«Пропащая сила», или почему не состоялось украинское Rissorgimento

Если задаться вопросом, когда же действительно потерпела поражение Украинская революция 1917—1921 годов, то получить однозначный, аргументированный ответ очень трудно. Историческая память нации часто страдает болезнью избирательности, выделяя события знаковые, замалчивая (сознательно или бессознательно) неприятные страницы. Среди важнейших достижений Украинской Центральной Рады, а затем и провозглашенной 20 ноября 1917 года Украинской Народной Республики называют четыре Универсала, которые «проложили путь к независимости». Между тем широкой общественности сегодня не очень известны решения отечественных государственных мужей, которые сыграли в 1917 году роль детонатора и уничтожили завоеванное ранее, а затем направили поезд под названием «независимость» в небытие на долгие годы.

Ровно 90 лет назад, в июле—сентябре 1917 года произошли события, сделавшие неотвратимым крах УЦР. 16 июля был опубликован II Универсал. Он стал шагом назад по сравнению с его первой редакцией от 23 июня того же года.

…Сразу же после свержения царского режима революционные события в Украине развивались практически по общероссийской схеме — жесткое противостояние Временного правительства и Советов рабочих и крестьянских депутатов (где доминировали меньшевики и эсеры, а большевики были пока что в меньшинстве). В Украине эти силы, антагонистические на общероссийском уровне, придерживались выраженной шовинистической позиции, хотя ради политической конъюнктуры советы какое-то время скрывали украинофобские настроения.

Но двоевластие совсем недолго сохранялось на политической карте Украины. Уже весной 1917 года в Украине появилась третья сила, которая широко репрезентовала интересы украинцев перед Временным правительст­вом. 17 марта была образована Централь­ная Рада, а 27 марта ее возглавил историк Михаил Грушевский, возвратившийся из ссылки.

Во время общего подъема революционных настроений среди населения во всей бывшей империи наибольшую поддержку народа имели партии социалистического направления — эсеры и меньшевики. Риторика антисоциалистической направленности воспринималась в массах как контрреволюционная. У правых сил было маргинальное положение, и даже конституционные демократы (записанные советскими историками в правый лагерь) позиционировали себя как революционная партия.

В Украине все левые партии (украинские, российские, еврейские и польские) в качестве первоочередной задачи выдвигали решение социальных воп­росов. Украинские левые, выступая за национально-культурную автономию, дальше этого требования не шли, будучи, в лучшем случае, умеренными федералистами. Свои действия их лидеры (Миха­ил Грушевский, Владимир Винниченко, Симон Петлюра) пытались согласовывать с представителями левых партий национальных меньшинств. Интересно, что последние всегда враждебно относились даже к куцей автономии Украины и априори не могли быть союзниками в деле построения независимого государства. Так, неукраинцы составляли только до 20% населения Украины, но у них в составе УЦР было 30% представителей (вот такая толерантность!) Деятели Рады опасались обвинений в национализме и зафиксировали эти квоты во II Универсале.

Но самое «интересное» то, что юридические основы украинской власти, изложенные в этом документе, являются фиксацией трехдневных переговоров между делегацией Временного правительства и УЦР 11—13 июля 1917 года. Они прошли сквозь сито и в Петербурге, где Времен­ное правительство 15 июля издало иезуитскую «Временную инструкцию», которая стала насмешкой над прошлыми достижениями украинцев. «В соответствии с ней Генеральный Секретариат признавался исполнительным органом Временного правительства, а не Центральной Рады. Она имела право подавать только предложения относительно его личного состава, который окончательно утверждался в Петрограде», — пишет Ярослав Грицак в «Нарисі історії України». Любопытно, что действия вождей УЦР (Грушевский и Винниченко были просто в телячьем вос­торге от «победы») попали под остракизм не только радикалов наподобие Михновского или Донцова, но и подавляющего большинства украинцев, которые видели разложение правительства «демократической» России, его беспомощность в решении малейших вопросов, особенно связанных с продолжением войны «до победного конца».

Как же развивались события накануне принятия II Универсала? 11 июля в Киев приехали Михаил Терещенко, Ираклий Церетели и тогдашний министр обороны Алек­сандр Керенский (с фронта). Исидор Нагаевский в «Історії Ук­раїнської держави двадцятого сто­ліття», опираясь на воспомина­ния Владимира Кедровского, пишет о ходе переговоров: «...во время совещаний в Киеве фактически победителем вышел Петроград. Его министры приехали как побежденные искать понимания, а уехали как победители, взяв обязательства от Ц.Рады отказаться от нынешнего своего национального, революционного пути политики, который давал им большую моральную и фактическую силу, и стать на путь переговоров, компромиссов и соглашательства («Ук­раина обоих берегов Днеп­ра»? — С.М.), что уже не могло вдохновлять украинские массы на борьбу».

Единственное достижение УЦР — согласие Временного правительства на украинизацию ряда военных частей — абсолютно нивелировалось полным отказом от провозглашения национально-культурной автономии. И все же этот порыв народных масс понемногу сходит на нет. И крестьяне, а особенно национальные военные части, которые были серьезной силой (на Втором Всеукраинс­ком съезде, проходившем в июне 1917 года, 1,5 тысячи делегатов представляли 1,7 млн. человек!), уже разуверились в дееспособности украинского правительства.

Уточнение позиций Петрограда и Киева продолжалось долгие недели, и наконец 17 августа из российской столицы поступила телеграмма с «Временной инструкцией для Генерального Секретариата Временного правления в Украине». Власть украинского правительства распространялась только на Волынскую, Киевскую, Подольскую, Полтавскую и Черниговскую губернии (без нескольких северных уездов). Широкий массив этнических украинских земель (Екатеринославщина, Северная Таврия, Восточ­ная Кубань, часть Воронежчины, Донщины) оставался под юрисдикцией Петрограда. А наши государственные мужи еще месяц боролись за кресла в Секретариате (количество секретариатов-министерств сократилось с четырнадцати до семи). Чрезвычайно интересным был пункт о том, что Временное правление будет пересылать свои распоряжения прямо в местные органы власти, лишь уведомляя (постфактум) Генеральный Секретариат... Толь­ко 16 сентября этот мертворожденный орган, после серии взаимных обвинений партийных лидеров и громких отставок, начал работать. «За это время экономический кризис и общий развал хозяйственной жизни в стране значительно углубились, а поэтому возросло и недовольство широких масс всеми структурами, символизирующими в глазах простого человека власть», — отметил Юрий Павленко в «Нарисі історії Києва». Как видим, «властью» Генеральный Секретариат не был де-факто. Поэтому неудивительно, что и большевистский переворот застал Киев врасплох.

«Силой обстоятельств Украина фактически вышла из состава России... Центральной Раде оставалось только соответствующим актом зафиксировать это состояние», — пишет в присущей ему соглашательской манере Владимир Винниченко, вспоминая о принятии III Универсала 20 ноября 1917 года. Напомним, что в Петрограде уже 13 дней при власти находились большевики. Идей­ный антагонист Винниченко Дмитрий Донцов очень тонко разоблачает эту, если можно так выразиться, позицию: «Но она (УЦР — С.М.) этого не сделала. Она и тут испугалась «взять власть в свои руки», она и тут уверяла в своем Третьем Универсале, что Украина не хочет отделяться от России. Единст­венное, что было позитивного в этом Универ­сале, — это провозглашение Украины Народной Респуб­ликой, но в федеративной связи с несуществующей Россией». Наиболее интересным было «решение», или скорее «нерешение» вопроса мира — и здесь Централь­ная Ра­да заняла странную позицию, отстраненно призы­вая «граждан Ук­раины... стоять твердо на своих позициях как на фронте, так и в тылу».

Украинская власть в течение 1917 года практически каждым своим шагом пыталась копировать решения российских социалистических партий, не стала по-настоящему независимой силой, шла в хвосте революционного процесса, постоянно пряча голову в песок, как страус.

«Центральная Рада пользовалась успехом до тех пор, пока играла роль агитационного клуба, который подстрекал массы к первоочередной работе революции, к разрушению, и пока она не решалась выступать с намерениями осчастливить Украину социалистическими экспериментами. Когда это время истекло, роль Рады как самостоятельного фактора закончилась... Рада не поняла императивных постулатов национальной политики, а ее прекраснодушие и безразличие ко всему, что было важнейшим аксессуаром государственной свободы (армия, государственное принуждение, иерархия), осудили ее на импотенцию», — писал Дмитрий Донцов в 1921 году в «Підставах нашої політики». С таким точным «диагнозом» трудно не согласиться.