуждаются все вышеупомянутые группы.

Это происходит на фоне так называемой «бразилизации» украинского общества, при которой социальное неравенство усиливается не в результате развития капитализма, а как следствие глобализации. Маргинализация значительной части украинского населения происходит не только потому, что некоторые люди действительно нищают и разоряются, но и потому, что появились богатые, очень богатые и несуразно богатые люди, задающие фактом своего существования очень высокую планку бытия. Поэтому традиционные территориальные общности пытаются решить вопросы об осознании индивидуальной и групповой идентичности за счет активного поиска и примыкания к ресурсным группам, являющимся подлинными классами украинского общества. Но эти группы не расположены горизонтально в теле общества, т.е. слоями, как мы привыкли считать. Слои есть, но они вертикальны. Ресурс каждой группы уникален и имеет право быть «наверху». Этот пирог нельзя разрезать, его можно лишь расслоить.

Поскольку место каждого человека в социальной иерархии такой группы будет определяться не государственными структурами, а его личным выполнением неписаных правил игры данной прослойки, то любая попытка регулирования — будь то административно-территориальная реформа или экономическая нейтрализация лидеров группы — приведет к большей сплоченности данной прослойки, но при этом и к изменению системы ценностей. Коллективная самозащита в любых формах станет главным мотивом. Перспектива личностного роста заменится удержанием места в сложившейся иерархии, а главное — произойдет позиционирование по принципу «свой — чужой». Чужими будут все остальные социальные слои, поскольку их проблемы будут осознаваться как отдаленные и гораздо менее болезненные, чем собственные.

Динамика социальных потрясений последних месяцев указывает на серьезную разницу в длине путей, которые проделали народ и его лидеры. Колоссальная энергия самореализации, постепенно превращающаяся в самоорганизацию, масштабна, однако имеет все те же структурные параметры. И вот-вот выдвинет из своих глубин совершенно новых вожаков. Именно вожаков, а не лидеров и политиков, потому что последние, судя по всему, составляют особую социальную прослойку. Она интегрирована в мировое политическое пространство, но подчиняется ситуативным окрикам и советам соседей. Она хранит деньги, в том числе и в западных банках, но зарабатывает их преимущественно на украинских рынках-базарах. Она, эта прослойка, имеет все официальные полномочия делегированной народом власти, но наиболее отчетливо слышит только народную похвалу.

И именно этому социальному слою в ближайшее время предстоит либо столкнуться лицом к лицу с констатацией структурных изменений украинского общества, либо начать его перекраивать по каким-нибудь восточным или западным лекалам. Хотя психологически наиболее правильным решением было бы соотнести себя со своими корнями, своим регионом, языком и взять на себя ответственность за происходящее, получив в ответ чувство благодарности как важнейший показатель правильности своей миссии. В противном случае получится, как и раньше. Несправедливо, по живому и без толку.