«Сибирская язва»: забытая трагедия

За период службы в Вооруженных силах СССР мне не довелось принимать участия в боевых действиях, однако пришлось вплотную соприкасаться с химическим, бактериологическим и ядерным оружием, и не в качестве пассивного наблюдателя, а непосредственно борясь с этим злом.

В июле 1978 г., по приказу командующего Уральским военным округом, я (командир 34-й мотострелковой дивизии) проводил учение с батальоном химической защиты. Основной целью учения было уничтожение артиллерийских снарядов времен Великой Отечественной войны, начиненных боевым отравляющим веществом типа «зарин», «зоман» на Чебаркульском полигоне. К счастью, это мероприятие прошло без негативных последствий.

О своем участии в ликвидации аварии на ЧАЭС я уже писал. А вот о бактериологическом оружии (БО) под названием «Сибирская язва» решил напомнить сейчас, когда терроризм охватывает все больше стран. И только благодаря тому, что террористы в своих акциях используют взрывчатку, а не бакоружие, это не приводит к катастрофам глобального масштаба.

Невидимый убийца

В начале апреля 1979 года в Чкаловском районе города Свердловска (ныне Екатеринбург), где проживало 350 тыс. человек, произошло событие, подобное чернобыльской трагедии, которое взволновало и напугало весь мир.

Это ЧП получило название «Сибирская язва» и явилось биологической катастрофой века, от которой погибло более 300 человек.

Министерство обороны и правительство СССР сделали все возможное, чтобы скрыть эту катастрофу, представив ее естественной вспышкой сибирской язвы среди животных, которая привела к трагической гибели людей. И это им удалось.

Разработкой БО в СССР начали заниматься в тридцатых годах прошлого столетия. Полигоном для испытаний избрали острова Возрождение и Комсомольск в Аральском море. Большую помощь в разработке БО оказали захваченные в Японии в 1945 году архивы отряда 731, который непосредственно занимался изготовлением и испытанием бактериологического оружия.

В Свердловске, Кирове, Подольске и других городах были созданы специальные институты, каждый из которых разрабатывал один из видов микробов-штаммов: Свердловский институт - штамм сибирской язвы, Кировский - чумы, Подольский - туляремии.

По своей разрушительной силе с БО не может сравниться даже ядерное оружие. Если от сброшенных американцами атомных бомб на японские города Хиросиму и Нагасаки погибли 70 и 80 тыс. жителей соответственно, то история помнит, сколько погибло от бубонной чумы в 1348-1349 гг. в Европе.

С древних времен известно, что при долгой и безуспешной осаде крепостей нападающая сторона забрасывала катапультами за крепостные стены трупы своих воинов или животных, умерших от заразных (инфекционных) болезней, тем самым неся заражение и смерть в стан защитников.

Так было в 1347 году при штурме татаро-монголами Генуэзской крепости Кафа (Феодосия), которая в тот период считалась неприступной. Хан приказал забросать ее трупами умерших от чумы солдат. Через несколько дней крепость сдалась на милость победителя, а те, кто остался жив, бежали на кораблях в море. И повсюду, где они высаживались на берег, появлялась чума. К концу 1349 г. чума охватила всю Европу, за полтора-два года погибло более 75 млн. человек. Вот что такое бактериологическое оружие!

Бакинститут в Свердловске был создан в 1946 году на окраине города на площади одного квадратного километра, обнесенной бетонным забором по всему периметру. Он получил открытое наименование «Городок №19» - город в городе, его инфраструктура полностью обеспечивала жизнедеятельность, включая свой ЗАГС, прокуратуру, госпиталь, крематорий для сжигания останков подопытных животных и иные необходимые службы. К городку была подведена отдельная ветка железной дороги. Всю территорию поделили на три охраняемые зоны, жилую зону и производственную, где размещались научные лаборатории, виварий и производственные цеха, а также складскую, расположенную глубоко под землей. Все население городка в целях соблюдения секретности числилось за Пермской областью.

Рядом был расположен такой же по величине и мало отличающийся внешне городок №32, где располагались части 34-й мотострелковой дивизии, командиром которой я был в то время. Городок был поделен на две половины: жилую, там проживали офицеры и прапорщики с семьями, и административную, в которой размещался личный состав в казармах, боевая техника и склады с запасами материальных средств.

В начале апреля 1979 года я находился в командировке в Перми. Неожиданно получил приказ срочно прибыть в Свердловск на совещание к командующему округом к 10.00 3 апреля. Позвонил оперативному дежурному, поинтересовался, что случилось и зачем вызывают?

Дежурный ответил, что в нашем 32-м городке творится что-то непонятное. Массово умирают люди, из округа прибыло много генералов и офицеров, трясут столовую, проверяют все казармы и территорию. Без конца заезжают машины «скорой помощи», очень много заболевших.

Связался по телефону с дивизионным врачом. Он подтвердил смерть 12 человек из числа приписного состава, 43-летней заведующей магазином и прапорщика Ретенева, который стал одним из первых умерших среди жителей городка. Вскрытие по непонятным причинам затягивалось, при этом его внешний вид был таким, будто его кто-то сильно избил.

К 8.00 3 апреля я прибыл в Свердловск и сразу поехал в дивизию. Начальник штаба дивизии положил мне на стол ватманский лист, расчерченный и расписанный с указанием номера по порядку, ФИО, года рождения, адреса, принадлежности к Вооруженным силам, состояния (заболел, умер) и т.д. На тот момент в списке числилось 14 умерших и 25 заболевших, которых увезла скорая помощь.

Со 2 апреля в дивизии начались месячные сборы с солдатами и офицерами запаса, призванными из Свердловской области и города Свердловска, всего 250 человек. Тех, кто прибыл из области, поселили в административной зоне в одной из казарм, свердловчанам разрешили жить дома и каждое утро к 9.00 приходить на занятия.

После ознакомления со списком умерших я приказал начальнику штаба закрыть доступ посторонним в городок, организовать охрану по внешнему и внутреннему периметру, ввести жесткий пропускной (паспортный) режим. Затем к назначенному командующим времени прибыл на совещание в актовый зал окружного Дома офицеров. Помещение было заполнено до отказа, там были собраны все командиры воинских частей гарнизона и руководители оборонных предприятий.

Командующий открыл совещание словами: «В 32-м военном городке массово умирают люди, а командир дивизии мне об этом ничего не докладывает!» Не слушая моих возражений, он продолжил: «Люди умирают. Принимаем все меры к выяснению причины смерти. Все заболевания связаны с болезнью легких, и есть подозрение на работу столовой». В больнице, когда всех заболевших расспрашивали о том, где они были, что делали, где ели - все говорили одно и то же, что были на сборах в 32-м военном городке, питались в офицерской столовой.

Командующий порекомендовал до выяснения причин заболеваний и смертей не есть мясо, не пить молоко, употреблять в пищу консервированные продукты, не целоваться и не здороваться за руку. Обо всех смертельных случаях немедленно докладывать оперативному дежурному округа.

Нетрудно себе представить, какой ураганной проверке подверглись персонал и вся столовая в целом со стороны санитарных служб района, города, области и округа. В первые три дня не осталось ни одной вилки, ложки, тарелки или стакана, всех кухонных принадлежностей, мебели, всех помещений, не говоря уже о туалете, с которых бы не брали смывы. Но палочки сибирской язвы не обнаружили.

Чтобы поддержать настроение у жителей городка, и в первую очередь у персонала столовой, рассеять подозрения, я с заместителями, начальниками служб, а чуть позже и с прибывшими из Москвы эпидемиологами, стали демонстративно питаться в столовой в общем зале. Через неделю столовая заработала в прежнем режиме.

Вернувшись в дивизию, позвонил жене, она работала врачом в интернате, который находился в 800 метрах от городка. Она сказала, что у нее заболели все дети, спавшие в помещениях, окна которых выходили в сторону 32-го военного городка. У всех кашель, температура, головная боль, рвота и у многих понос. Посоветовала мне выполнять все карантинные мероприятия.

На совещании всего офицерского состава (в 12.00) довел до них полученную информацию, заслушал командиров частей, начальников служб о положении дел в частях и в городке в целом. На 16.00 назначил сбор жителей всего городка в клубе. К этому времени вместе с начальником штаба дивизии наметили план действий. Создали оперативную группу под моим руководством. Все намеченные мероприятия оформили приказом по дивизии. Приказ довели под роспись до каждого офицера и прапорщика.

В 18.00 в клубе собрали всех жителей городка (около трех тыс. человек). Меня поразила гробовая тишина при таком скоплении народа, люди были напуганы, и от меня ждали какого-то избавления, чуда… Я довел информацию, полученную от командующего округом, и об изменениях, произошедших за последние сутки. (Больных в городке, которых увезла скорая помощь, было уже 33.)

Далее перечислил, какие меры мы наметили по своевременному выявлению заболевших, их транспортировке в больницу, выявлению детей, оставшихся без родителей, которых увезли в больницу. Указал место сбора таких детей, назвал ответственных за содержание и уход за ними. Попросил всех не запирать двери квартир, окна и форточки не открывать и не обижаться на то, что через каждые 30 минут в квартиру будет заходить офицер с целью выявления больных и вообще для оказания помощи.

Выход в город и возвращение в городок - по паспортам. Внешнюю связь с городом отключили. Все домашние телефоны работали во внутренней сети городка и имели связь только с оперативным дежурным. Указал место для сжигания мяса. Довел рекомендации командующего округом, о чем сказано выше.

Объяснил, что имеющиеся в магазине продукты, такие как сгущенное молоко, консервы, сахар, хлеб, соль, сыры, сливочное масло будут распределяться строго по списку на каждого жителя.

Вопросов мне не задавали. Люди почувствовали, что не остались с бедой один на один, а на меня легла еще большая ответственность как на командира дивизии, как на старшего в городке.

Слухи о массовой смертности среди военных распространялись по городу с быстротой молнии. Распространяли слухи «приписники», их жены, а больше всех партийные власти района, города и области. Эти слухи они формулировали, как сами это себе представляли: «Военные проводили учения, рыли окопы, вскрыли могильники и т.д., в городке вдоль дорог и у подъездов домов валяются неубранные трупы». Даже Б.Ельцин, первый секретарь обкома партии, заявил, что в смертях виновата дивизия. И только после вызова в Москву, где ему указали настоящую причину, давление на нас с его стороны прекратилось.

Смертельные случаи продолжались, но уже за пределами военного городка. Нам был определен семидневный инкубационный период.

Ежедневно три раза в день я обходил всю территорию городка. Одет был как обычно. За мной двигалось отделение солдат в противогазах и химзащитных костюмах. Найденные трупы собак, кошек обливали соляркой и сжигали на месте. Эти обходы продолжались три месяца.

Мероприятия, которые мы наметили и довели до каждого жителя городка, позволили избежать паники в отличие от населения в городе.

За все время борьбы за выживание не было ни одного случая воровства, скандалов и жалоб. Дисциплина среди военнослужащих и жителей городка была на самом высоком уровне. Любые мои распоряжения выполнялись беспрекословно. Без ропота люди сдавали своих собак и кошек на уничтожение. Как потом выяснилось, эта мера была лишней, всего в этот период в Свердловске было уничтожено более четырех тыс. собак.

Офицеры, проживающие в городе, ездили на службу троллейбусом (конечная остановка которого была около городка). Рассказывали, что каждый раз, когда военные садились в троллейбус, где всегда было полно народу, на первой же остановке все гражданские быстро выходили из троллейбуса и дальше они ехали одни. Если на остановке стоял военный, то в троллейбус, кроме него, больше никто не садился. Такая обстановка была характерна для всех мест общественного пользования: в магазинах, на почте, в парикмахерских и т.д.

4 апреля к 10.00 меня вызвали к командующему округом, который находился в соседнем 19-м городке. На КПП меня встретили и сопроводили в третью зону в здание, которое находилось всего в 200 м от дома, в котором я жил.

В комнате, куда меня привели, находились командующий округом и еще трое незнакомых мне мужчин. Один был в гражданском костюме со Звездой Героя Советского Союза и двое военных в белых халатах. Перед ними на большом столе лежали две карты: одна крупномасштабная города Свердловска, вторая «двухсотка», по которой командующий докладывал расположение скотомогильников на территории Свердловской области. На карте города красными кружками обозначены места, где были обнаружены смертельные случаи, а рядом лежал список на 36 человек, то есть это была карта смертности на 4 апреля 1979 г. Герой Советского Союза обратился ко мне, представившись начальником 15-го управления Генерального штаба МО СССР Смирновым. По имеющейся у него информации, на территорию 32-го военного городка постоянно проникают посторонние люди, берут пробы воздуха и снега, залезают на крыши жилых домов.

Я ответил, что живу в 32-м городке, и вот уже третий день, как я закрыл городок, ввел жесткий пропускной режим. Организовал охрану городка по внутреннему и внешнему периметрам. Без моего личного разрешения никого не пропускают. Никаких подозрительных людей в городке не было, никаких проб снега и воздуха не брали, да и на крыши домов попасть нельзя, так как ни у одного здания нет пожарных лестниц. А между городками проходит автомобильная дорога, доступная для всех жителей города.

Один из присутствующих, как я понял, сотрудник КГБ, нагло заявил, что я ничего не знаю. Я резко повернулся к нему и таким же тоном ответил, что я командир дивизии, старший в городке и несу полную ответственность за свои слова и действия.

О случившемся генерал Смирнов доложил министру обороны СССР Д.Устинову, а тот, в свою очередь, проинформировал об этом Л.Брежнева. Однако сведения о массовой гибели военнослужащих в 34-й мотострелковой дивизии в Свердловске на Запад поступили уже на второй день.

4 апреля к 16.00 меня пригласили в райком партии. На заседании шел пересказ слухов. Второй секретарь задала мне вопрос: «Сколько детей пошло в школу и детский сад?». Ее вопрос разозлил меня. Я встал и сказал: «Бросьте задавать глупые вопросы и искать среди нас виновных. Надо принимать меры, снабдить нас лекарствами, продуктами, а не заниматься статистикой». После этого я покинул совещание. Их некомпетентность меня просто возмутила, а в начале мая, когда пошла вторая волна заболеваний и смертей, райком просто разбежался.

Затем «сверху» поступила команда выдать всему личному составу дивизии и жителям городка таблетки тетрациклина и принимать их по три штуки в день. Прислали партию таблеток, однако их оказалось недостаточно. Выдали только офицерам, ходившим по квартирам, и жителям, в семьях которых были заболевшие.

Через день прислали еще партию, хватило всем, до последнего солдата. Но буквально на следующий день поступила команда немедленно отменить прием таблеток. (Тетрациклин - сильный антибиотик, и от интенсивного его употребления в желудке уничтожается флора, но в то же время препарат действует как средство от венерических заболеваний.)

5 апреля прилетел главный санитарный врач МО СССР генерал П.Бургасов с группой офицеров-эпидемиологов.

Группу из пяти человек мы разместили в административной зоне. Прибывшие обошли со мной всю территорию городка, так и не задав ни одного вопроса и не высказав никаких рекомендаций. Сказали только, что я бегу впереди паровоза и все, что необходимо было сделать, уже выполнено. Бургасов так же, как и Смирнов, был в курсе произошедшего.

Единственное, о чем они просили меня и моих подчиненных на протяжении всего периода пребывания, чтобы я заставил офицеров и прапорщиков написать рапорта, где было указано, что их жены покупали мясо с рук на неорганизованных рынках. Я запретил писать эту ложь.

Их задачей, как я понял, было отвести подозрения от 19-го военного городка, скрыть истинную причину гибели людей.

О том, как хоронили первую партию умерших из 15 человек, мне рассказала заведующая военторгом Раиса Петровна Кострюкова. Из морга вынесли заколоченные гробы, без указания фамилий, погрузили на бортовые машины, по списку отобрали родственников, по одному представителю от семьи. Или мать, или отца, или жену. Всех посадили в бортовую машину. Колонну сопровождали автомашина ГАИ и машина милиции. Подвезли к кладбищу, ГАИ и милиция дальше ворот не поехали. Машины с гробами и родственниками подъехали к вырытым могилам. Рядом никого не было. Пожилым людям, в основном женщинам, пришлось самим стаскивать гробы с машин, опускать их в могилы и закапывать.

Люди умирали в основном внезапно. Обычная картина: пришел с работы, самочувствие хорошее, поужинал, взял газету, лег на диван. Резко подскочила температура, вызвали скорую. Часто до больницы не успевали довезти, человек умирал прямо в машине.

Когда брали кровь на анализ еще у живого, присутствия бактерий сибирской язвы не находили. Но как только заболевший умирал и кровь брали уже у мертвого, то обнаруживали палочки сибирской язвы. Об этом мне позже рассказывал полковник Черемис из МО СССР.

В роли прокаженных

В те же дни прибыла группа гражданских эпидемиологов из Министерства здравоохранения СССР. Привезли с собой штамм сибирской язвы и необходимое оборудование для ее определения.

По данным доклада дивизионного врача городская санэпидемстанция не смогла определить, что у заболевших и умерших была палочка сибирской язвы, так как у них не было соответствующего оборудования и штамма.

Первым, кто по внешним признакам при осмотре трупа прапорщика И.Ретенева высказал предположение, что это «сибирская язва», был студент медицинского института.

Одна пожилая сотрудница из группы прибывших эпидемиологов пыталась установить причину заболеваний, ходила со мной по территории городка и задавала вопросы. В каких домах умерли жители, где находится столовая, детсад, есть ли канализационные колодцы, в какую сторону бегут стоки? В какой стороне находится керамический завод? Сам завод находился в километре от городка, только за одну смену там умерло сразу 25 человек. Завод остановился.

Я ответил на все ее вопросы. Нам, жителям городка, и так было ясно, откуда пришла беда. Жены некоторых офицеров работали в 19-м городке и, естественно, они делились информацией со своими мужьями.

Мой предшественник на должности командира дивизии, говоря о соседе, рассказал мне о чрезвычайном происшествии, когда из 19-го городка сбежала белая подопытная крыса. Переполох был страшный. Искали все и всюду. Нашли через сутки под плитой недалеко от одной из казарм в 32-м военном городке.

Все бытовые вопросы я решал с командующим округа по телефону. Они касались обеспечения городка продуктами и лекарствами. Но однажды я поехал в округ сам, предварительно сообщив о своем намерении. Молва о моем приезде распространилась по штабу мгновенно. И, кроме солдата на пропускном пункте и самого командующего, никого не встретил.

Первый вопрос, который мне задал командующий: можно ли со мной здороваться за руку?

- Как хотите. Я не обижусь, - ответил я.

- Зачем приехал?

- Продукты кончаются. Звонил в военторг, они тянут.

Перечислил наименования и объем необходимых продуктов питания.

- Все будет, - заверил генерал. При этом вопросов о положении в дивизии не задавал.

Я спросил разрешения выйти. Повернулся и пошел; оглянувшись назад, увидел, как он быстро побежал в заднюю комнату мыть руки. Я понял, что меня, личный состав дивизии и жителей городка считают заразными (прокаженными).

Как ни странно, причину смертей установил начальник особого отдела дивизии, житель нашего городка. Его заинтересовало, почему умирали только «приписники» и только те, кто проживал в Свердловске. Он сопоставил время, число, место и по списку проверил, в каких группах они числились, к какому времени они прибывали на занятия. Оказалось, что все
12 умерших опоздали на 10-
30 минут к началу занятий. Когда они проходили жилую зону, их накрыла волна зараженного воздуха. Ни одного «приписника» из области среди них не было. Не умер ни один солдат. Под эту волну попала заведующая магазином и прапорщик Ретенев, которые жили в городке.

Таким образом, утечка зараженного воздуха произошла из лаборатории 19-го городка 2 апреля примерно в 9-9.30 утра. О своих соображениях офицер доложил мне и своему начальству.

Каждый день для нас был тревожным ожиданием. Инкубационный период продлевался в зависимости от даты очередной смерти в городе - 7, 14, 28 дней и т.д. В нашем городке пока больше никто не умирал, но заболевших по-прежнему было достаточно. И причиной был страх.

Во второй половине апреля я получил команду подготовить личный состав и жителей городка к проведению вакцинации. Всем должны были сделать прививки от «сибирской язвы». Определили дату и время. Мы подготовили три помещения. Распределили всех по местам проведения. Вакцинация прошла исключительно организованно. Граждане моего возраста помнят, как проходили выборы в органы власти СССР в пятидесятые годы. Голосование начиналось с шести утра, а народ уже заполнял все подходы к участку для голосования. Играл оркестр, из громкоговорителей доносилась веселая музыка, а народ все шел и шел. Вот так же жители городка шли на прививку, но молча - без оркестра и веселой музыки, с суровым выражением лица. К месту процедуры подходили по одному, предварительно оголив плечо. Прививки делали медики из 19-го городка. Один записывал, другой ватой протирал место укола, третий стрелял безыгольным инъектором. Детям и старикам прививки не делали.

Случаи смерти прекратились, возвращались из больниц в городок ранее заболевшие. Как правило, у всех выздоравливающих заболевания были от страха, в основном ОРЗ. Как принято говорить, жизнь постепенно налаживалась.

25 апреля в Свердловск прилетел министр здравоохранения СССР Б.Петровский, но он, как и подобает министру, не стал пачкать ноги, а облетел район бедствия на вертолете.

Заканчивался двадцать восьмой день инкубационного периода, мы уже начинали радоваться. Но тут оперативный дежурный доложил: «Только что позвонили из больницы и сказали, что умер наш прапорщик из ремонтно-восстановительного батальона». Это означало, что инкубационный период продлевается на неопределенное время. Но потом стало известно, что прапорщик умер от прививки. Всего от прививки в Свердловске умерло семь человек.

Зловещий «подарок» 19-го городка

Шесть месяцев мы жили в осаде. К нам никто не приезжал.

Первым посетил нас главком Сухопутных войск И.Павловский с заместителями, они прилетели на вертолете. Потом частым гостем стал первый секретарь Свердловского обкома партии Б.Ельцин, который очень много сделал для дивизии и для Чкаловского района. Вымыли все дома, очистили от хлама, мусора и продезинфицировали все дворы, заасфальтировали улицы, подрезали деревья. В общем, навели порядок в районе.

Ну а теперь о том, что же произошло в апреля 1979 года в Свердловске.

В институте 19-го военного городка было создано новое бактериологическое оружие, замаскированное под сибирскую язву, утечка которого произошла по халатности сотрудников. Какое научное название оно получило, я не знаю. Но оно было:

- наступательным;

- распространялось по воздуху аэрозольным путем;

- избирательным (выбивало в основном боевой состав в возрасте 20-60 лет), как правило, поражало мужчин (из 300 умерших погибли только семь женщин), смертей детей и стариков не наблюдалось;

- смертность 100 %;

- форма болезни - легочная;

- болезнь не распространялась от человека к человеку;

- продолжительность болезни от нескольких часов до полутора-двух суток;

- бактерия огнем не уничтожалась;

- лечению не поддавалась.

После окончания эпидемии все документы, касающиеся вспышки «сибирской язвы», приказали уничтожить.

Офицеры, прапорщики и жители 32-го военного городка мужественно, без ропота пережили все невзгоды данного периода.

В это время рассматривался вопрос о подписании договора ОСВ, поэтому МО, правительство СССР сделали вид, будто ничего подобного не было. А была банальная вспышка заболевания сибирской язвы среди животных. В свидетельствах о смерти на протяжении всего периода эпидемии, в диагнозе о причине смерти ставили ОРЗ, пневмонию, отравление неизвестным ядом, инфаркт и другие заболевания, только не «сибирскую язву» - сохраняли секретность.

Приказом по дивизии за добросовестное отношение к службе я объявил благодарность всему личному составу. Мне же к 7 ноября присвоили звание генерал-майора. Когда меня поздравлял Б.Ельцин, то задал вопрос: «Надеюсь, ты знаешь, за что тебе присвоили звание?».

Со званием Б.Ельцин лукавил. Должность командира дивизии по штату генеральская. К тому времени я уже командовал дивизией полтора года, а в связи со вспышкой «сибирской язвы» моя фамилия стала известна всем разведкам мира. Б.Ельцин к присвоению звания никакого отношения не имел, просто совпало по времени и обстоятельствам.

Через год после этих событий я по команде представил к государственным наградам командиров воинских частей, многих офицеров и прапорщиков, но по непонятным причинам так никто и не был награжден.

После распада СССР все мы оказались в разных государствах. В Украине сейчас проживают четыре моих заместителя: В.Бугара (Полтава), В.Дудин, М.Пухно (Киев), И.Шкурко (Чернигов), Л.Сябро (Обухов), Лебедь и много других офицеров и прапорщиков, о которых я просто не знаю. Каждый из них может много рассказать о тех трагических событиях, так как все они были непосредственными участниками самоотверженной борьбы с «сибирской язвой», борьбы за выживание.

Я много получал писем из Свердловска от жителей 32-го военного городка с просьбой оказать помощь в получении компенсации за ущерб, причиненный здоровью. Дважды сам письменно обращался к президенту России Б.Ельцину. Но каждый раз получал стандартный ответ от начальника химвойск Петрова, что такой эпидемии в Свердловске не было, а была просто вспышка заболевания животных.

В 1992 году был принят закон РФ «Об улучшении пенсионного обеспечения семей граждан, умерших вследствие заболевания сибирской язвой в городе Свердловске в 1979 году». Но ни я, ни один из моих бывших подчиненных, ни один житель городка, которые первыми подверглись атаке этого «бактериологического зверя», под этот закон не попали.

Мой младший сын, курсант общевойскового училища, умер в 1984 году. Перед смертью ему сделали операцию. Оперировал академик А.Возианов, один из лучших урологов СССР. Он мне сказал, что заболевание сына - один случай на миллион.

Какой же вывод напрашивается из этих событий?

Катастрофы, эпидемии, природные катаклизмы были, есть и будут. Так устроен мир. Но какой должна быть реакция тех, кто по долгу службы, работы обязан принимать меры, в первую очередь, для спасения людей, не искать виновных, не отгораживаться от событий, не делать вид, что ничего страшного не произошло, своими действиями и бездействием не сеять панику, сознательно не утаивать истинную причину беды?

Когда произошла утечка бакоружия в Свердловске, в институте 19-го городка уже изготовили вакцину против так называемой сибирской язвы, но ее не применили, чтобы сохранить секретность. Сколько людей удалось бы спасти?

Когда случилась авария на ЧАЭС, президент СССР М.Горбачев, правительство Украины сделали вид, что ничего страшного не произошло. Однако люди помнят все.

Участники борьбы за выживание в период эпидемии «сибирской язвы» и в период ликвидации аварии на ЧАЭС, не щадя своих сил и здоровья, занимались спасением людей. А когда эти аварии локализировали, наступала тишь, благодать и власти забывали о ликвидаторах. Своими действиями унижая, а порой и оскорбляя их, создают вокруг этих событий атмосферу взяточничества, дают возможность проходимцам пользоваться правами и льготами в ущерб тем, кто их действительно заработал.

Я далеко не уверен, что в государствах, где имеется ядерное оружие, на сегодняшний день не занимаются разработкой БО. Правительства этих стран много говорят о запрещении ОМП, заключают различные договоры, соглашения, но по-прежнему поступают сообщения в прессе, что в том, или ином месте умерли военнослужащие. Причина смерти - неизвестна. Или в США письма в конвертах с порошком, от которого погибли люди, вскрывавшие эти конверты.

Речь уже идет о разработке бакоружия на генном уровне, действие которого основано по половому, национальному признаку, по цвету кожи. Нетрудно представить себе что будет, если террористам, которые в данное время используют обыкновенную взрывчатку, попадет в руки БО? И одной или двумя бабками, торгующими семечками на базаре, не ограничится. Коснется всех - и бедных, и богатых, как это уже было в Европе.

И я как непосредственный участник ликвидации последствий двух глобальных катастроф XX века - «сибирской язвы» и взрыва реактора в Чернобыле, - обращаюсь к руководству России, Украины, Беларуси и других стран СНГ:

Наступает 33 годовщина со дня катастрофы в Свердловске в апреле 1979 г. Хочу, чтобы в эти дни вспомнили добрым словом всех мертвых и живых, которые первыми испытали на себе этот кошмар, сообщили миру, с чем может столкнуться человечество.