Поддержать
Детский дом семейного типа (ДДСТ) Васильевых существует уже более 15 лет и считался в Херсоне одним из образцовых. Родители-воспитатели принадлежат к религиозному сообществу. И до недавнего времени у них на воспитании было десять детей в возрасте от 8 до 17,5 лет.
Выехав в начале полномасштабной войны из Херсона, отец-воспитатель Александр Васильев попал в Польшу, где оказался на другой, судебной, войне — за своих детей. Вернуться в Украину Александр смог только после огласки своей истории в Фейсбуке и вмешательства представителей украинской власти. Но двое старших детей до сих пор остаются в Польше.
О том, как удалось выехать из Херсона; об опасностях, которые могут подстерегать украинские приемные семьи за границей; об ошибках, которых не стоит допускать, ZN.UA говорило с отцом-воспитателем ДДСТ, главой Херсонского подразделения ОО «Всеукраинская ассоциация приемных родителей» Александром Васильевым.
— Господин Александр, накануне полномасштабной войны вы неоднократно спрашивали о том, каким образом будет (и будет ли) организована эвакуация ДДСТ, если в вашем городе начнутся активные боевые действия. К кому обращались? И что вам отвечали?
— В первой половине января 2022 года я обращался к Советнику — уполномоченному президента по правам ребенка и детской реабилитации Дарье Герасимчук. Она проводила Zoom-конференцию с приемными и родителями-воспитателями, во время которой я поднял вопрос о том, что было бы неплохо на всякий случай составить планы эвакуации и провести учения. Чтобы родители знали, куда им нужно выезжать. Если ничего не случится, а мы готовы, то это не страшно. Страшно — если наоборот.
Мне сказали, что вопрос справедливый, его нужно рассмотреть, и попросили написать официальное письмо. Я написал несколько. Одновременно я и еще некоторые родители-воспитатели начали писать и в местные органы, потому что понимали, что именно они будут заниматься эвакуацией.
Я также позвонил директору санатория в Яремче, который мог принять до 300 детей. Он сказал, что детей из Херсонской области к ним давно не привозили, поэтому они будут нам рады независимо от ситуации. Если ничего не случится, вернутся.
Каждый из родителей написал по несколько обращений в адрес главы горадминистрации с просьбой провести учения по вывозу детей и размещению в санатории в Яремче. Мы все организовали, не хватало только транспорта. Я просил один автобус.
В последний раз я пришел в службу по делам детей 23 февраля. Мне отказали. И скажу вам, что из Херсона смогли эвакуироваться только два ДДСТ и одна большая опекунская семья. Самостоятельно. Потом, когда уже было страшновато, военные смогли вывезти еще один ДДСТ.
— Вам отказали письменно?
— Устно. Никакого письменного ответа не было.
— Когда в Херсоне начались боевые действия? Что было с вами?
— Где-то за месяц до начала войны я начал разговаривать с детьми и готовить их. Показывал им в YouTube,например, как нужно оказывать первую медпомощь. Мы смотрели, обсуждали, играли. За неделю до начала боевых действий дети сложили вещи по списку. В ночь на 24 февраля у меня были собраны самые необходимые документы на детей (за исключением двоих).
24 февраля в 5:12 мне позвонил сын, который жил в Одессе, и сказал, что услышал старт ракет. Я разбудил жену. Она не поверила и пошла готовить завтрак. Честно говоря, ни на что больше она тогда способна не была, занемела. У жены больная мама, и выехать она не могла.
Я разбудил детей. Сказал, чтобы собирались. Дети думали, что отец снова затеял какую-то игру-учения. Около семи часов утра, когда мы уже загружали микроавтобус, в Чернобаевку, неподалеку от нас, прилетели ракеты. Грохнуло, и всем окончательно стало все понятно. Все быстро собрались. Со мной было девять детей. Старший мальчик остался с мамой.
— Куда поехали?
— Как и запланировали, в Яремчу. Около Херсонского аэродрома я увидел большую насыпь, которой раньше не было. И понял, что военные готовились. Это меня воодушевило.
Где-то в 12 дня мне сказали по телефону, что в Херсоне уже идут бои.
По дороге было много заторов. Мы спали в машине и в Яремчу приехали уже на следующий день. Я поселил детей в санатории, сам поселился вблизи, и несколько дней мы там жили.
— Как вас приняли?
— Нормально. Но местность не казалась мне достаточно безопасной. Было тревожно. И 2 марта утром мы выехали. Я не знал, куда еду. Но думал, что нужно выехать за границу.
— За все это время и когда уже ехали к границе вы связывались с херсонской службой по делам детей?
— Нет. Она была недееспособной. Чем они могли помочь? Сказать: «Держитесь»?
— Но вы сообщили, что выезжаете за границу?
— Я пытался связаться со службой. Начальница не брала трубку.
Перед польской границей мне звонили какие-то организации по линии церкви, приглашали. Дали мне также телефон частной организации Siemacha. Она расположена недалеко от границы, в 200 километрах. Поэтому мы ее и выбрали. Думал, остановимся ненадолго. Немецкая организация «Мост жизни» построила в Херсоне более 100 домов для ДДСТ, в том числе и наш. Я надеялся попасть к ним. Но надо было пару недель подождать.
3 марта мы пересекли границу. А 4-го в два часа ночи уже были на территории Siemacha. Встретили нас очень хорошо. Основатель сказал: «Брат, мы за Украину. Это твой дом. Мы все для вас сделаем».
Я был растроган. Нам выделили небольшой домик из четырех комнат. Нас все устраивало.
— Что случилось потом?
— Мы жили там два месяца, и все было нормально. Частная организация Siemacha занимается внеклассным развитием детей. Это что-то типа нашего интерната, но небольшого, — там жили 14 детей, отобранных у родителей решением суда, и воспитатели. Организация имеет очень крутую материальную базу. 10 гектаров земли, 3D-кинотеатр, бассейн, конно-спортивная база, очень хороший стадион, куча разных занятий — все, что нужно детям для развития. Им нравилось.
— Ваша жена со старшим сыном в это время оставались в Херсоне?
— Да. Мама жены начала выздоравливать. Но над домом летели ракеты, теща испугалась, упала и сломала руку. Ситуация в Херсоне ухудшалась. Уже нельзя было купить продукты. Я уговаривал их выезжать. Наконец они согласились. Мы нашли перевозчика, который за плату довез их до Одессы. Дальше поездом до Львова. Оттуда на автобусе в Польшу. Я встретил их ночью и привез в организацию.
А через день меня позвал исполнительный директор и сказал, что они берут десятого ребенка, но моя жена и теща здесь жить не могут. Это меня вогнало в ступор. Как так? Мы же семья. Дети соскучились по маме, и их жизнь только начала входить, если можно так сказать, в более-менее нормальную колею.
Через несколько дней нас снова позвали, уже с переводчиком. И сказали, что я остаюсь с детьми, а мама и бабушка должны покинуть территорию. Мы решили выезжать вместе. Но не получилось...
— Чем мотивировали?
— Тем, что о приезде мамы и бабушки я не предупредил. Я действительно не говорил, когда они приедут, потому что не знал, получится ли и когда именно. Но накануне запланированной даты выезда я попросил отдельную комнату для тещи. С поломанной рукой ей было бы тяжело находиться вместе с детьми.
Здесь есть предыстория. Старшей из детей Ангелине — 17,5 лет. Стоит на учете в психиатрическом диспансере. В последнее время, еще в Херсоне, ей ничего не хотелось, особенно учиться, постоянно куда-то тянуло. 12 побегов из школы, постоянные разборки с полицией. В общем, ходячая проблема. Но у нас никогда и мысли не возникало расставаться с детьми из-за таких «мелочей». Жили с надеждой, что ребенок это перерастет.
За два дня до приезда нашей мамы, старшего сына и тещи из оккупированного Херсона девушка потеряла сознание и попала в больницу. Ее оставили там, чтобы провести обследование.
Приехала мама, и мы пошли в больницу. Ангелина выбежала навстречу, обнимала ее. А на следующий день уже к нам не вышла, не хотела видеть. Мы были потрясены. Потом Ангелина нам рассказала, что без моего ведома к ней приходил директор организации. Сказал, что анализ крови подтвердил: в детстве на нее оказывали психологическое и физическое давление, и она должна все рассказать, потому что, по его мнению, потеря сознания связана с приездом мамы. Ну и ребенок рассказал. Все, что было, и чего не было...
Вечером меня позвали в кабинет директора. Жену не пустили. Там был исполнительный директор, двое полицейских и переводчик. Полицейские предложили нам на выбор — или наручники и тюрьму, или, после письменной передачи опекунства над детьми организации, высылку до конца следствия о жестоком обращении с ребенком. Будто бы дети пожаловались, что в Украине их привязывали к батарее.
Так мы выехали с одной войны и попали на другую.
— Что было дальше?
— Я был вынужден подписать согласие на проведение следствия и временную передачу опекунства. У детей была истерика, особенно у младших.
Мы выехали. Но мне не дали ни одного документа. И я вдруг страшно испугался: что на самом деле происходит, что может произойти с детьми? Сообщил о ситуации в Минсоцполитики, написал Советнику — уполномоченному президента по правам ребенка, дозвонился к бывшей начальнице службы по делам детей (нынешняя не отвечала). Потом поехал в областную полицию и написал заявление о похищении детей. Там полдня разбирались, потом сказали, что это не похищение, все законно, есть постановление, и у них такая процедура. Я немного успокоился.
В то время, когда мы выехали, основатель собрал на двухчасовой разговор директора, преподавательницу и детей. Дети этот разговор записали на телефон. Преимущественно он сводился к тому, что если детей обижали, то они должны об этом рассказать. Но основатель настойчиво, несколько раз на разный лад спрашивал детей, знает ли отец, почему Ангелина потеряла сознание. Аж пока один из них не сказал: «Так что ей отец что-то подсыпал?».
На следующий день дети рассказали, что к ним приезжал генконсул Украины из Кракова. И основатель рассказывал ему, какой я неблагодарный. Этот разговор дети тоже записали.
— В Польше вы встали на консульский учет?
— Нет. И это моя ошибка. Однажды я приехал в консульство. Там была огромная очередь, и я не достоялся. А потом нас закрутило — то одно, то другое. Я все откладывал это, не придавал большого значения. Теперь знаю, что ставить детей на консульский учет нужно, несмотря на очереди в консульстве.
— Как развивались события?
— Дети остались в организации. Их возили на допросы, спрашивали, что плохого было в семье. Мы жили отдельно. Потом был суд. На котором директор организации рассказывала, что кто-то слышал, как я кричал в доме. Кто-то видел, как я заставил ребенка доесть суп, как держал кого-то из детей за ворот, как бегал за кем-то из детей и моя шея при этом была красной. Но у меня в ноге вместо сустава имплант, я бегать не могу.
Когда мне дали слово, я сказал, что у нас в стране заведено — если на стол ставят первое, второе и десерт, то сначала едят первое. Но я ребенка не заставлял, а предложил сначала съесть суп. И так по каждому эпизоду.
Потом судья спросил, привязывал ли я в Украине детей к батарее. И я ответил, что, исполняя обязанности отца-воспитателя, руководствуюсь законодательством Украины, которое адаптировано к европейским нормам и запрещает применять физическое и психологическое давление на детей. Что родители-воспитатели проходят обучение, отбор, переобучение, тренинги, медицинские осмотры. Нас регулярно посещает служба по делам детей. Есть социальное сопровождение, психолог. Составляется годовой отчет о содержании и воспитании детей. Что Украина — не дикая страна, а часть Европы, и здесь живут преимущественно цивилизованные люди. У нас есть законодательство, в котором четко написано: воспитание детей не должно сопровождаться ни психологическими, ни физическими притеснениями. И если такое происходит, то ребенок может сообщить об этом классному руководителю, любому учителю, школьному психологу, директору школы, работникам службы по делам детей, социальному работнику, полиции, друзьям. И кому угодно на улице...
Судья спросил, есть ли мне куда забрать детей. Забрать детей было некуда. Я, жена и теща жили в комнате коммунальной квартиры. Но я сказал, что найду жилье.
После суда адвокат предупредил, что даже если суд признает меня невиновным, то организация может подать на апелляцию, кассацию, и все это абсолютно законно может продолжаться более трех лет.
Тогда я начал описывать историю в Фейсбуке, писать представителям украинской власти. А они мне отвечали, что ни у кого нет полномочий.
Согласно полномочиям, херсонская служба по делам детей должна была выехать за границу и забрать детей. Но служба ведь недееспособна. Социальные выплаты перевели в Кировоградскую область, а службу — нет. Я просил, чтобы полномочия дали любой области.
Шли 45-е сутки нашего расставания с детьми. Жена была в отчаянии. У Ангелины начались истерики, она резала себе шею, руки и присылала нам фото. Еще один 14-летний мальчик стал плохо себя вести, начал пить и курить. Другие дети записывали видеообращения, просили, чтобы я их забрал. Двое детей убежали. Ко мне приезжала полиция, искала их. Дети же пошли в сторону Украины. Вечером их задержала полиция. А я написал письмо президенту Зеленскому с просьбой вмешаться в ситуацию и помочь нам.
— Вы уже в Украине. Как удалось решить проблему?
— В Украине на меня собрали кучу характеристик и перевели на польский язык. Вместе с заявлением я вез все это в суд. На полдороге мне позвонили из Минсоцполитики и сказали, что сейчас я получу решение о том, что могу забрать восьмерых детей. Так и произошло. Прямо из суда я поехал за детьми. Увидев мою машину, они с криками выбежали навстречу. Вышли воспитатели, вызвали полицию. Пока я обнимался с детьми, приехала полиция. Я показал им постановление и мне отдали детей. Директор очень долго разговаривала с кем-то по телефону, потом передала телефонную трубку мне. Это оказалась вице-консул. Она попросила меня назвать приблизительное время, когда мы будем на границе. Сказала, что мне пришлют адрес, где я должен находиться, и письмо для предъявления на границе. По пути меня все время переспрашивали по телефону, где я нахожусь. Польскую и украинскую границы я прошел за 24 минуты.
Приехал в Ивано-Франковскую область, как было назначено. Уже по дороге мне позвонили из местной службы по делам детей. Но там нам было тесновато. Поэтому спустя некоторое время мы переехали в Черновицкую область. Проблема с жильем у нас пока что не решена.
Жена осталась в Польше, потому что там есть еще двое наших детей. Когда мы приехали за детьми, 14-летний мальчик, увидев нас, спрятался. Самая старшая тоже сначала спряталась, а потом пришла к нам, обнималась и плакала. Мы просили ее больше не причинять себе вред, объясняли, что такое поведение приведет ее в психбольницу. Дали контакты людей, которые помогут ей, если захочет вернуться в семью. Надеемся, что сможем их вернуть. Но это уже зависит не от нас.
Хочу сказать, что война когда-то закончится. У нас будет много сирот, к этому нужно готовиться уже сейчас. Изменить законодательство, чтобы детей с Востока могли брать в свою семью родители из других областей. Нужно повысить статус приемных семей не только болтовней и грамотами.
***
«За тем, что происходило с ДДСТ Васильевых в Польше, мы следили по сообщениям в Фейсбуке отца-воспитателя Александра Васильева, — комментирует глава правления «Украинской сети за права ребенка», программный директор «СОС. Детские городки Украина» Дарья Касьянова. — Пытались найти для него адвоката, который говорил бы по-польски и украински и знал бы законодательство обеих стран. Мы собрали характеристики на семью. Они свидетельствовали, что никаких претензий к родителям о жестоком обращении с детьми не было. Ситуация разрешилась благодаря вмешательству украинского консульства и переговорам между министерствами Украины и Польши.
О ситуации в целом. Во-первых, это не первый и не единственный случай. Могу предположить, что подобное если не трафик, то по крайней мере свидетельство особого интереса к украинским детям со стороны некоторых недобросовестных частных организаций. Это касается не только Польши, но и Испании, Италии.
Во-вторых, война стала катализатором проблем, в том числе необходимых изменений в отношении семейных форм воспитания. Еще до войны нужно было определить их сильные и слабые стороны, проанализировать, почему они перестали развиваться. Надеюсь, на это хватит возможностей и ресурсов.
В-третьих, Украина стала кандидатом в члены Евросоюза. Ей придется гармонизировать свое законодательство, в частности и в сфере защиты прав ребенка. Это и семейные суды, и требования к родителям, их обучению, и многое другое. После войны детей, которые будут нуждаться в устройстве в семье, станет больше».
«Ребенку нужна семья» — это общий проект медийщиков Украины и «Української мережі за права дитини». Вместе мы рассказываем о приемных и опекунских семьях, семьях усыновителей, детских домах семейного типа, интернатных заведениях, которые после начала полномасштабной войны должны были спасаться из-под обстрелов в Западной Украине и за границей, приспосабливаясь к условиям жизни в эвакуации. Эти истории помогут создать дорожную карту действий на поприще защиты прав ребенка и поддержки семьи в Украине после победы.
Материал публикуется в рамках реализации проекта ІСАР «Единение»: «Развитие адвокатского потенциала Общественного союза «Української мережі за права дитини» в формировании государственной политики в сфере защиты прав ребенка и поддержки семьи».
Архив материалов медиакампании «Ребенку нужна семья» здесь.
Другие материалы Аллы Котляр читайте по ссылке.
Следить в Телеграмме
Войти с помощью Facebook
Войти с помощью Twitter
Войти с помощью Google