Раздражение

"Казалось, все эти люди уже не в силах соблюдать безупречную социальную иерархию, которой они так гордились до обеда".

Жан-Поль Сартр. "Тошнота"

"Смотрю и с ужасом замечаю, как во мне поднимается волна раздражения", - с похожих фраз начинались диалоги прошлой субботы для многих людей.

Для многих трагическая дата появления Небесной Сотни была поводом озвучить свое, прежде невыразимое состояние души. Для других - получить статистически значимое подтверждение своим ощущениям. Ощущениям растущей ненужности и несостоятельности, о которых они говорили во множественном числе, как о состоянии граждан всей страны.

И на этом согласие в условном диалоге заканчивалось. Заканчивалось на раздражении.

Настроения масс всегда лежат вне сферы рационального. Но это вовсе не означает, что в сфере бессмысленного.

Популярная политическая терминология обязана быть примитивной до глупости, чтобы соответствовать когнитивным способностям самых широких масс. То есть быть понятной даже самым несложным (в смысле - перманентно нетрезвым) избирателем.

Поэтому политическая лексика по определению всегда глупее и малоэфективнее для объяснения глобальных процессов в обществе, чем коллективное бессознательное самого общества. Но СМИ, особенно ТВ, не работают с коллективным бессознательным. Хотя тщеславно считают, что да. Они имеют дело с шелухой явлений, как с более материальным и прибыльным фактором.

Поэтому на уровне ток-шоу любой чиновник средней руки, если он не идиот и не совсем жлоб, а нанял хороших райтеров, с бумажки или без ответит на вопли негодования достаточно ровно. И будет при этом считать, что его логические аргументы а) оказывают умиротворяющее влияние на волны народного гнева, б) он лично находится в той бухте, куда эти волны не достанут, если что.

Увы, цунами высотой с многоэтажку этот чиновник видел только в кино, и там все спаслись, а логические плацебо успокаивают только его начальство, и то ненадолго. У них уже подтопление идет полным ходом.

Эти явления расходятся совершенно разными курсами - построение властью современных, евроинтегрированных симулякров успеха и растущее раздражение народа этим поведением.

О традиционно самоубийственном поведении власти написано уже достаточно. Это просто какие-то политические "киты". Я лишь отмечу растущую неуклюжесть именно ее устных комментариев. Неуклюжесть, сбивчивость, срыв на эмоции и переход на личности. Такое вербальное поведение возникает не потому, что у ответчика нет ответов по причине скудоумия. (Глупцы вообще не парятся, а всегда бодры и довольны, вне зависимости от того, верят им или нет.) А потому, что существующие правдивые ответы высший чиновник не в состоянии озвучить без значительного ущерба для репутации, состояния, а то и здоровья. Он зависим от своих бизнес-картеля, партии, фракции (что, в общем-то, одно и то же), спонсоров, кураторов, кредиторов и т.д. Зависим гораздо больше, чем от граждан Украины. Потому что когда власть формировалась, то в своде законов она прописала за четверть века множество полезных для себя механизмов. Страхующих их преступное, с моральной точки зрения, поведение. А с точки зрения закона - "ты докажи сначала!" Ну, вот тут и все.

История трехлетней давности показала, что можно достаточно долго издеваться над разумом людей. Но над их коллективным бессознательным - нет. Как только люди почувствуют, что затронуто их нечто священное, пусть и не всегда односложно выразимое, их не остановить. Ведь три года назад общей осознанной мотивации, плана действий, лидерства и руководства у Майдана не существовало. Пока преступная наглость предыдущей власти не разбудила у людей чувство собственного достоинства.

Не анализируя ошибки и потери трех лет (об этом также написано достаточно), отмечу, что чувство собственного достоинства никуда не делось, оно заняло свое место в системе ключевых национальных ценностей. Оно заполнило любопытную лакуну, в которой раньше находились стеснительность, застенчивость и стыдливость социально открытого поведения, культивировавшиеся в украинцах десятилетиями, а то и дольше, и выдававшиеся за их исконные добродетели. Поскольку это материально поощрялось, то вырабатывался стойкий рефлекс выученной беспомощности, казавшийся разным оккупантам доминантным и необратимым.

Майдан требовал от своей новой власти прямоты и честности в коммуникации. И первые месяцы ее представители просто под ноги стелились, лишь бы доказать свое соответствие. Затем произошло общеизвестное - растущий прессинг в отношении добровольцев и волонтерского движения, натравливание коллаборантской их части на остальных. Подчеркивание лоялистскими СМИ деструктивных и криминальных тенденций постмайданной самоорганизации и демотивация остальных через различные "общественные советы" и прочие новообразованные мультяшные структуры.

А вот чувство собственного достоинства осталось, оно к этим манипуляциям оказалось совершенно глухо.

Здесь уместно отметить вот еще какой фактор. Украинцы хронически не доверяют никакой власти. Ни навязанной, ни оккупационной, ни своей. То есть ими же самими и избранной. После короткого периода совершенно неоправданного полурелигиозного обожания они переходят к яростной критике за "несбычу мечт". Но пока не затронуты архетипы, диссидентство не превращается в восстание. (Я сознательно не употребляю слово "революция", ибо оно по определению подразумевает завершенный и, главное, фиксированный поворот на 180 градусов не только в политической демагогии и базовых ценностях, но и во всей системе государственного управления - образовании, культуре, экономике, системах национальной безопасности.)

Почему украинцам свойственно было постоянно становиться жертвами предательства и обмана? Пожалуй, все из-за той же добросердечности и навязанного пацифизма, гендерного дисбаланса, при котором решительные мужчины истреблялись и истребляются с завидным постоянством. Эта эпоха отношений закончилась, хотя бы потому (если уж говорить о дисбалансе), что разъяренные женщины, как известно, вовсе не утихомириваются с помощью стилистически правильно выстроенных фраз, сказанных посторонними. Ну, а их мужчинам уже после этого как-то неудобно вести себя иначе. Ибо тут весь национальный фольклор сразу обретает вес кухонной качалки.

Фаза массового раздражения общества пока имеет мало общего с ненавистью трехлетней давности. Хотя околополитические игроки пытаются таким образом капитализировать ставки и наполнить бюджеты за счет оппозиции. Они не хотят или не способны понять, что при такой симптоматике вызывают не меньшее раздражение у общества, которое чувствует, что его пробуют обмануть все те же жулики, просто в других боевых раскрасках.

Но раздражение, даже в самой острой его фазе - это симптом реактивного психоза. При нем, когда исчезает раздражитель, исчезает и симптом. Задача оппозиции - связать раздражитель с конкретными личностями и представить их устранение (пока политическое) единственно возможным условием снятия раздражения.

Но, как бывает в частности с дерматитами - раздражениями кожи, заболевание может иметь аутоиммунную природу. То есть само общество (если мы дальше используем метафору организма) длительное время выращивает тех, кто это общество готов разрушать (по разным соображениям) - от "ватников" до "титушек" (аутоагрессивных клонов киллерных клеток Москвы). И поскольку эти клетки организма живут рядом со здоровыми, то воспаление начинается на этом уровне.

Но сознание перебрасывает ответственность наружу. Это называется "внешний локус контроля". Иначе нужно признать часть своей вины за происходящее и принять часть ответственности. Провести радикальную силовую санацию-очистку, а не только косметическими средствами политических заявлений.

Несоответствие внутренним требованиям побуждает к выполнению определенных действий. Если эти действия по каким-либо причинам не могут быть совершены, появляется раздражение. То есть требование радикального изменения общества при минимуме любого вида ущерба лично для себя является достаточно типичным раздражителем, даже не требующим особой персонализации.

У нас есть сочетание двух факторов раздражительности. Первое - ситуативная реакция на бездарную коммуникацию власти с обществом, от чего общество небезосновательно начинает подозревать власть в самом нехорошем. Тут, разумеется, набегает много помощников по конспирологии, как наших, так и зарубежных. Второе - личностные черты, то, что уже говорилось о хронически инакомыслящем украинском обществе.

Есть болезненные точки в душе народа, которые надо было бы, говоря языком психологии, "проработать". Но для множества людей жизнь в травме бессознательно повышает их самооценку и придает жизни смысл сопротивления. Когда-то, в прошлые века, этим успешно занималась церковь, особенно ее катакомбные версии. Но сегодня люди будут стоять в многочасовых очередях к обломкам костей или к рисованным доскам охотнее, чем за это же время сообща чистить снег и лед на тротуарах, чтобы пожилые люди не ломали себе кости. Да и зачем вообще чистить снег, если он и так белый?

Критически важная тема, регулирующая степень существующего раздражения, - это уровень компетентности той части общества, которая является уже политической нацией, способной противостоять одновременно и махровой реакции, и левацкому радикализму, Вандее и робеспьерам с маратами одновременно. Но это означает, что политическая нация должна одновременно совместить в себе консерватизм и революционность, да еще и взять на себя ответственность.

А это, братцы, хунта, как ни крути. Только еще и раздраженная.